Битвы Третьего рейха. Воспоминания высших чинов генералитета нацистской Германии - Бэзил Лиддел Харт

Тем не менее было бы интересно узнать, действительно ли греческая кампания имела такой неявный и непредвиденный эффект. Наиболее очевидное свидетельство в пользу такого утверждения заключается в том, что первоначально Гитлер определил сроком завершения подготовки к вторжению в Россию 15 мая. В конце марта его перенесли примерно на месяц, а потом была установлена точная дата начала военных действий – 22 июня. Фельдмаршал фон Рундштедт рассказывал мне, что процесс подготовки его группы армий был в значительной мере затруднен из-за позднего прибытия танковых дивизий, участвовавших в балканской кампании, что и послужило основной причиной задержки, усугубленной погодой.

Фельдмаршал фон Клейст, командир танковых подразделений Рундштедта, высказался кратко и недвусмысленно: «Это правда, что силы, использованные на Балканах, были не очень велики в сравнении с нашей суммарной мощью, однако доля танков в них была существенна. Основная масса танков, поступивших под мое командование перед вторжением в Россию для использования против русских, прибыла в Южную Польшу с Балкан. Техника требовала ремонта, а люди нуждались в отдыхе. Нельзя забывать, что многие танки во время балканского наступления продвинулись в южном направлении до самого Пелопоннеса, после чего вернулись обратно».

Взгляды фельдмаршала фон Рундштедта и фон Клейста, естественно, были обусловлены степенью зависимости наступления на вверенном им участке фронта от возвращения танковых дивизий. Мне удалось выяснить, что другие генералы не уделяли столь серьезного внимания эффекту балканской кампании. Они подчеркивали, что главная роль в наступлении на Россию принадлежала группе армий «Центр» под командованием фельдмаршала Бока, сконцентрированных в Северной Польше. Успех кампании напрямую зависел в первую очередь именно от их действий. Некоторое уменьшение сил армий Рундштедта, учитывая второстепенную роль его группы армий, не имело существенного значения, потому что и русские войска было нелегко перебросить. Это даже могло удержать Гитлера от решения во время второго этапа наступления перенести основную тяжесть удара на южное направление. А именно оно, как мы убедимся позже, явилось причиной роковой задержки и лишило немцев шансов добраться до Москвы раньше, чем наступит зима. Вторжение не зависело от подхода танковых дивизий с Балкан для укрепления группы армий Рундштедта. Достаточно ли высохла земля после периода весенних дождей – вот в чем вопрос. Генерал Гальдер, к примеру, утверждал, что подходящие погодные условия сложились именно тогда, когда и было начато наступление.

Воспоминания генералов, однако, не могут являться основанием для однозначного вывода о том, как бы развивалась ситуация, если бы не существовало некоторых трудностей, связанных с балканской кампанией. Просто когда предварительная дата была по этой причине перенесена, никто и мысли не допускал, что можно все-таки начать наступление раньше, чем прибудут ожидаемые дивизии.

Но не греческая кампания явилась причиной задержки. Гитлер заранее считался с такой возможностью, запланировав балканскую операцию на 1941 год, то есть непосредственно перед вторжением в Россию. Главной причиной перемены даты начала наступления стал государственный переворот в Югославии, происшедший 27 марта, когда генерал Симович и его союзники сбросили прежнее правительство, незадолго до этого подписавшее пакт со странами Оси. Гитлер пришел в такую сильную ярость, получив неприятные новости, что в тот же день решил нанести массированный удар по Югославии. Потребовавшиеся для этого силы, как наземные, так и воздушные, превосходили участвовавшие в греческой кампании. Это и вынудило Гитлера принять воистину судьбоносное решение о переносе срока начала войны с Россией.

Опасение, а вовсе не факт высадки англичан в Греции, подсказало Гитлеру мысль об оккупации Греции, а исход подтолкнул к дальнейшим событиям. Однако даже оккупация не удержала тогдашнее правительство Югославии от соглашения с Гитлером. С другой стороны, она вполне могла спровоцировать действия Симовича, свергнувшего правительство страны и бросившего вызов Гитлеру.

Импульс к вторжению в Россию

На следующей стадии своего исследования я постарался вместе с генералами пролить свет на вопрос: почему все-таки Гитлер решился на вторжение в Россию. Свет, надо признать, оказался довольно тусклым. Известно, что основные положения плана будущей кампании он обдумывал еще с июля 1940 года. Представляется весьма любопытным тот очевидный факт, что немецкие генералы довольно смутно представляли причины, побудившие Гитлера сделать шаг, решивший их судьбы, так же как и судьбы миллионов людей. Некоторые высшие немецкие военачальники высказывали опасения, когда им сообщили о решении фюрера, но информацию они получили скудную и слишком поздно. Гитлер прозорливо держал своих генералов в «изолированных водонепроницаемых отсеках» – каждому становилось известно только то, что фюрер считал необходимым для выполнения конкретной задачи. Каждый пребывал в своей «клетке» и видел то, что находится прямо перед ним.

Но все в один голос говорили одно: самым упорным противником вторжения и первым человеком, настаивавшим на его прекращении, был Рундштедт. Поэтому мне было чрезвычайно интересно услышать его мнение. Рундштедт сказал: «Гитлер настаивал, что мы должны нанести удар раньше, чем Россия наберет слишком большую силу и нападет первой, к чему она постоянно готовится. Он снабжал нас информацией о том, что русские тоже планируют начать наступление на нас, и тоже летом 1941 года. Лично мне это казалось крайне сомнительным. Между прочим, когда мы пересекли границу, то не обнаружили никаких признаков готовящегося наступления. Те генералы, которые опасались возможности удара со стороны русских, перестали думать о такой возможности, убедившись, что, пока мы воевали на западе, русские вели себя совершенно спокойно. А ведь момент для наступления был идеальным – у нас были связаны руки. Я считал, что наилучшим выходом для нас является усиленная охрана границы. Пусть бы русские нападали первыми, если, конечно, у них было такое намерение. Таким образом можно было выяснить планы русских с гораздо меньшим риском, не вторгаясь для этого в Россию».

Я поинтересовался, какие еще причины заставили его усомниться в вероятности нападения русских. Он ответил: «Во-первых, наше наступление совершенно очевидно стало для русских внезапным. На моем участке фронта отсутствовали какие бы то ни было признаки готовящегося наступления, хотя, продвинувшись дальше, мы все-таки обнаружили некоторые. 25 дивизий у них располагалось в венгерском секторе. Они были обращены в сторону границы. Я ожидал, что эти дивизии повернут и нанесут удар по моему правому флангу. Вместо этого они отступили. Из этого я сделал вывод, что они не были готовы к наступательным операциям, а следовательно, русское командование не планировало наступления, по крайней мере в ближайшее время».