Секта. Роман на запретную тему - Алексей Колышевский

Конечно же, Бокий был развратником в том смысле, который принято вкладывать в это слово обыкновенными людьми, лишенными понимания бисексуальности и группового блуда как неотъемлемых частей сатанинского ритуала. На фундаменте своего разврата, или, если угодно, масонских сексуальных обрядов, в двадцать первом году Бокий создал «Дачную коммуну» – по сути, клубный публичный дом «для своих».

Каждую неделю в большой подмосковный дом Бокия, обнесенный высоким забором – надежной защитой от любопытных глаз, – съезжались «гости». Семейные пары чекистов и аппаратчиков, новая советская интеллигенция и самые обычные проститутки, всего человек тридцать – тридцать пять. В их числе постоянно находился и Юровский. В доме было оборудовано масонское капище, украшенное, как и положено, статуей Бафомета, но в отличие от строгих стандартов, принятых у демонопоклонников всего мира, туловище статуи представляло собой обнаженный торс мужчины с огромным вздыбленным пенисом. Перед началом оргии все участники с почтением целовали статую как раз в это самое место, распевали енохианские гимны и под них предавались свальному блуду, в котором принимали участие жена и обе дочери Бокия, не достигшие еще совершеннолетия. После «официальной» оргии начинались импровизации: людей мазали нечистотами и обваливали в перьях, «в шутку» хоронили заживо, подвешивали за ноги к потолку и… Нет, невозможно описывать эти мерзости. Кому интересно, пусть почитает старика де Сада, у него хорошо получалось рисовать разврат словами.

…Вот такое существо постучало в дверь кабинета Якова Юровского и получило приглашение войти.

Бокий застал своего приятеля за разбором бумаг: на столе высились кипы документов, газет, каких-то бланков, сейф был открыт, и Юровский, по одной доставая из него то отдельные бумаги, то ведомости, то еще что-то, им подобное, бегло просматривал документ и сразу принимал решение о его дальнейшей судьбе: или бросал на пол, или клал на стол в одну из стопок.

– Привет, Яша! Решил вычистить авгиевы конюшни?

Юровский хмыкнул:

– Навроде того, Глебка. Борюсь с бюрократией в одиночку.

– Это правильно. Бюрократия не пролетарское дело и вредит делу революции.

– Тут еще кое-что. Не хочу захламлять архивы, понимаешь…

Бокий взял с его стола пачку папирос, закурил:

– Ты себе место в истории выбил, как говорит Ильич, «архиважное», ха-ха-ха. Шлепнуть царя – и за тобой особая страница в революции.

Юровский добрался наконец до верхнего отделения сейфа, закрытого на отдельный замок, открыл прямоугольную дверцу и увидел тетрадь, похищенную им в подвале Ипатьевского дома:

– О! Кстати! У меня есть очень любопытный документец! Представь себе, сия тетрадка была мною лично позаимствована у дохлого самодержца Великия и Малыя и Белыя Руси из кармана! Вот уж натурально артефакт, тут ничего не скажешь. Я пробовал читать – видимо, какие-то гойские молитвы, может, даже Распутин, сволочь, лично накорябал. Хочешь глянуть?

Бокий несколько раз сильно затянулся, бросил недокуренную папиросу в фарфоровую пепельницу и протянул руку:

– Позволь-ка! Это интересно!

Приняв от Юровского тетрадку, он открыл ее, пробежал глазами несколько слов, едва заметно вздрогнул. На лбу его выступила чуть заметная испарина. Впрочем, все это укрылось от внимания Юровского, который продолжал заниматься своим делом. Бокий с деланым равнодушием положил тетрадь на край стола и вытянул из пачки еще одну папиросу. Поговорили о делах, обсудили последнюю сводку с фронта, выпили по две кружки чаю, и Бокий, сославшись на неотложное дело, засобирался к себе:

– А! Кстати! Если тебе не очень нужна эта тетрадка, уступи ее мне ненадолго. Вдруг там какой-то шифр, так пусть мои пинкертоны поломают голову. Людей надо загружать работой, Яша, иначе они все поголовно станут морфинистами.

Юровский в ответ махнул рукой:

– Да забирай насовсем! У меня такого хлама, сам видишь, я-то думал, что Ники прячет в кармане карту острова сокровищ или, на худой конец, политическое завещание, а тут, – он презрительно фыркнул, – какой-то молитвенник.

– Спасибо, Яша. Жду тебя непременно в субботу. Не опаздывай.

– Само собой, Глебочка. Привезу таких кралей, что все ахнут. И если бы ты знал, как хочется вместо курицы или зайца заколоть на алтаре какую-нибудь продажную девку!

– Подумаю над этим. До скорого.

– До скорого свидания, Шемхамфораш!

…Бокий сразу понял, что попало к нему в руки. Он не знал и не мог знать о существовании обманных тетрадей, поэтому отнесся к документу со всей серьезностью. Предание об Авеле, русском пророке, предсказавшем судьбу престола, было известно лишь нескольким масонам в России, в число которых входил и он, чекист Глеб Бокий. Считалось, что пророчество – это ключ к точному знанию судьбы страны, и теперь, когда тетрадь нашлась столь явным, беспрепятственным способом, Бокий увидел в этом волю божества, которому он верно служил всю свою сознательную жизнь.

«И будут многие убиты, а дети их прокляты, и сократится число душ живых столь значительно, что более половины русских будут истреблены горным бесом. А бес тот рукой сух, и по сухой руке узнавать его станут и отмечать. Воздвигнут ему храмы и дворцы, превознесут выше Спасителя, и кровью зальет он Русь так, что еще сотню лет после не народится столько, сколь убил он, черт сухорукий, аспид кровавый… Первый же Диавол, кто Божью власть на Руси сокрушит, будет после смерти своей лежать поверх земли в особом склепе до тех пор, пока не похоронят его. До тех пор власть бесовская бичевать Русь продолжит, доколе Диавола не сожгут и прах его не развеют над морем, от России далеким».

Бокий вчитывался в каждое слово; положив рядом лист бумаги, он принялся делать выписки и так увлекся, что не вставал из-за стола около суток. Его интерес к некоему документу не укрылся от соглядатаев-доносчиков. Сталин еще с девятнадцатого года следил за Бокием, сеть его личных информаторов работала во всех структурах молодой власти, и в первую очередь, конечно же, в ВЧК. Дядя Джо вообще никому не доверял, а уж чекистам в первую очередь. Сталин был человеком удивительным, обладал системным мышлением и, прекрасно зная историю, отличнейшим образом знал: ничто не ново под луной. Все повторяется, и гвардия, весь восемнадцатый век решавшая судьбу русского престола, преемницу которой он видел в Чрезвычайной комиссии, может стать как волной, которая выбросит его, Иосифа Джугашвили, на твердую землю, так и девятым валом, который утопит его, не дав осуществиться планам по захвату власти после смерти Ленина.

Понимая исключительную важность попавшего к нему документа, Бокий не хранил тетрадь в рабочем кабинете. Он прятал ее в тайнике, в своей квартире. Тайник, который он считал абсолютно надежным, был вскрыт в отсутствие дома членов семьи, а страницы тетради тщательно сфотографированы.

Сталин после ознакомления со снимками заинтересовался историей Авеля и, убедившись на многочисленных примерах в правоте слов монаха, через некоторое время сменил больного и выжившего из ума Ильича на посту генсека, став, по сути, новым российским самодержцем. В тридцать седьмом году он лично подписал указ о расстреле бывшего чекиста Бокия и полной конфискации всего имущества, включая архив, до последней бумажки. Так тетрадь Авеля досталась Сталину.

…За несколько суток до собственной смерти Сталин принял у себя гостя с далекого Байкала, священника отца Аркадия.

Священник прежде носил другое имя и стал иметь отношение к церкви лишь после окончания войны, в сорок пятом году. Тогда бывший майор Советской Армии Владимир Большаков, попавший в плен и сидевший в одном лагере с сыном Сталина Яковом, после освобождения поступил в семинарию. Сталин назначил следствие по поводу гибели в плену своего сына и именно тогда впервые услышал о Большакове. Семинариста доставили на дачу Сталина для беседы. Там он ответил на все вопросы и произвел на Сталина самое благоприятное впечатление. К удивлению Большакова, генсек попросил стать его личным духовником, а так как прекословить красному царю было немыслимо, бывший майор согласился. Сталин не был членом ни одной из сект демонопоклонников, он просто был Сталиным и считал, что этого с него хватит. Масонов он ненавидел, вполне доверяя своим ощущениям и словам Авеля: «…И размножатся повсеместно сатанинские слуги, и будут, словно кроты, рыть подкоп под троном государевым, покуда трон тот не рухнет, и будет это бедой великой и многие беды на землю Русскую приведет…» И к сатане, и к Богу Сталин относился скорее как к конкурентам, признавая существование и того, и другого. Более всего из земных царей чтил Иоанна Грозного и, подобно ему, был набожен, считая свою власть властью, данной Богом, но не дьяволом.

Встречи священника и генсека были редкими и тайными. За восемь лет, прошедших с окончания войны до смерти красного царя, случилось их не более десятка. После семинарии Владимир Большаков принял сан и, получив имя Аркадий, попал в далекое байкальское село Александровское. Перед встречей Сталин всякий раз вызывал его в Москву шифрованной телеграммой. Такую же телеграмму получил отец Аркадий и в феврале пятьдесят третьего, а получив, спешно засобирался в дорогу. Никакого сопровождения он не имел, добирался до Москвы поездом и потратил на дорогу около недели. На вокзале его встретил личный телохранитель генсека Хрусталев. Отца Аркадия доставили на дачу в Кунцево глубокой ночью и сразу же провели в кабинет.