Том 6. Третий лишний - Виктор Конецкий

— Кажется, что-то с машинами было.

— Ну и о чем вы, сидя за брашпилем, тогда думали? Что ощущали?

— Честно?

— Да.

— «Диплом накрылся!» — вот о чем думал. Я только-только диплом штурмана малого плавания на штурмана дальнего сменял. И почему-то казалось, что его теперь у меня назад отберут.

— Эгоист вы, однако! На кране, небось, крановщик чуть не поседел, а вы за диплом переживали.

— Чем я ему помочь мог? — немного растерялся он. — И потом, вы же…

— Шучу я, — сказала Анна Ивановна. — Мне как раз и нравится, что вы честно говорите, честно вспоминаете. А в столкновениях приходилось бывать?

— Нет. Это первое.

— Ну, а можете вспомнить случай, когда авария не произошла, но ошибка была?

— Сколько угодно. Даже вспоминать страшно. Был в молодости удачлив, но ужасно самонадеян. Это только теперь понимаю. Осторожным всегда старался быть, но проникал в глубину профессии медленно.

— А теперь проникли?

— Нет, этот процесс продолжается.

— Слава богу! Капитаны-наставники иногда начинают ощущать свое прошлое совсем уж безошибочным.

Он рассказал ей про случай в бухте Владимира. Заходил в бухту на «Серпухове», ночью, в тумане, по радару. Это был период раннего и молодого капитанства. На мостике был старпом — намного старше человек, с которым отношения складывались неважно. Ширина входа там двести метров. Когда пришли на поворотные створы, он скомандовал рулевому курс, сильно отличавшийся от правильного. И рулевой начал крутить пароход на этот курс, положив руль на борт…

Встреча с Анной Ивановной немного уравновесила душевное состояние капитана. И он смог совершенно спокойно просмотреть свежие газеты. Первой была «Сан-Франсиско хроникл».

Я ВИДЕЛ СМЕРТЬ НА ПАРОМЕ, И ОКАЗАЛОСЬ, ЧТО В ТАКИЕ УЖАСНЫЕ МГНОВЕНИЯ ВСЕ ПРОИСХОДИТ ДОВОЛЬНО-ТАКИ НЕЛЕПО…

Говорят, что, когда человек подвергается смертельной опасности, вся жизнь прокручивается перед глазами за несколько последних мгновений. Особенно ярко вспоминаются неоплаченные счета и безответная любовь. Это замечательные воспоминания. Они, вне зависимости от взглядов каждого, стимулируют ужас перед неизбежным и подхлестывают желание улизнуть от смерти, когда она уже рядом.

Несколько недель назад мне невольно пришлось проверить правильность этой теории, когда я находился на борту парома «Королева Виктории», который был разрезан, как консервная банка от сардин, идиотом у штурвала русского судна.

Смерть глядела мне в лицо, раздался оглушающий скрежет металла, звон разбитого стекла, затем странная тишина, которая вскоре была нарушена плачем детей и криками раненых.

Все эти мгновения я ждал появления перед глазами своих неоплаченных счетов, то есть кадров из плохих телефильмов, сделанных в свое время мною. Должны были мелькнуть и романтические воспоминания об одной ночи на берегу Панамского канала в 1939 году. Когда ничего подобного не вспомнилось, я понял, что, очевидно, еще не умираю.

Однако смерть была близко. И была она в обличии толстошеего татарина, вместо ангела с белыми крыльями, какой рисует смерть Густав Доре.

А то, что последовало далее, не имеет ничего общего с теми драмами кораблекрушений, какие я видал на киноэкранах телевизоров.

В течение долгих часов, когда мы дрейфовали, описывая круги, причем острый нос русского судна оставался в корпусе парома, как кинжал, абсолютно ни одного слова не было произнесено ни капитаном, ни его помощниками.

Никто не отдал команды: «Женщины и дети — первыми в шлюпки!» или «Не покидать судна!»

Словом, ни один голливудский сценарист не смог бы описать эту картину ярче, нежели она была в действительности. Одно было ясно — русские были достойны порицания с самого начала и до конца.

Ни разу в течение всего происшествия ни один паршивый советский моряк или пассажир не вышел на палубу и не предложил помощь или хотя бы высказал сожаление или сочувствие сотням людей, толпящимся на борту канадского парома.

Конечно, в это время все члены экипажа собирали свои вещи и готовились к ссылке в Сибирь.

Я не видел героев и среди канадской команды также. От них также не было никакой помощи, и они относились к пассажирам так, как относится к автомобилям распорядитель стоянки.

Они сделали, правда, попытку оказать помощь пассажирам — грустная комедия! — и доставить двух умирающих пассажиров на гребной шлюпке с парома к катеру канадской береговой охраны.

Если вид моряка торгового флота, гребущего на шлюпке не тем концом весла, не прикончил раненых, то все остальное они переживут.

Достаточно было взглянуть на мускулы мужчин-пассажиров, чтобы понять, что и они также не способны грести. Поэтому, невзирая на то, что я выглядел очень глупо в спасательном жилете, я решил лучше оставаться в нем, чем утонуть.

Итак, я стоял у релингов с другими пассажирами, как гавайский турист в оранжевом жилете, и думал о том, что единственное, чего не хватает для полной картины кораблекрушения, это шторма, который завывал бы, как веселая полоумная певичка в телевизионном сериале «О, Сюзанна», и не хватает также настоящего морского волка, зубастого и хриплого, как капитан в пьесе «Королева и я».

И почему жизнь так не похожа на телевизионное представление?

Два судна столкнулись в узком проливе между островами, как могут столкнуться два человека на крутом повороте коридора. Канадский паром по-джентльменски замедлил ход и отвернул вправо, но русское судно продолжало идти, как пьяный слепой.

К тому времени, когда русские начали отворачиваться, было уже поздно. Ничего не оставалось делать, только схватиться за что-нибудь и наблюдать, как они врезаются в наш борт, разбрасывая тела по сторонам, как спички.

Я подумал, как все-таки нереально рисуют смерть в телеспектаклях. В этих спектаклях подаются бескровные трупы и санитарное убийство. Если бы при этом брызгала кровь, смерть выглядела бы более правдоподобной.

Поскольку я связан по работе с телевидением и просматривать телепередачи — это моя обязанность, я был довольно-таки практичным во время происшествия и вспомнил сериал, посвященный несчастным случаям; там один голливудский моряк восклицает: «На море легче сгореть, чем утонуть!»

Однако эта серия еще не дошла до Канады. А если и дошла, офицеры «Королевы Виктории» не видели ее, потому что, хотя потоки бензина лились по палубе из разбитых автомашин, они отказались предупреждать пассажиров о том, чтобы те не курили, опасаясь, что подобное объявление вызовет панику. Одна только мысль о том, что под нами две палубы с разбитыми машинами, которые могут взорваться в любую секунду, превратила меня в убежденного противника курения. Однако курильщики — бестолковый народ, я убедился в этом. Упрашивать их не курить было так же бесполезно, как упрашивать монаха не читать молитв.

Почти сразу после столкновения произошла удивительная вещь. Небольшие суда начали появляться одно за другим — моторные яхты, парусные лодки, рыболовные суда и даже гребные шлюпки — по крайней мере, штук семьдесят. В течение двух часов, когда сцепившиеся паром и русское судно дрейфовали по течению, эти небольшие суда оставались поблизости, готовые в любую минуту оказать нам помощь.

Я могу простить капитану парома многие его действия, но я никогда не прощу ему того, что он не поблагодарил этих дружески настроенных людей. Вместо благодарности их даже обругали через мегафон, когда одна из лодок недостаточно быстро ушла с пути столкновения судов.

В следующие дни комедия ошибок продолжалась. Канадские официальные лица раскрыли пасти даже шире, чем их коллеги южнее границы. Первым мы услышали высказывание министра путей сообщения Весли Блэка. Если кому-либо из писателей придет в голову описать помпадура, я знаю, кого я посоветую ему взять в качестве прототипа.

Блэк начал обвинять пассажиров в панических настроениях. Спасение пассажира — это дело самого пассажира — такой вывод можно сделать из заявления Блэка. «Они (пассажиры) не выполнили своих обязанностей», — сказал он и затем принялся объяснять, почему команда парома так плохо руководила пассажирами во время аварии.

Даже после того, как рассеется политический туман вокруг данного происшествия, потребуется некоторое время, чтобы установить виновного.

Канадский лоцман был на мостике русского судна во время столкновения, чтобы давать советы капитану, но ответственность полностью лежит на советском капитане. У одного из них явно были мозги не на месте.

5

Капитан Хаустов редко видел сны. И в этот раз сновидения не было. Только вдруг услышал или вспомнил издевательский голос: «Капитан, вы мыслите точками, а штурман должен мыслить площадями!»

Он проснулся и сразу вспомнил и этот голос, и неприятный случай, с ним связанный.

Он командовал теплоходом «Русь». Ранним утром второго января они подошли к Авачинской бухте в девяти-десятибалльный норд-вест. Буксиры не смогли выйти из Петропавловска, чтобы завести «Русь» к причалу. На борту находилось 850 пассажиров. Зная, что швартовка не предвидится, пассажиров не будили.