Ночная смена - Стивен Кинг

Верти тогда не сразу понял, что к чему было в этой забавной истории и с озадаченным видом вернулся за свой столик, пытаясь переварить услышанное.

Дверь открылась снова и с улицы, с клубами холодного воздуха, ввалился молоденький парнишка, совсем еще мальчик. Это был сын Ричи Гринэдайна. Отряхнув снег с ботинок, он торопливо направился прямо к Генри. Выглядел он очень взволнованным, как будто только что стал очевидцем чего-то очень и очень страшного. Кадык на его тоненькой шейке, который был от мороза цвета грязной промасленной ветоши, нервно дергался вверх-вниз — просто ходуном ходил от возбуждения.

— Мистер Памэли, — взволнованно затараторил он, испуганно озираясь по сторонам вытаращенными глазенками. — Вы должны сходить туда! Отнесите ему пиво сами, пожалуйста! Я больше не могу туда вернуться! Мне страшно!

— Ну-ну, успокойся, — остановил его Генри, снимая свой белый фартук и выходя из-за стойки. — Давай-ка еще раз с самого начала и помедленнее. Что там у вас случилось? Отец, что-ли, напился?

Услышав эти слова, я вспомнил вдруг, что уже довольно давно не видел Ричи. Обычно он заходил сюда по крайней мере один раз в день, чтобы купить ящик пива. Пиво он брал, как правило, самое дешевое. Это был огромный и очень толстый человек с отвисшими щеками, двойным подбородком и жирными мясистыми руками. Ричи всегда напивался пивом как свинья. Когда он работал на лесопильном заводе в Клифтоне, он еще как-то держал себя в руках. Но однажды там случилась какая-то авария — то-ли из-за некондиционной древесины, то-ли по вине самого Ричи — но он получил в результате серьезную травму спины и был уволен по состоянию здоровья. С тех пор Ричи нигде не работал, стал еще толще (может быть, от пива, а может быть, и от полученной травмы), а завод выплачивал ему ежемесячную пенсию по инвалидности. В последнее время, как я уже говорил, он совершенно пропал из виду. Видимо, просто вообще не выходил из дома. Зато я регулярно наблюдал, как его сын тащит ему его ежедневный (или еженощный) ящик пива. Довольно симпатичный, надо заметить, мальчуган у этой жирной свиньи. Генри всегда продавал ему пиво, зная, что мальчик отнесет его отцу, а не выпьет где-нибудь с приятелями.

— Да, он напился, — ответил мальчик, — но дело вовсе не в этом. Дело в том… Дело в том, что… О, Господи, как это УЖАСНО!

Генри понял, что бедный ребенок вот-вот расплачется и добиться от него чего-нибудь более-менее вразумительного будет еще труднее.

— Карл, постой немного за меня, — бросил он отрывисто. — Хорошо?

— Конечно.

— Ну а теперь, Тимми, пойдем в кладовую и ты спокойно расскажешь мне, что там у вас стряслось, — сказал Генри и, наклонившись к мальчику, успокаивающе обнял его за плечи.

Они ушли, а Карл с важным видом зашел за стойку и встал на место Генри. За все это время никто из присутствовавших не проронил ни слова и голоса, доносившиеся из кладовой были слышны довольно хорошо — низкий зычный бас Генри и тоненький, скороговоркой, голосок Тимми Гринэдайна. Через несколько минут он сорвался на писк, и мальчик заплакал. Вилл Пелхэм громко прокашлялся и принялся набивать свою трубку.

— Я не видел Ричи уже пару месяцев, — заметил я вслух.

— Не велика потеря, — хмыкнул Билл.

— В последний раз я видел его… м-м-м, где-то в конце октября, — добавил Карл. — Кажется, это было в канун дня всех святых. Он еще купил тогда ящик шлитзского пива. Еле на ногах стоял. И был распухшим как никогда.

Добавить к сказанному о Ричи было практически нечего. Мальчик все еще плакал, но в то же время пытался еще что-то говорить. Тем временем ветер снаружи стал свистеть и завывать еще пуще прежнего, а по радио передали, что к утру толщина снежного покрова увеличится не менее, чем на шесть дюймов. Тогда была середина января и я очень удивлялся тому, что никто не видел Ричи аж с конца октября — за исключением, разве что, его сына.

Мы перекинулись по этому поводу еще несколькими словами и вот, наконец, Генри с мальчиком вышли из кладовой наружу. Генри заботливо снял с него шубу, а свою, наоборот, надел. Успокоившись, Тимми изредка судорожно и глубоко вздыхал всей грудью как человек, у которого все самое страшное уже позади, но глаза его были красны от слез и когда он случайно встречался с кем-нибудь взглядом, он стыдливо опускал их себе под ноги.

Генри выглядел очень обеспокоенно.

— Я думаю, ребята, послать мальчика наверх к жене, чтобы она накормила его чем-нибудь, а двоих из вас прошу пойти вместе со мной домой к Ричи. Тимми передал мне от него деньги и сказал, что он очень хочет пива, — Генри попытался улыбнуться собственной шутке, но у него это, почему-то, не очень получилось.

— Конечно, — с готовностью отозвался Берти. — Какого пива мы отнесем ему? Давай я сбегаю.

— Харроу'з Сьюприм, — ответил Генри. — У меня как раз осталось несколько последних ящиков такого.

Я тоже поднялся со своего места. Итак, должны были пойти, по-видимому, Верти и я. У Карла в тот день было какое-то обострение артрита, а от Билли Пелхэма тоже было бы мало пользы из-за его правой руки, которая почти не двигалась.

Берти достал четыре упаковки харроуского пива по шесть банок в каждой и уложил их в одну картонную коробку, а Генри тем временем отвел мальчика на верхний этаж, где находились жилые помещения, в которых он жил с семьей.

Он передал заплаканного мальчика на попечительство своей жене и вскоре вернулся назад, оглянувшись один раз через плечо, чтобы убедиться, что не забыл прикрыть входную дверь, ведущую на второй этаж. Билли встретил его вопросом, который давно уже крутился у всех в голове:

— Ну, что же там, все-таки, у них произошло? Совсем Ричи измотал парнишку!

— Даже и не знаю, что сказать вам сейчас, — ответил Генри. — Слишком уж все странно. Могу пока показать вам кое-что. Вот. Деньги, которые передал мне Тимми от отца за пиво.

Он достал из кармана тщательно завернутые уже им самим в плотную бумагу четыре долларовых купюры, развернул их и показал нам, брезгливо поднимая каждую из них за уголок — они были вымазаны какой-то непонятной странной слизью серого цвета, которая по виду напоминала гнилостный налет на испортившихся консервах. С гримасой отвращения он положил их на угол стойки и строго наказал Карлу, чтобы тот внимательно проследил за тем, чтобы к ним никто не прикасался.

— Если хотя бы половина из того, что рассказал мальчик, правда… — тихо произнес Гарри, задумчиво глядя куда-то в пространство… И замолчал, напряженно о чем-то размышляя.

Он подошел к раковине за мясным прилавком и тщательно вымыл обе руки с мылом.

Я подошел к вешалке, надев свой бушлат, обмотался шарфом и застегнулся на все пуговицы. Ехать к Ричи на машине не имело никакого смысла — она, скорее всего, просто застряла бы в снегу. Да и дом его находился не так уж далеко от бара — вниз по Кев-стрит. В конце концов, мы не поехали, а пошли пешком просто потому, что снегоочистители еще даже и не принимались за эту улицу.