Марш к морю - Дэвид Вебер

- Нехорошо, сэр, - добавил Джулиан с другой стороны раскладушки. Сержант разведки натянул ботинки и прикрепил их к форме, затем взял свою шариковую винтовку и проверил патронник. - Мы пойдем за ним?

- И есть ли у него вообще какая-нибудь охрана? - резко потребовала Косутич.

Панер переводил взгляд с одного на другую и не совсем заметно встряхнулся. Не то чтобы видеть двух морских пехотинцев вместе было необычно, но Устав были очень специфичен в части отношений между двумя людьми в одной и той же прямой цепочке командования. По мнению Панера, для этого были очень веские причины, учитывая, что морские пехотинцы все еще оставались людьми и что фаворитизм - или необходимость уберечь своих близких от опасности - оставался неискоренимой частью человеческого существования. И независимо от того, соглашался с ними капитан или нет, Устав квалифицировал любые подобные отношения как нарушение правил "разбей и сожги". Если два человека в одной цепочке командования хотели пожениться или стать любовниками, это вполне устраивало Устав... до тех пор, пока один из них находился вне этой цепочки командования.

Но на Мардуке не было места, куда можно было бы перевестись, и Панер почувствовал момент абсолютной ярости на Косутич за то, что она позволила случиться такому. Старший сержант была его правой рукой. Это было частью ее работы - следить за тем, чтобы другие люди не нарушали военный закон, а не ходить и нарушать его самой! Кроме того, она была на сорок лет старше Джулиана - не то, чтобы Панер должен был признать, что она выглядела так.

И Джулиан... Джулиан был опытным бойцом, который не один десяток раз побывал в переделках. Он, черт возьми, так же хорошо, как и Косутич, знал, насколько далеко они зашли и какую дилемму их действия создадут для некоего Армана Панера!

Но даже когда эти мысли промелькнули у него в голове, капитан знал, что все не так просто. Что люди должны были делать с самими собой, со своими эмоциями и сексуальными влечениями? Выключить их? Притворяться, что их не существовало? Руководство никогда не предполагало ситуации, в которой такое маленькое подразделение будет так долго находиться в изоляции, и что оставалось делать двум людям, когда ни одному из них некуда было перевестись? И даже если бы это было не так, что он должен был делать в данном конкретном случае? О, конечно, Косутич и Джулиан оба должны были подавать пример своим подчиненным, то есть их поведение должно соответствовать более высоким стандартам, но как он мог оправдать снижение давления на них, когда знал, что им известно о его информированности о существовании множества других подобных отношений, которые вызревают здесь. Господи, тут было о чем подумать, даже о Депро и принце! Одному богу известно, к чему клонился этот бардак, и что должен был делать Панер, если они вдвоем решили, что решение состоит в том, чтобы уступить и сделать то, что они оба так явно хотели сделать? Приказать им вести себя так, как будто это вообще принесет какую-то пользу? Обвинить члена императорской семьи в нарушении Устава? Устроить трибунал только над Депро?

Кроме того, подумал он, когда его первоначальная, рожденная шоком ярость немного утихла, он не мог вспомнить ни одного человека, менее склонного, чем Косутич, позволить чему-либо, происходящему в ее постели, повлиять на ее решения и действия на поле боя. Или, если уж на то пошло, менее вероятно, чем Джулиан, несмотря на заслуженную репутацию сержанта разведки в гибком отношении к Уставу. Так что, если это не должно было иметь никаких негативных побочных эффектов на то, как они выполняли свою работу, и если стремление перепрыгнуть через них не расстроит его командную структуру и не заставит его принять к сведению другие, потенциально еще более сложные отношения, тогда не должен ли он просто закрыть свой рот и притвориться, что он ничего не видел?

- Нарушить ход ваших мыслей, Арман? - усмехнулась старший сержант.

- У него двое охранников, - несколько холодно ответил Панер. Это был первый раз, когда Косутич обратилась к нему по имени в присутствии другого члена роты, но комментарий был таким же эффективным способом перезапустить его мыслительные процессы, как пощечина. Он был уверен, что именно этого и добивалась сержант. Всей этой ситуации придется просто подождать, твердо решил он. Например, может быть, в течение следующих десяти стандартных лет или около того.

- Уиллис и Георгиадас, сэр? - спросил Джулиан, очевидно (и ложно, Панер был уверен) не подозревая, что есть какая-то особая причина, по которой он должен потеть от пуль. Или, может быть, он просто был полностью сосредоточен на предстоящей работе. Он был в снаряжении и готов отправиться, ожидая только, чтобы ему сказали куда, так что, возможно, это было все, о чем он думал.

Да. Конечно, так оно и было.

- Верно. Георгиадас передал сигнал, - сказал капитан после краткой паузы с холодным взглядом. - Контактом клики был Рус Фром, - добавил он.

- О боже. - Косутич с глухим стуком опустилась обратно на раскладушку.

- Так что, нет, мы не пойдем с оружием наперевес, - продолжил капитан. - Нам нужно знать, что происходит, прежде чем мы примем какие-либо решения.

- Нам нужно известить Элеонору, - сказала старший сержант. - Это ее область знаний. И нам нужно будет переключиться со Спироса на Роджера.

- Джулиан, - сказал Панер.

- Занимаюсь этим, сэр, - ответил сержант разведки, подключая коммуникатор на своем шлеме. - Я приведу ее на командный пункт.

- Давайте приступим к делу, люди, - сказал Панер и отступил к двери. Как только она была надежно закрыта от наблюдения, он остановился и покачал головой. Джулиан и Косутич. Он фыркнул. Бог. Как будто у него было время подумать об этом прямо сейчас.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Рус Фром привел принца и его телохранителей в задний коридор храма-дворца и к неприметной двери, за которой открылась длинная винтовая лестница, которая, казалось, была вырублена в голой скале обнажения Диаспры. Сырые каменные ступени размером с мардуканца были крутыми и скользкими от конденсата, и по мере того, как группа спускалась, температура резко падала.

Лестница, казалось, бесконечно спускалась по спирали, но наконец они достигли дна и оказались в темной, покрытой сажей комнате, освещенной лишь несколькими потрескивающими факелами. Жрец повел их