Черчилль: Частная жизнь - Дмитрий Медведев

– Очень трудно быть в курсе сегодняшних событий и одновременно работать над эпохой правления короля Джеймса Второго – но я справлюсь с этим! [419]

При работе над своими книгами Черчилль проявлял завидное трудолюбие. Один из его помощников вспоминает:

– Я никогда не видел его усталым. Он всегда был организован словно часовой механизм. Он знал, как правильно сублимировать жизненную энергию и как ее правильно расходовать. В процессе работы Уинстон превращался в настоящего диктатора. Он сам устанавливал для себя безжалостные временные рамки и выходил из себя, если кто-то ломал его график. [420]

Секретарь Черчилля Грейс Хэмблин добавляет:

– Без сомнения, Уинстон строгий начальник. Он постоянно подгонял нас, редко балуя похвалой. Погружаясь глубоко в работу, он требовал от других подобной же самоотдачи, считая это своим правом. Со временем мы стали осознавать, что нам, работающим с ним в условиях стресса и перегрузок, представилась уникальная возможность наблюдать красоту его динамичной натуры и испытывать на себе проявления его благородного характера. [421]

В свободное от политики и литературы время Уинстон снова примется модернизировать местный ландшафт. В северо-восточной части сада будут созданы так называемые водные сады – целая цепочка небольших озер, покрытых мхом и папоротниками. Как вспоминает племянник Уинстона:

– Из глубины Уэлльса на огромных грузовиках были привезены гигантские горные склоны и скаты. [422]

Для соединения озер Черчиллем будет разработана специальная система небольших водопадов. Задний план Клементина усеет бело-голубым ковром наперстянок и румянок. Водный сад станет любимым местом, сначала для детей, а впоследствии и внуков сэра Уинстона. Дети считали эти озера идеальным местом для игры в шпионов и прятки. В небольшом пруду, расположенном на северо-западной стороне сада, разведут золотых рыбок, ставших на закате жизни великого британца одним из его любимых увлечений. Около пруда будут стоять стул и деревянный ящик с кормом. Сэр Уинстон садился на стул, звал рыбок нежным «Дорогие, плывите сюда» и принимался кормить своих любимцев.

В других чартвеллских прудах будут заселены черные австралийские лебеди и мандариновые утки. Лебеди и утки станут предметом многих черчиллевских картин, посвященных его любимому поместью. Кроме Уинстона, они еще были предметом вожделения для лисиц, обитавших в местных лесах. Несмотря на все меры предосторожности, число лебедей со временем все сокращалось и сокращалось, что доставляло хозяину дома немало беспокойства.

Специально для Клементины, которая в течение долгих лет была страстной поклонницей большого тенниса, в южной стороне сада будет устроена теннисная площадка. За ней Уинстон построит огромную стену из красного кирпича. В течение нескольких десятилетий кирпичная кладка превратится в одно из любимейших черчиллевских хобби. Он очень гордился своим умением строить – 90 кирпичей в час, и это еще не предел. Вскоре увлечение Уинстона станет известно широкой публике. В 1928 году Объединенный союз строительных рабочих пришлет министру финансов приглашение на вступление в свои члены. Черчилль с радостью примет приглашение этой организации.

Летом 1935 года, во время круиза Клементины по Тихому океану, Уинстон вновь примется за расширение озера. Согласно его планам в центре водоема следовало построить небольшой островок, для этого пришлось нанять растонский экскаватор № 4. В своих «Чартвеллских бюллетенях» Уинстон подробно рассказывал Клементине обо всех хлопотах, связанных с этим чудом техники.

Другим крупным проектом станет строительство в начале 1930-х годов плавательного бассейна. Еще учась в Хэрроу, Уинстон восторгался огромным бассейном, расположенным на открытом воздухе. Пройдут годы, и плавание войдет в число любимейших средств релаксации для британского политика. Для поддержания в бассейне постоянной температуры 24,2 градуса по Цельсию Черчилль разместит под бассейном два нагреваемых при помощи кокса бойлера, благодаря которым он и зимой сможет наслаждаться водными процедурами под открытым небом.

Одной из реликвий сегодняшнего Чартвелла является книга посетителей, содержащая имена многих знаменитостей и просто близких друзей Уинстона. С годами число последних станет сокращаться. В 1930 году скончается один из его близких друзей Ф. Е. Смит. Вспоминая его, Уинстон со слезами на глазах говорил:

– Это единственный человек, после беседы с которым начинаешь чувствовать, что вещи выглядят проще, проблемы решаются легче и лишь Британия по-прежнему остается великой и сильной, невзирая на все кризисы и невзгоды. [423]

Через четыре года скончается двоюродный брат Уинстона, девятый герцог Мальборо. Место старых друзей займут новые – Брэкен, Барух, Бивербрук и Линдеманн. К чете Черчиллей также часто станут ездить их родственники – младший брат Джек, сестра Клементины Нелли со своим мужем Бертрамом Ромилем. Кроме друзей и родственников в 1930-х годах Чартвелл будут посещать многие известные люди – Лоуренс Аравийский, Альберт Эйнштейн, Чарли Чаплин и другие.

В 1938 году в жизни Черчилля произойдет очередной финансовый кризис. В результате неудачных инвестиций на американском фондовом рынке Уинстон влезет в долги на сумму в 18 тысяч фунтов стерлингов. [424] Для выхода из финансового тупика ему ничего не останется, как во второй раз выставить свой любимый Чартвелл на продажу. Как и девять лет назад, и на этот раз все обойдется. На помощь к Черчиллю придут его друзья – Брендан Брэкен и банкир сэр Генри Стракош.

Несмотря на скудное финансовое положение, Черчилль и не думал затягивать ремни, сокращая свои гастрономические пристрастия. Последние всегда занимали важное место в его насыщенной жизни. Свой день хозяин Чартвелла начинал с плотного завтрака, проходившего, как правило, в гордом одиночестве.

– Совместные завтраки – это испытание, которые не может выдержать ни один семейный союз, – любил повторять сэр Уинстон.

Дыня, омлет, яичница с беконом, отбивная котлета или ножка цыпленка, тосты с джемом и кофе с молоком – так обычно выглядело его утреннее меню. Далее шел обед, представлявший собой целый ритуал. О главной трапезе дня Черчилль говорил:

– Вот что я думаю о достойном обеде. Во-первых, это хорошо поесть, затем обсудить хорошую еду и после того, как хорошая еда будет тщательно обсуждена, поговорить на приятную тему. Главным условием при этом должно быть следующее – беседу буду вести я! [425]

В последней ремарке нет ничего удивительного. Болтливость всегда была для Черчилля признаком не глупости, а силы. Незадолго до своего восьмидесятилетия он хвастался личному врачу: