Новый Мир ( № 11 2008) - Новый Мир Новый Мир

Основным объективным критерием отнесения к области экстремизма является переход к политической практике, в которой реализуются те или иные политические идеи. Экстремизм законодательно и объективно можно “зафиксировать” только тогда, когда крайние формы политического мышления переходят в “экстремизм действия” — террор, гражданскую войну, нелегитимное насилие, геноцид, этноцид, нарушение прав и свобод человека, закрепленных в конституциях современных государств и нормах международного права. Поэтому политический радикализм становится экстремизмом только тогда, когда переходит от слов к действию, на теоретическом уровне разницы между ними нет. В данном случае под политическим действием подразумевается и публичная речь людей, говорящих от имени тех или иных официальных структур и/или занимающих государственные посты . Экстремистская деятельность — крайние формы нелегитимного индивидуального и коллективного насилия. Она может проявляться в различных сферах: политической — терроризм, расизм, шовинизм; религиозной — нетерпимость, часто связанная с разного рода фундаментализмом, тоталитарные культы; правовой — нигилизм, нарушение юридических и оскорбление моральных законов и т. д.

2. Идейно-правовые координаты экстремизма

Основная проблема при попытке определить область экстремизма заключается в том, что нравственная противоположность действующей власти и экстремистов часто стирается, так как границы возможного (приемлемого) и табуированного в конкретном обществе являются легитимными и эффективными лишь тогда, когда устанавливаются в результате широких и гласных общественных дискуссий (легитимность), а не в одностороннем порядке, теми или иными нормативными актами (формальная легальность). Отсутствие общественного обсуждения критериев запрета государством тех или иных организаций и произведений культуры (музыки, фильмов, текстов, изображений), изменение этих критериев, их двусмысленность, субъективность, а тем более избирательность могут привести лишь к одному результату: борцы с терроризмом и экстремизмом сами постепенно становятся неотличимы от своих противников. А легитимное насилие вместо поддержания законов, общественных установлений и институтов становится кошмарной и повсеместной практикой моральной дискредитации действующего политического режима.

Таким образом, первый краеугольный камень в определении области экстремизма — это определение границ и форм политического насилия и его субъектов, которые являются легитимными и приемлемыми с позиций негласного общественного договора, и того или тех, кто таковыми быть не может. Эта граница всегда относительна и подвижна в перспективе различных моральных, социальных и исторических позиций, присутствующих в том или ином обществе.

Актуальным является вопрос о том, может ли быть субъектом экстремизма, то есть нелегитимного насилия в международном масштабе, современное государство. Очевидно, что субъектом экстремизма может стать государство и его отдельные институты, использующие аппараты насилия, принуждение и законы для служения тем или иным частным или корпоративным интересам, отождествляемым с национально-государственными. Это могут быть необоснованные репрессии, ограничение конституционных прав и свобод, избирательное применение законов и т. п. Поэтому многие акции геноцида в ХХ веке, совершаемые разными государствами в отношении собственного и чужого населения, — массовые необоснованные репрессии в советской России, холокост и зверства фашистской Германии на захваченных территориях, “культурная революция” в Китае и Камбодже — позволяют ответить на данный вопрос положительно. История предлагает немало примеров, когда экстремистской может стать не только деятельность маргинальных групп, но и политика, официальная практика и законы крупных “цивилизованных” государств. Безусловно, внутри государства, в политике, ограниченной пределами национального, государство как суверен является единственным источником и субъектом легитимного насилия. Однако с позиций неуклонного развития международного права и постепенного (добровольного!) ограничения суверенитета отдельных государств данная незыблемая позиция будет подвергаться все большей эрозии. Поскольку действия государства в отношении своих граждан, исходя из норм наднационального (международного) права, основанного на правах человека, теоретически могут быть признаны нелегитимными.

Более того, исторически реализация прав и свобод угнетенного, бесправного человека часто осуществлялась с помощью насилия, будь то восстание рабов под руководством Спартака в Древнем Риме, освобождение рабов в ходе Гражданской войны в США и т. п. Это насилие имело нравственную легитимность и историческое оправдание, так как восстанавливало для значительной части населения всеобщие основы человеческих прав и свобод. В ХVIII веке восстание североамериканских колоний против Британской империи могло потерпеть неудачу, и отцы-основатели США были бы казнены как обыкновенные экстремисты. По-иному могли повернуться история и оценки ее ключевых субъектов в случае удачи российских декабристов или провала большевистской революции.

С целью отделения экстремизма от иных видов насилия рассмотрим его в двух взаимосвязанных измерениях: легитимное — нелегитимное, публичное — приватное. Если первая шкала в классификации экстремизма связана с критериями разделения легитимного и нелегитимного насилия, то вторая представляет собой необходимость разделения публичной (общественной) и частной (приватной) сфер жизни в современном демократическом обществе, подразумевающем такое разделение. Представляется, что сфера деятельности современного государства и политики совпадает с областью публичного и общественного. Соответственно, экстремизм может быть только политическим, поскольку любое насилие, осуществляемое в сфере частной жизни граждан, полностью совпадает с бытовыми, неполитическими преступлениями , ответственность за которые предусмотрена в Кодексе об административных правонарушениях и Уголовно-процессуальном кодексе РФ вне зависимости от наличия идейных мотивов преступника или отсутствия оных. То есть все преступления, связанные с нанесением телесных и моральных повреждений в частной сфере, являются бытовыми, их дополнительная политизирующая классификация в качестве политических и экстремистских избыточна. В противном случае любое преступление гражданина одной национальности или веры против другого или попрание тех или иных групповых символов, традиций и обычаев можно субъективно интерпретировать как экстремистское, хотя в подавляющем большинстве случаев содержание и мотивы преступлений далеки от политики. Либо идейно-политические мотивы используются преступниками в качестве облагораживающего алиби, а обвинителями соответственно инкриминируются в качестве дополнительных отягчающих обстоятельств.

Таким образом, экстремизм более четко в сравнении с данным выше исходным определением можно обозначить как нелегитимное с правовой и моральной точек зрения насилие, осуществляемое в публичной сфере. Соответственно неполитическим экстремизм быть не может. Но в качестве такового он и не требует отдельного законодательного регулирования, так как полностью подпадает под те или иные преступные действия, ответственность за которые предусмотрена в УК РФ. Экстремизм и легальное насилие различаются по нормативно-ценностному обоснованию. Распределение сфер возможного насилия в границах двух предложенных выше оппозиций выглядит следующим образом:

1) публичное (политическое) легальное насилие — государство и его агенты — МВД, ФСБ, армия, чиновники;

2) публичное (политическое) нелегальное насилие — область политического экстремизма;

3) приватное (бытовое) легитимное насилие — “народные герои”, добровольцы, дружинники, частные охранные предприятия, все те, кто действует не в качестве агента государства, а в порядке частной инициативы с целью поддержания существующих законов и порядков;

4) приватное (бытовое) нелегитимное насилие — бытовой экстремизм, представляющий обыкновенную преступность как достижение частных криминальных целей незаконными в данном обществе методами4.

Основные трудности классификации экстремизма связаны: а) с релятивностью исторических оценок акций экстремизма (примеры даны выше); б) с невозможностью точно определить, где кончается приватное автономное пространство личности и начинается публично-политическое пространство общества. Последняя граница всегда условна, субъективна, подвижна и не поддается однозначной формализации. Сколько человек образуют (публичное) политическое пространство? Как отличить “разжигание розни” от изложения политических убеждений и взглядов, информирования, комментария, изучения экстремистских доктрин и феноменов в рамках конституционных прав на свободу убеждений, вероисповедания, слова, свободу получения и распространения информации? Наконец, человек, излагающий определенные взгляды, может вовсе их не разделять, занимая позицию воображаемого оппонента. То же справедливо и в отношении хранения и чтения литературы, признанной экстремистской, изображений и видеоматериалов, просмотр которых вовсе не производит автоматически человека в “экстремисты”.