Реликварий - Линкольн Чайлд

– Что это? – спросила официантка.

– Я отсюда сматываюсь! – заявил Колб. – Пошли, Трамбалл. До Пятьдесят девятой не более двух кварталов.

– Я остаюсь здесь.

– В таком случае ты идиот. Я не намерен ждать, когда сюда явится банда. Ты этого хочешь?

Трамбалл только покачал раскалывающейся от боли головой. В таких случаях не следует дергаться. Лучше оставаться на месте. Вскочить и привлечь к себе внимание – значит мгновенно превратиться в мишень.

Из темного вагона раздался новый звук: словно на металлический лист посыпались дождевые капли.

Трамбалл вытянул шею, чтобы взглянуть, что происходит в соседнем темном вагоне. Разглядеть ему ничего не удалось: стекло было залито изнутри чем-то, весьма напоминающим краску.

– Что это?! – закричал Колб.

В вагоне, видимо, забавлялся какой-то вандал, разбрызгивая краску из пульверизатора. Красную краску. Может, действительно пора отсюда бежать? И не успела ещё эта мысль оформиться окончательно, как он уже помчался к задним дверям вагона.

– Билли! – Колб припустился за ним по пятам.

Трамбалл услышал, как кто-то врезался в переднюю дверь вагона. Потом до него донесся топот множества ног. Официантка отчаянно завизжала. Не останавливаясь и не оглядываясь, он резко повернул ручку и двинул в сторону раздвижную дверь. Перепрыгнув через сцепку, Билл вцепился в ручку дверей следующего вагона. Колби мчался следом, монотонно бормоча: “дерьмо, дерьмо, дерьмо…”. Прежде чем во всем поезде погас свет, Трамбалл успел заметить, что последний вагон пуст. Он лихорадочно огляделся. Единственным источником освещения служили теперь редкие и тусклые огоньки тоннеля. Вдали было заметно желтое свечение станции на Пятьдесят девятой улице.

– Попробуем открыть заднюю дверь, – бросил он, обернувшись к Колбу.

В этот момент в только что оставленном ими вагоне прогремел выстрел. Когда эхо выстрела стихло, Трамбаллу почудилось, что он слышит рыдание официантки. Впрочем, рыдание тут же оборвалось.

– Они перерезали ей глотку! – взвизгнул Колб, оглянувшись через плечо.

– Заткнись! – зашипел Трамбалл. Никакие долетавшие из-за спины звуки не могли заставить его обернуться. Он добежал до последней двери и, ломая ногти о резиновую прокладку, попытался раздвинуть их. – Помоги!

Колб схватился за резину второй створки, по его щекам текли слезы.

– Да тяни же ты, ради всего святого! – закричал Трамбалл.

Раздалось шипение, и дверь открылась, впустив в вагон удушливый запах подземелья. Трамбалл ещё не успел пошевелиться, как Колб отпихнул его и спрыгнул на пути. Билл уже подготовился прыгнуть, но вовремя успел замереть. Из темноты тоннеля выступили несколько фигур и, спотыкаясь, побрели к Колбу. Трамбалл хотел закричать – не смог. Он не верил своим глазам. В том, как двигались фигуры, он увидел какую-то чудовищную странность, нечто совершенно нечеловеческое, совершенно чуждое. Он молча смотрел, как непонятные существа окружают Колба. Затем одно из них схватило торговца ценными бумагами за волосы и резким рывком запрокинуло его голову назад. Другое держало его за руки. Колб молча извивался, пытаясь вырваться. Из тени выступила третья фигура и на удивление изящным движением провела рукой по горлу Колба. Брызнула струя крови.

Трамбалл в ужасе попятился от двери, зацепился за что-то ногой и упал, потеряв ориентацию. В ужасе оглянувшись на вагон, из которого только что бежал, он увидел в темноте две фигуры, склонившиеся над телом официантки и что-то творящие с её головой.

Желудок подскочил к горлу, и Трамбаллом овладело безнадежное отчаяние. Собрав все силы, он спрыгнул на пути и помчался мимо обрабатывающих Колба убийц к желтоватому пятну света на станции Пятьдесят девятой улицы; содержимое желудка вырвалось наружу, и то, что осталось от ужина и пива, полилось ему на ноги. Сзади доносились звуки погони: топот ног, тяжелое дыхание. Из его груди вырвалось рыдание.

Впереди из темноты выступили на пути ещё две фигуры. В своих балахонах с опущенными капюшонами они казались расплывчатыми силуэтами на фоне светового пятна далекой станции. Трамбалл замер, а они с ужасающей скоростью направились прямо к нему. Шум погони становился все громче и громче. Билла охватила какая-то странная летаргия, мышцы окаменели, и он почувствовал, как ослабевает воля к сопротивлению. Через несколько мгновений его схватят, как Колба…

И в этот момент на какое-то мгновение вспыхнул светофор, и его свет выхватил из тьмы лицо.

И тогда Билл с ужасающей ясностью понял, как должен поступить. Посмотрев вниз, он отыскал взглядом ярко-желтую предупредительную полосу и блестящий тонкий рельс за ней. Не испытывая ни малейших сомнений, он перенес ногу через полосу и поставил её на проводник. Мир ослепительно вспыхнул и рассыпался мириадами сверкающих брызг.

37

Д’Агоста пытался представить себе Янки-стадион, белый мяч в темном июльском небе, запах травы, только что пропаханной в броске игроком, и парня на задней линии, который, воздев руку в перчатке, врезается в ограждение… Это была трансцендентальная медитация, способ укрыться от внешнего мира и собраться с мыслями. Особенно полезно, когда все дела идут наперекосяк.

Еще несколько мгновений он не открывал глаза, пытаясь отключиться от телефонных звонков, хлопанья дверей и шума голосов. Д’Агоста знал, что сейчас где-то наверху Уокси корчится, как индюк на жаровне. Хвала Господу, что сюда не долетают его вопли. “Похоже, теперь он не так уверен, что убийца – старина Джеффри”, – думал д’Агоста. Однако даже эта мысль не принесла утешения.

Он вздохнул и вернулся мыслями к Альберте Муньос – единственной, кому удалось пережить бойню в подземке.

Он прибыл как раз в тот момент, когда женщину на носилках выносили через запасной выход станции на Шестьдесят шестой улице. Руки были аккуратно уложены вдоль тела, на пухлом лице застыла ничего не выражающая улыбка, а гладкая темная кожа казалась ещё темнее на фоне белых простыней. Одному Богу известно, как ей удалось спрятаться. Сама же она не говорила ни слова. Поезд превратился в морг. Погибли семь пассажиров и два служащих управления транспорта. У пяти из них черепа были разбиты, а горла перерезаны до позвоночника. У трех головы исчезли вообще. Один погиб от удара электрическим током на третьем рельсе. Д’Агоста словно воочию видел, как вокруг управления полиции и управления транспорта начинают кружить адвокаты.

Миссис Муньос в настоящее время пребывала в уединении в психиатрическом отделении больницы Святого Луки. Уокси ревел, стучал кулаком по столу и изрыгал угрозы, но врачи были непоколебимы: никаких разговоров до шести утра.

Три головы исчезли. Следы крови удалось найти без особого труда, но пустившаяся по этим следам команда довольно быстро заблудилась в лабиринте темных, пропитанных влагой тоннелей. Д’Агоста ещё раз мысленно прошелся по месту событий. Кто-то перерезал провод сигнализации сразу за станцией Пятьдесят девятой улицы, что вызвало немедленную остановку всех поездов-экспрессов на линии Ист-Сайд между Четырнадцатой и Сто двадцать пятой улицами. Один из поездов оказался на длинном перегоне к Восемьдесят шестой улице. Там его и поджидала засада.

Вся операция требовала высокого интеллекта, точного расчета и хорошего знания внутренних систем подземки. До сих пор не было обнаружено четких отпечатков ног, но д’Агоста не сомневался: нападавших было по меньшей мере шестеро. Минимум шесть – максимум десять. Отлично спланированное и великолепно скоординированное нападение.

Но зачем?

Криминальные эксперты пришли к заключению, что человек, погибший от удара тока, сознательно наступил на проводник. “Что мог увидеть этот парень, – думал д’Агоста, – чтобы решиться на такое?” Однако все это могла видеть и Альберта Муньос, и с ней необходимо поговорить, пока Уокси не явился в больницу и все не испортил.

– Д’Агоста! – вдруг, словно в ответ на его мысли, проревел знакомый голос. – Ты что, туда твою… Дрыхнешь, что ли?!

Лейтенант неспешно открыл глаза и увидел над собой яростное колыхание налитых кровью щек.

– Прости, что прерываю твой отдых, – продолжал Уокси, – но у нас возникли новые небольшие осложнения и…

Д’Агоста выпрямился, осмотрел кабинет, взял висящий на спинке пиджак и начал втискиваться в рукава.

– Ты слышишь меня?! – заорал Уокси.

Лейтенант протиснулся мимо него и вышел в коридор. Хейворд стояла у стола, изучая свежие факсы. Д’Агоста поймал её взгляд и кивком предложил пройти к лифтам.

– Куда, черт подери, ты уходишь? – вопил Уокси, шагая за ними к лифту. – Ты что, оглох? Я же сказал, что возникли осложнения…

– Это у тебя возникли осложнения, – бросил д’Агоста. – Вот ты с ними и разбирайся. А у меня найдутся занятия и поважнее.

Когда дверцы кабины закрылись, д’Агоста сунул в рот сигару и повернулся к Хейворд.