Книжный на левом берегу Сены - Керри Мейер

— Не передать, как мне жаль, — сказала Сильвия, не найдя, что еще сказать. — Но она обязательно вернется, ведь правда?

— Сказала, что нет. А я просто не могу снова жить там. И она это знает.

— Дайте ей немного времени, — предложила Сильвия, чей жизненный опыт соприкосновения с переменчивыми настроениями Киприан и скорбью Адриенны по умершей возлюбленной научил ее, что время — лучший исцелитель. Правда, горестям Мишеля и Жюли оно не помогло, с тревогой возразила сама себе Сильвия. Прошедшие с войны годы, казалось, истощили Мишеля, и появление малышки почему-то вынесло на поверхность все худшее, что в нем таилось. Жюли по-прежнему не желала делиться с ней подробностями, так что Сильвия не могла представить себе, что у них происходит; она знала только, что прошлый Мишель — улыбчивый ненасытный читатель, усердно боровшийся со своими демонами в компании Сассуна, Гомера и Уитмена, — бесследно исчез.

Однако, успокоила себя Сильвия, Нора все же не получала контузий, как Мишель, и, скорее всего, у Джойсов разыгралась одна из семейных драм, которые поддаются лечению временем и даже расстоянием.

— Она скоро соскучится по вам, — добавила Сильвия со всем сочувствием, на какое была способна.

— А тут еще доктор Борш считает, что мне все же может понадобиться операция, — простонал Джойс. — Оказывается, мои больные зубы скверно влияют на проблему с глазами.

— Господи, помилуй, — вздохнула Сильвия, чувствуя, как ее собственным рукам-ногам передается дрожь переполняющего писателя великого смятения.

Зубы? Какие еще больные зубы? Не в том ли причина, почему он все время заказывает на обед супы?

— Позвольте-ка я приготовлю нам чаю, — сказала Сильвия как из соображений, что горячий чай пойдет ему на пользу, так и чтобы дать себе время собраться с мыслями и придумать, чем помочь ее бедному дорогому Джойсу, чья жизнь, похоже, полетела кувырком.

Но когда она вернулась с подносом, уставленным чашками с крепким чаем, сахарницей, молочником и пачкой имбирного печенья, которое, как она знала, особенно любил Джойс и которое она специально для него припасла в буфете, единственным утешением, какое ей пришло на ум, было:

— Давайте подождем месяц, и если она к тому времени не вернется в Париж, то мы сядем и обсудим, как ее к этому побудить. А пока давайте вместе заботиться о том, чтобы к ее приезду насколько возможно улучшить состояние вашего здоровья.

Он продолжал горестно вздыхать, пока сдабривал чай сахаром и молоком, делал глоток и размачивал имбирное печенье, спровоцировав Сильвию уточнить:

— Так что у вас не так с зубами?

— Абсцессы. Обычное дело при том плачевном положении, в каком находится стоматология в Ирландии. — Название родной страны он произнес резко.

Сильвия покивала, наблюдая, с каким трудом он ест размоченное имбирное печенье, сначала долго перекатывая во рту кусочек, даже не пытаясь жевать его, а потом медленно проглатывая. Он съел так еще пару штучек и выпил три чашки чаю, а Сильвия тем временем чувствовала, как ее собственное сердце бьется все быстрее, плечи каменеют, а пальцы и ладони делаются липкими не только от сладкого, но и от пота. Она не понимала, почему ее должна заставлять страдать его трагедия, но она заставляла.

Зная, что разговоры имеют свойство умерять тревогу, по крайней мере ее собственную, Сильвия принялась рассказывать о своих планах на следующее издание «Улисса», правда разговор выходил односторонний: она что-то лепетала, а он только кивал и время от времени благодарил ее. Поняв, что его не разговорить, Сильвия открыла ставни и переключила внимание на первых посетителей. Работа тоже успокаивала ее, заставляя сосредоточиваться на книгах, цифрах и других осязаемых предметах. Джойс ушел перед самым обедом вместе с Джорджем Антейлом, который рассказал ему, что в Люксембургском саду будет играть квартет.

— Музыка — моя первая любовь, — заметил Джойс. — В свое время я очень недурно пел.

— А сейчас? — поинтересовался Джордж.

Джойс покачал головой так, словно речь о чем-то бесконечно печальном.

— Ну тогда хотя бы порадуем себя старомодными концертами, — сказал Джордж.

Джойс покивал и тяжело оперся на свою ясеневую трость, а Джордж послал Сильвии взгляд, говоривший «Я заберу его с собой». Когда они вышли на улицу Одеон и скрылись из виду, Сильвия испытала огромное облегчение.

Уже вечером, рассеянно ковыряя вилкой в тарелке, Сильвия рассказывала Адриенне про Джойса и Нору.

— Для него это очень печально, — заметила Адриенна, — но я бы ее не винила.

Хотя Сильвия и сама иногда раздумывала, как трудно, наверное, живется с таким человеком, как Джойс, ее все равно удивила реакция Адриенны.

— Но почему?

— Он твердит, что предан ей, но, как мне кажется, они живут каждый своей жизнью. Ей нет дела до книг. Он же одержим собственными сочинениями. И они редко бывают где-нибудь вместе.

Ее наблюдение задело болезненную струнку в душе Сильвии.

— Как это должно быть ужасно любить кого-то так сильно, как Джойс любит Нору, и не чувствовать взаимности.

— А вот и наоборот, я думаю, что ее любовь к нему очень глубока. И что ей не нравится чувствовать, что ее оставляют без внимания.

Сильвия медленно кивнула.

— Но он так гениален.

— Гении не всегда хорошие мужья.

Сильвия закурила сигарету и сделала долгую затяжку.

— Надеюсь, она вернется.

— Moi aussi[112]. — Адриенна чуть помедлила в нерешительности, а потом все же добавила: — А если не вернется, помни, что это не твоя печаль и не твоя вина.

— Как тебе удается? — спросила Сильвия.

— Удается что?

— Ну, так разделять… одно с другим.

Адриенна пожала плечами.

— А я все время напоминаю себе, что мои друзья, даже те, кого я люблю всем сердцем… Я напоминаю себе, что они — это они, а я — это я. Что я Адриенна, и мне дана собственная жизнь, чтобы ее прожить.

— Мой отец всегда говорил, что мы посланы на землю для служения.

— Вполне возможно служить, не теряя самой себя.

И снова Сильвия закивала, понимая, что Адриенна права, но в душе продолжала гадать: кто есть Сильвия Бич без Джеймса Джойса и «Улисса»? Они так переплелись, что не распутать. Ее лавка приобрела известность и успех благодаря сомнительной славе его книги; вот что в конце концов позволило Сильвии совершить нечто самостоятельное, отдельное от Адриенны и ее «Ля мезон». Сильвии нравилось видеть себя спасительницей романа, пускай она и признавала, что ее чувство не такое уж кристально-беспорочное. Зато оно было истинным. И что все это говорило о ней? И что она от этого теряла?

Часть 3. 1925–1931