Сизые зрачки зла - Татьяна Романова

– Что, хороша? – услышал Платон голос соперника. – Я сделал графине предложение, скоро она станет моей невестой.

– Вы уже получили согласие Веры Александровны?

– Это лишь вопрос времени, – отрезал Бунич, но особой уверенности в его голосе не было.

– С дамами не все решается временем! – с облегчением отозвался Горчаков.

Они вошли в широкие двери главного дома. Стоя посреди овального вестибюля с белеными стенами, Вера что-то рассказывала гостьям. Пол здесь уже вымостили плитками из белого и черного мрамора, а от стены широкой спиралью взлетала на три этажа мраморная лестница.

– Здесь все освещается окнами из купола, – объясняла Вера, – а со временем мы восстановим и висевшую здесь люстру. Она упала при пожаре, но все-таки сохранилась. Нужно только найти хороших медников, чтобы выправить покореженные части.

– Что же вы раньше не сказали, Вера Александровна? – удивился Бунич, – я привезу вам мастеров, есть хорошая артель в Смоленске, они там храмы после Наполеона восстанавливали.

Соперник вновь воспользовался моментом: он встал рядом с Верой и, слушая рассказ о планировке дома, с восторгом поддерживал каждое ее слово.

«Пусть петушится… Надеюсь, что Вера не так глупа, чтобы купиться на дешевую лесть», – с надеждой подумал Платон.

Вступать в конкуренцию с Буничем было унизительно, и он еле дождался той минуты, когда смог попрощался и, усадив сестер в коляску, отправиться домой. Старательно избегая любых вопросов, он ехал впереди, а дома собирался сразу же отправиться спать. Однако отдохнуть ему не пришлось: в Хвастовичах его ожидал измотанный и озадаченный исправник.

Какое ужасное разочарование!.. А ведь начиналось все вполне удачно: в Смоленске Щеглов быстро установил личности убитых бандитов – ими оказались два отпетых бездельника, промышлявших на побегушках у местных купцов. За пару монет эти пройдохи запугивали несговорчивых продавцов, а иногда сопровождали обозы с товаром в обе российские столицы. С этими типами все было ясно, да и заказчик просматривался – кто-то из отказавшихся покупать соль купцов или все они вместе взятые. Но как только к исправнику пришло понимание суди дела, так жизнь опять смешала ему карты, перевернув все с ног на голову. Факты недвусмысленно доказывали, что сбежавший с места нападения третий преступник почти неделю жил у Щеглова под самым носом, и самое главное, по всему выходило, что ниточка от этого злоумышленника тянутся в саму столицу.

Положение сложилось – хуже некуда, и исправник, не откладывая в долгий ящик, помчался в Хвастовичи. Ведь из всей местной публики лишь князь Горчаков мог пролить свет на хитросплетения столичной политики, а без этого, похоже, нынешнее дело не имело шансов. Надеясь, что хозяин еще не спит, капитан подъехал к крыльцу уже затемно, но Горчакова пока не было дома, и лакей проводил Щеглова в кабинет. Через полчаса вернулся князь, и, поздоровавшись, поинтересовался:

– Давно ждете, Петр Петрович? Может, выпьете что-нибудь?

– Я здесь с полчаса, ваша светлость, а рюмки не откажусь. Если не возражаете, предпочитаю анисовую.

– Ну, и я с вами за компанию, – решил Горчаков и, налив две стопки водки, поставил между ними маленькую тарелочку с очень черным плотным хлебом. – Закусывайте, этот хлеб мне присылают из монастыря на Бородинском поле. Его жена командира моих братьев Маргарита Тучкова построила на месте гибели мужа. Она там игуменьей стала. Я монастырю деньги жертвую, а она мне в благодарность – хлеб.

– Необыкновенный вкус, никогда подобного не ел, да и под водку очень хорошо. – попробовав, похвалил исправник. – Спасибо за угощение, только я хотел бы о деле поговорить.

– Слушаю… Какие у нас новости?

– Очень странные, и я бы сказал противоречивые, – начал Щеглов. – Сначала все шло довольно предсказуемо. Молодцов наших в Смоленске сразу опознали, как двух прохвостов, промышлявших при ярмарке. Там, в жандармской команде, никого не удивило, что эти бандиты пытались нас ограбить. Все считали, что рано или поздно они чем-то подобным и закончат. Впрочем, может, мы и не первые их жертвы.

– Так в чем же странность? Вы выяснили, кто их нанял? Кто-то из перекупщиков, соперник Горбунова?

– Этого я не выяснил, да и ничего мы теперь не узнаем – покойники не скажут, а заказчики отопрутся. Однако я не все вам рассказал. Я лишь успел добраться до дома, когда на соседней улице стрельба началась. Есть у меня один постоянный дебошир – отставной солдат Силантий. Он двадцать пять лет в армии оттрубил, в военном поселении на жительство остался, да пару лет назад наследство в нашем уезде получил, и не малое. Тетку его богатый купец когда-то из крепостных выкупил, да своей законной женой сделал. Любил ее всю жизнь, только наследников она ему не принесла, так и достался после них моему Силантию двухэтажный дом и мучной лабаз. Вот он теперь все это сдает внаем и деньги пропивает, а как напьется, так во двор вываливается, да палит из ружья почем зря. Соседи пугаются и за мной посылают.

– И как этот Силантий связан с нападением? Это он был третьим? – поразился Горчаков. – Как вы это выяснили?

– Не был он третьим, наоборот, тот бандит у него в доме жил целую неделю, комнату снимал и кибитку свою с товаром в его дворе держал. Он – бродячий торговец и в здешних имениях был. Марфа Васильевна у него шляпку приобрела, а потом я его самолично на ярмарке видел, у него как раз те злосчастные четки, что вместе с сумкой пропали, купил.

Горчаков так и не смог понять его логики и уточнил:

– Как же вы поняли, что это был именно он? Вы увидели его простреленную ногу?

– К сожалению, не ногу, а лишь тот самый простреленный сапог. В спешке покидая наш город, бандит его выбросил, Я подозревал, что он был в чувяках, а на самом деле налетчик ходил в высоких сапогах-ичигах. На Кавказе они в большом ходу, а этот самый Алан рассказывал хозяину дома, будто как раз туда с обозами и ходит. Вчера он уехал. Я сам на ярмарке видел, что его кибитка полна женскими платьями и шалями, значит, путь ему лежит на Кавказ. Только это еще не все. Есть в этом деле одно неприятное совпадение. Незадолго до вашего приезда наведался в Солиту один господин. Представился он графом Иваном Петровичем Печерским, потом объявил, что прислан дядей Веры Александровны. Но графиня приезжего выставила, я сам его увез, мы даже в вашем доме заночевали. Так вот этого молодца я видел в Смоленске, и разговаривал тот как раз с Аланом.

– А что ваш отставной солдат говорит о своем постояльце? – уточнил Платон.

– Он разгуливает по двору в простреленных ичигах, надев поверх них лапти, и палит из ружья. Он ничего не соображает, смог только сказать, что Алан уехал, и клянется, что тот – турок, якобы он турков за версту чует, навидался их на войне предостаточно.

– Откуда в нашем уезде турки? – засомневался Горчаков. – Возможно, торговец с Кавказа… Да и то – зачем его сюда занесло? Ведь наш уезд совсем не по дороге.

Исправник вздохнул и предложил:

– Давайте рассматривать факты. Торговца зовут Алан, я его видел, внешность у него явно южная: маленький, плюгавый, весь черный. Он может оказаться кем угодно: и кавказцем, и татарином, а может, персом или турком. Он приезжал в Солиту, даже продал свой товар Марфе Васильевне. Печерский тоже посетил это имение. Что ему на самом деле было нужно, мы не знаем, но на обратном пути он расспрашивал меня отнюдь не о графине, а о дочери управляющего. И что меня особенно заинтриговало – он крутил в руках точно такие же четки с шелковой черной кисточкой, как те, что я купил в Смоленске у этого Алана, а потом подарил Вере Александровне.

– Так, может, он и продал четки этому Алану или забыл их у него, а торговец решил подзаработать.

– Такой вариант не исключен. Я видел, что они разговаривают, но был слишком далеко, мог и не заметить, как передали четки. Да только не похоже, чтобы аристократ продавал подобную безделушку. Ей цена – полушка, какой с этого доход? Вот если он их забыл или обронил – другое дело. Только как помощник генерал-лейтенанта Чернышева связан с уличным торговцем? И почему они оба приезжали в Солиту незадолго до нападения?..

Горчаков задумался. Дело совсем запуталось. Двух убитых проходимцев могли нанять перекупщики с ярмарки, но как связан с ними плюгавый бродячий торговец? Неужели за всем этим стоит генерал Чернышев?

– Я в столице мельком видел довольно молодого человека – нового помощника Чернышева в комиссии. По-моему, его фамилия, действительно, была такой, как вы назвали, – вспомнил Платон. – Этот Печерский – достаточно высокий, обрюзгший, лицо расплывшееся и мрачноватое, производит неприятное впечатление. Глаза и волосы у него, вроде, черные. Подходит это описание человеку, встреченному вами в Солите?