Контрразведка. Охота за кротами - Анатолий Терещенко

Он был волом, тащившим одно из важнейших подразделений ГРУ. Правда, ему время от времени требовалось давать подробные инструктажи. А иногда и подстегивать в срочных делах.

— Согласись, хоть и говорю в сослагательном наклонении, Боханом надо было плотно заниматься сразу же по возвращении из первой командировки.

— Принимаю критику. виноват…

— Ну, если принимаешь, тогда слушай: рабочий день начинай с доклада о ходе разыскных мероприятий. Прошу подготовить обобщенную справку на Бохана по всем имеющимся материалам. Кстати, кто вылетает руководителем комиссии от ГРУ в Афины?

— Полковник Новиков.

— Вот и прекрасно. Ты его хорошо знаешь, поэтому попроси в ходе работы на месте обратить внимание на такие моменты.

Он стал перечислять их.

Через несколько дней ведущие информационные агентства мира — «Рейтер», «Ассошиэйтед Пресс» и другие — передали сообщение, что советский военный разведчик полковник Бохан попросил политическое убежище в США. Американские власти положительно отреагировали на просьбу офицера ГРУ. Через сутки после обращения Бохана в американское посольство в Афинах его срочно вывезли на военно-транспортном самолете из Греции на одну из военных баз в Западной Германии. А затем предателя спешно доставили в Штаты.

В Афины из Москвы вылетела комиссия ГРУ, которой удалось пролить свет на факт исчезновения полковника-дипломата. Правда, эту информацию надо было еще тщательно просеять оперативникам военной контрразведки, отделив зерна от плевел — истину от лжи.

Начальник одного из управлений стратегической разведки ГРУ ознакомил оперативников со справкой, подготовленной вернувшейся из греческой столицы комиссией. В секретной тетради Стороженко появилась выписка из справки:

«…Бохан за период командировки с 1983 по 1985 год жил явно не по средствам… Перечень его связей и их характер позволяют сделать однозначный вывод, что он мог попасть в поле зрения спецслужб противника… В его поведении в последние месяцы явно просматривались такие качества, как раздражительность, несобранность, безразличие к службе и нежелание выезжать в краткосрочные командировки в СССР.»

Далее шло перечисление признаков, под которые попадал беглец как вероятный агент ЦРУ, подозревавший, что находится под колпаком госбезопасности и испугавшийся разоблачения. Дополнительная проработка материалов показала, что страсть к нумизматике уже не ограничивалась желанием иметь приличную коллекцию, а втянула его в крутой бизнес вовсе не звоном разных монет, а шелестом «зеленой» валюты. Свершилось перерождение офицера в дельца. По характеру Бохан был трусоват, хотя перед женой стремился демонстрировать сталь в голосе, а перед сослуживцами — натуру трудоголика.

Накопительство, скопидомство, стремление больше взять, чем кому-то отдать, постепенно сформировали в нем эгоиста, давно не считавшегося с чужим мнением, даже если оно претендовало на истину. В армейском единоначалии виделось ему посягательство на личность — и это у офицера, добравшегося до полковничьих погон.

Увлекшись бытоустройством, Бохан отодвинул на задний план вопросы трудной и ответственной работы. Заграничную командировку считал за главный источник наживы.

В последние месяцы Бохан чего-то боялся. Пытался наладить хорошие отношения с офицером безопасности посольства. Он страшился выездов в СССР.

Прибывший из Афин полковник Николаев с санкции начальника ГРУ генерала Ивашутина П.И. поделился личными наблюдениями с оперативниками:

— Анализ всего того, что я там прочел, услышал и увидел, позволяет сделать вывод: он сбежал, будучи завербованным. Бохан рогами упирался, чтобы только не ехать на совещание в Москву. Я думаю, он боялся вашего колпака, страшился быть арестованным на Родине. Его дважды вызывали в Центр. В первый раз он сослался на болезнь, а второй раз «опоздал» на самолет.

Через несколько дней на стол Стороженко легла справка о принадлежности американского «нумизмата» к ЦРУ. Он являлся разведчиком-вербовщиком, специализирующимся на разработке советских граждан. Его деятельность такого плана фиксировалась нашей внешней контрразведкой в Заире и Сомали.

Посольство СССР в Вашингтоне. Консульский отдел делал все возможное и невозможное, чтобы власти разрешили встречу с Боханом как гражданином Советского Союза. Дело в том, что в прошлом отмечались случаи насильственного захвата наших сотрудников с последующим объявлением в прессе о добровольном переходе на сторону противника с одновременно активным процессом перевербовки.

По заявлению представителей США, русский якобы отказывается от встречи с советскими дипломатами. Однако через несколько месяцев в результате решительного воздействия советской стороны на правительственные структуры США, они, стремясь избежать общественного резонанса в связи с подозрениями о насильственном удержании гражданина СССР, наконец предоставили возможность встретиться с перебежчиком.

Прибыл Бохан на встречу с соотечественниками в сопровождении двух дюжих штатских. Они внимательно слушали. Полковник открыто заявил об отказе возвращаться на Родину, отметив, что попросил политического убежища в США добровольно на основании продуманных шагов в ответ на новые вызовы времени. После этих коротко-нервных фраз он быстро удалился, отказавшись, таким образом, отвечать на приготовленные советскими дипломатами вопросы.

А через несколько месяцев начала «сыпаться» закордонная агентура военной разведки, которую знал перебежчик по документам или работе с ней. Стало предельно ясно, что Бохан сдает святая святых разведки — своих помощников, зарабатывая доверие новых хозяев.

Приехавший из Греции офицер ГРУ полковник Багров поведал Стороженко, что сразу же после побега предателя во вражеский стан в Греции поднялась такая волна шпиономании и антисоветского психоза, что в одночасье была парализована работа всех служб посольства. В каждом россиянине видели «глаза и уши» Москвы.

«Вот уж истинно справедливы слова, — подумалось Николаю, — о том, что дурные последствия преступлений живут гораздо дольше, чем сами преступления, и призраки убитых, а в данном случае преданных, всегда следуют по пятам за злодеем».

Последовавшие затем почти поголовные аресты подозреваемых, задержание и изучение связей наших даже «чистых» дипломатов как раз свидетельствовали о наступлении тех тяжелейших последствий предательств, о которых подозревали оперативники…

Рабочий день на Лубянке заканчивался. В настенных электрических часах что-то щелкнуло. Стороженко бросил взгляд на белый циферблат серого квадрата часов: было десять часов вечера.