ГРУППА СОПРОВОЖДЕНИЯ. Роман - Олег Татарченков.
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Может, поэтому его все время тянет куда–то?
Полтора часа полета пронеслись мгновенно. И когда «тушка» сделала крутой вираж, снижаясь и заходя на глиссаду, Уфимцев перегнулся через колени капитана Вадима, сидящего рядом, и завис над иллюминатором. Упираясь лбом в холодное, толстое и выпуклое стекло, продернутое седой паутиной изморози, он успел рассмотреть сквозь пелену облаков черноту Кавказских гор и свинцовую кромку Черного моря. Горы оказались не такими уж красивыми, какими он их себе представлял, да и море не внушало романтических чувств. Далее где–то сбоку мелькнуло большое серое пятно большого города. Самолет вновь сделал вираж и неприглядную картинку под крылом заволокло пухлой ватой облаков.
На земле было не лучше.
Придавленный низким серым небом аэропорт, затыкающий рот, рвущий одежду ветер и никаких признаков человеческого жилья. Бабий отчаянный крик у трапа: толпа женщин в черном встречала ящик гроба, спускаемый из багажного отделения самолета. Вопли на гортанном языке уроженцев гор были понятны без перевода. Как понятны похоронные причитания матерей и сестер всего мира: «На кого ты нас покинул?!»
«Еще один джигит не поймал свою московскую птицу счастья», — мелькнуло в голове Уфимцева.
Небольшое бетонное здание аэровокзала. В нем — мрачное отделение местной транспортной милиции, обитое коричневым пластиком. У телефона дежурного сидел с красными от недосыпа глазами и осипшим голосом тучный усатый майор–аварец. Он посмотрел на прилетевшую группу сопровождения из России с нескрываемым раздражением:
-Какой тебе Махачкала, а? — хрипит майор старшему группы, капитану Вадиму, — До Махачкала еще ехат и ехат. А ехат не начем. Вон, — майор тычет короткопалой, густо заросшей черной шестью рукой в сторону небольшого коридорчика, где в узких креслицах, позаимствованных явно из зала ожидания, со скучающими физиономиями сидят четверо русских милиционеров в такой же синей полевой форме МВД, — эти из Воронежа уже десять часов сидят. И вы сидите! Нэту автобуса, понимаешь, бляха–муха! И вообще сейчас не до вас, понимаешь? В Хасавюрте, в райотделе бандиты всю оружейку взяли. Пятнадцать «пээмов», десять автоматов, три тысячи патронов! Как взяли? Всэ на обед ушли, один помощник дежурного остался. Вошли, пушки наставили — и все! Нэт, не убили. Мы же на Кавказе. Про кровную месть слышал? Пока боятся стрелять. А как долго будэт это пока… В общем, сидите, ждите!
Автобус приехал часа через четыре. Майор все–таки сумел убедить свое начальство, что десяток вооруженных русских ментов, бродящих по залу аэропорта под недовольными и подозрительными взглядами местных пассажиров, явно не добавляют спокойствия в общую нервозную обстановку вокруг.
-Понимаэтэ, — втолковывал он, — Сейчас всэ свихнулись на оружии. Всэ стволы хотят. Такие, как у вас, — последовал кивок на автомат АКСу–74, висевший стволом вниз под правой рукой капитана, — Дураков у нас — немеряно. Я бы не хотел, чтобы они еще на аэропорт напали! Да и национальный вопрос… Э–э, как тебе объяснить? В общем, наши здесь не все в восторге, что мы свои проблемы с помощью масквичей решаем.
-Мы не москвичи, — заметил стоявший рядом Уфимцев.
-Да какая разница! Около Масквы живете — значит, масквичи.
…Видавший виды микроавтобус на базе грузовика ГАЗ–51, с рычагом для механического открывания единственной двери, торчащим под правой рукой водителя, на родном брате которого Игорь ездил еще в раннем пионерском детстве, все катился и катился, демонстрируя пассажирам далеко не курортные пейзажи. Серая невзрачная долина, придавленная тяжелым небом и подпертая с одной стороны горами, а с другой — туманной дымкой, с рядом унылых коттеджей вдоль дороги, оказалась историческим Дербентом. Самого города милиционеры так и не увидели, объехав его стороной и удовольствовавшись рассказом водителя, что в нем есть древняя крепость, а облупленные двухэтажные коттеджи с заколоченными щитами окнами, стоящие вдоль дороги — бывший санаторий, в котором сейчас расположились пограничники, выведенные из Азербайджана после распада Союза.
Затем появились унылые обшарпанные серые пятиэтажки, оказавшиеся одним из микрорайонов столицы Дагестана. С центром города гости республики в тот день тоже не познакомились, оказавшись сначала на узких привокзальных улочках, затем — в холодных номерах гостиницы «Приморской». Спустя несколько лет, просматривая в который раз первый советский фильм–катастрофу «Экипаж», Уфимцев в сцене встречи у моря положительного папы и стервы–мамы увидит за их спиной знакомый силуэт с козырьком крыши и сплошной лоджией на верхнем этаже.
Гостиница, как ей и полагалось из названия, находилась у моря. Пляжа на берегу не было, зато вдоль него тянулись унылые корпуса складов и железнодорожные рельсы сортировочной станции. Понять логику архитекторов, возводивших в таком месте приют для туристов, при всем желании понять было невозможно.
Ветер с Каспия вовсю гонял густо замусоренную свинцовую волну, раскачивал флотилию катеров и моторных лодок, ошвартованных у ржавых пирсов, завихрял тучи пыли, замешанные на лохмотьях газет, окурков и обрывках целлофановых пакетов. Складывалось впечатление, что дворники в этом приморском городе с крутыми улочками и серыми домами вымерли как класс вместе со смертью великой державы. Впрочем, Игорь и раньше, на примере Москвы образца 1991 года, успел убедиться, что первым признаком бардака в стране является неубираемый мусор на улицах и катастрофически разрастающиеся помойки…
Ветер насквозь продувал обшарпанную «Приморскую». Уфимцев, глядя сквозь окно в холодном номере на мрачный пейзаж, мысленно ругал себя за излишнее оптимистическое отношение к жизни, подтолкнувшее его взять плавки с собой на этот, с позволения сказать, «курорт».
Гостиница была совершенно пустой. Если, конечно, не считать табора таджикских цыган, галдящей толпой осаждавшего администратора — тетку с высокой, травленой пергидролем, прической, тоскливо взиравшую на них из–за высокой стойки. Тетка откровенно обрадовалась появлению милиционеров (при их виде табор куда–то стремительно рассосался), и на радостях даже дала распоряжение разогреть титан, дабы гости могли принять душ.
Уфимцев ежился под чуть теплой водичкой в ледяной душевой и утешал себя фразой капитана Вадима, моющегося в соседней кабинке: «Лучше так, чем никак!»
…Сержанты уже успели разложить на застеленном газетой столе горы свежей редиски, зелени и водрузить над всем этим южным великолепием пару купленных в ближайшем ларьке бутылок коньяка «Дербент», как на пороге появился Вадим:
-Сворачиваемся! — махнул он рукой, — Усиление обявили. Будем сегодня до утра на железнодорожном вокзале дежурить, — Игорь, — обратился капитан к журналисту, — Тебе, естественно, на вокзал переться не обязательно.
-А что я здесь буду делать в одиночку? — уточнил Уфимцев, — Поболтаюсь лучше с вами.
-Лады, — мотнул головой Вадим, похлопал по карманам своей форменной куртки и протянул корреспонденту белый пластиковый цилиндр с малиновым колпачком, — На вот возьми «черемуху» на всякий случай. Оружие тебе не полагается, так хоть этим… На вот еще… Не порежешь, так попугаешь!
И в карман джинсовой куртки Игоря перекочевал китайский нож с выкидным лезвием.
-«Броник» возьмешь? — решивший оснастить корреспондента всем чем можно и чем нельзя, капитан кивнул на койку, на которой лежал легкий милицейский бронежилет, — Под куртку!
-На кой ляд он мне нужен! — усмехнулся Уфимцев, — только от ножа и спасает. Ты мне еще до кучи каску на голову предложи надеть. Тогда уже точно все бандиты с вокзала разбегутся при виде такого чучела.
Город был погружен в непроглядную южную ночь, лишь на перекрестках пробиваемую желтыми слабыми огоньками лампочек, болтающихся на одиноких покосившихся столбах. Вокзал же, как и полагалось, источал потоки света, льющегося на привокзальную площадь из широких окон.
Напротив главного его входа возвышалась монументальная фигура пожилого джигита в папахе и бурке, восседавшего на таком же монументальном скакуне. Впрочем, освещения хватало только на коня и бурку, голова же легендарного Махача, в честь которого и был назван город, тонула в темноте.
Вокзал, несмотря на поздний час, бурлил. На перроне потомки Махача, одетые в интернациональные вьетнамкие спортивные костюмы и кожаные куртки, бодро брали штурмом поезд Махачкала–Астрахань. Провожавшие кунаки энергично запихивали своего земляка через разбитое окно уже запертого тамбура. По соседству, не обращая внимания на предупреждающие окрики осатаневших проводниц и уже тронувшийся поезд, другая компания джигитов заволакивала вовнутрь сумки с барахлом.
