Абсолютная беспощадность... к себе! - Кочергин Андрей Николаевич

Как-то раз приходит ко мне милый здоровенный парень и говорит:

— Я хожу по залам и спаррингую с мастерами. Хотел бы побиться и с вами.

— Очень хорошо, — говорю я ему. — Но те правила, по которым бьюсь я, невозможно реализовать в зале ввиду их полного отсутствия. Договариваться я с тобой тоже ни о чем не буду, ты просто встретишь меня однажды после работы и постараешься порвать, как Тузик варежку, а я очень постараюсь перегрызть тебе горло. Так что до встречи. Живу я там-то и там-то, заканчиваю работать в десять вечера. Самое время для дружеского общения, потому как зима, темно уже.

Он больше не пришел. А я даже не стал чувствовать себя более напряженно, чем обычно, потому что всегда чувствую себя именно так, как научила меня жизнь, уж извините за пафос.

В Японии говорят, что мастерам лучше не встречаться.

Неоднократно упомянутый мною Миямото Мусаси шел по дороге и вдруг увидел самурая, идущего навстречу. По манере держаться и по оружию он понял, что это один из известных мастеров севера. Они медленно прошли мимо, затем развернулись, и незнакомец спросил:

— Вы не Миямото Мусаси, о котором я слышал много достойного?

— Да, это я, — ответил Мусаси.

Они поклонились и пошли каждый своей дорогой.

Чтобы мастеру понять мастера, совсем не обязательно отрубать ему голову. Более того, есть правило, что мастер, занятый преподаванием, официально уже не спаррингует. Все мной сказанное я адресую тренерам, сенсеям, преподавателям. Ощущайте моральную и этическую ответственность перед учениками, безоговорочно доверяющими вам.

Нет, я никого не поучаю, все сказанное выше — всего лишь мое мнение, которым я рискнул поделиться с вами, уважаемые коллеги.

Давайте опять о подготовке психики.

Среди проводимых мною в нашем Центре тренингов пограничных состояний есть один весьма забавный. Суть его вот в чем.

Беру я мальчика лет тридцати, уверяющего меня в том, что он вообще ни разу в жизни не дрался, этому мешали морально-этические, физические или нравственные угрызения, и просто приказываю ему бить себя коленями. Технически удар достаточно прост и тяжел, карапуз доволен: все получается, да еще и мазохист лысый дает себя пинать как грушу, чем не жизнь. Попинал он этак вот меня, потом еще попинал, а тут я ему и говорю: «Вот что, дружок, бей меня так, чтобы ребра сыпались, чтобы зубами харкал, чтобы лоб треснул. Бей мощно и быстро, как только я замечу, что ты перестал меня бить, начну бить я! Ну и, само собой, если ты сумеешь меня забить, то вероятность контратаки приближается к нулю!»

Тренированного человека хватает максимум на пять минут ударов с криком и проносом через грудину. Я летаю, как мячик, потом, бывает, ночи не сплю, все отбито, но вскоре мой дядя начинает себя жалеть. Устал, сердешный, рученьки повисли, ноженьки не ходят, да уже и не бьют!

Вот тут-то лысый вдруг оживает и, отплевываясь кровью, начинает как ни в чем не бывало «убивать» усталого и «сдувающегося» дядю. Забиваю я его с максимально возможной жестокостью, все трещит и рвется, нокаут — это то самое малое, что я жду от процесса.

Когда парень падает с безумными от страха и боли глазами и хватает ртом воздух, он узнаёт, что такое смерть. В этот раз он выжил не потому, что очень этого хотел, не потому, что это являлось логическим завершением процесса, а потому, что я так решил.

Если после данной экзекуции еще когда-либо реально встанет вопрос о его безопасности, то он от страха за свою жизнь, осознанного и совершенно объективного, разорвет противника в клочья, причем биться будет до конца, пока глаза видят, а пальцы шевелятся. Он знает, что жизнь — это борьба, а смерть — это опущенные руки!

Что, дорогие, страшно? А то!.. Мы еще и не такое вытворяем. Не ходите, дети, в Африку гулять.

Что-то меня сегодня на юмор развернуло. Несколько своеобразный, конечно, но вы уж не обессудьте. Как умею, так и пою.

Все практикуемые ныне и известные мне стили и направления боевых искусств созданы для реализации амбиций их создателей и последователей, далее если эти последователи живут на пару сотен лет позже создателей. Желание победить — основная стратегическая доктрина, аксиома всех известных мне боевых систем. О культурно-оздоровительном наследии боевых искусств чаще всего не говорится ни слова!

Для достижения победы адептам внушают, что данный стиль есть лучшее из возможного, древнейшее и чистейшее из всего, что только на планете имеется, основатель его — сверхчеловек, а они — счастливчики, лучшие из лучших. Любой бой для них есть прежде всего возможность доказать всему миру, что их выбор был правильным, а школа является величайшей.

Хорошо ли это?

А что, собственно, плохого в этом может быть, если устремления бойцов подтверждаются результатами их выступлений. Весь спорт построен на амбиции спортсмена, если он, этот вот спортсмен, не хочет быть первым, то он, видимо, не спортсмен, а всего лишь физкультурник. Но есть одна незадача, заключается она в следующем. Глупец тот, кто считает себя величайшим, потому рано или поздно придет кто-то более сильный.

Нет ничего страшнее Майка Тайсона, упавшего в первый раз.

А мы, полудурки, занимающиеся кои но такинобори рю, не стремимся выиграть, единственная победа, которая нас интересует, так это победа над самим собой! Если для победы в каком-то раскрученном и престижном стиле нужна особая техника и тактика, то мы вполне можем обойтись особым отношением к себе, даже если драться придется без рук, без ног.

Я уже не раз писал, что, оглядываясь на свои проигрыши, четко понял, что всего лишь был недостаточно безжалостен по отношению к себе!

Персона основателя никоим образом не отсвечивает на процесс постижения Пути, а истоки стиля интересны только техническому директору, то есть вашему покорному слуге. Мы не нагоняем мистики в то, что делаем. С какой стати превращать драку в священнодействие? В бою мы верим лишь в то, что не имеем права проиграть, отвечая при этом не перед каким то абстрактным учителем, а перед совершенно осязаемым самим собой. Согласитесь, это не одно и то же.

Когда Игорь Ушаков (60 кг) выходил биться с Женькой Бакланом (100–110 кг), он и не мог выиграть, так как наши правила не дают возможности для уловок, драка будет дракой! Но он не проиграл, потому что визжал, как задыхающийся в петле хорек, будучи пойманным на удушающем приеме локтем в горло, запрещенном всеми федерациями, и не стучал по татами ладонью, «салютуя о сдаче».

Что может быть проще, чем не сдаться, не испугаться, не убежать от опасности, а встретить ее улыбкой и весело сдохнуть! Порой погибнуть бывает честнее, чем жить предателем, трусом или негодяем. Все это мэцкей, но не мэцкей победителя, тотально идущего за своей победой, а мэцкей карпа, прыгающего в водопад, в исступлении борющегося за продолжение своего рода и умирающего непобежденным в этой борьбе, пусть даже и не достигнув своей цели.

Меня поразил тот факт, что водопады на пути нерестящихся рыб есть не только злая шутка природы, но и инструмент естественного отбора. До заветного места доплывают сильнейшие рыбы, но они не победители, они всего лишь нерестящиеся рыбы. Карп погибающий, но не сдающийся в борьбе с непобедимым водопадом, — это символ доблести самурая, это символ нашей школы.

Я горд, что жизнь подарила мне возможность прикоснуться ко всему этому.

Есть такой Астахан Рыбаков, это боец муай тай из Казахстана. На одном из чемпионатов мира по «боям без правил» его утащил в партер более крупный греко-рим, сел сверху и начал планомерно пробивать голову. Астахан лежал и вполне спокойно наблюдал за всем этим, слегка подставив руки. Греко-рим бил, бил, бил… затем встал и сказал: «Все, я больше не могу, я сдаюсь». Вот это и есть победа по канонам кои но такинобори рю.

Один наш парень, стоя на кулаке, буквально агонизировал, он упирался в землю даже не стопами, а большими пальцами ног и трясущейся согнутой ручонкой. Он верещал, а я орал и матерился на него, потому что в этот момент самым унизительным для него было бы то самое пресловутое сочувствие.