Сильнодействующее лекарство - Артур Хейли

Урбах, который вел перекрестный допрос, при этих словах чуть ли не закричал:

– Тогда ПОЧЕМУ ЖЕ вы его выдали?

На что Мейс, а он явно волновался, ответил, вернее, промямлил:

– Я.., я и сам не знаю.

Этот ответ – а худшего невозможно было представить – ошеломил зрителей, присутствовавших на слушаниях. Зал замер от негодования и ужаса, затем Донэхью разразился своей тирадой. До этой минуты Мейс, хотя и нервничал, казалось, был в состоянии держать себя в руках и связно отвечать на вопросы о своих действиях в качестве инспектора ФДА, проверявшего документацию по монтейну. Свое выступление он начал с краткого заявления. Мейс рассказал о том, с каким огромным количеством документации ему пришлось работать – 307 томов общим объемом в 125 тысяч страниц. Затем он остановился на подробностях различных проверок этих данных, что привело к задержке разрешительного удостоверения на препарат. В конечном итоге, подчеркнул Мейс, все эти проверки привели его к положительному заключению. В своем заявлении Мейс умолчал о сообщении из Австралии. Этот факт всплыл на поверхность позднее, когда ему пришлось отвечать на вопросы.

Именно во время ответов на вопросы, когда речь зашла о случае в Австралии, Мейс начал волноваться и в какой-то момент полностью потерял контроль над собой. Вот тут-то он и допустил страшное признание: «Я.., я и сам не знаю».

Несмотря на очевидную слабость позиции Мейса, Селия отнеслась к нему с некоторым сочувствием. Выдвинутые против него обвинения показались ей чрезмерными.

Когда истязание Мейса наконец закончилось и был объявлен перерыв, Селия испытала облегчение. Она поднялась со своего места и, движимая чувством симпатии к этому человеку, подошла к Мейсу, – Доктор Мейс, разрешите представиться. Я – Селия Джордан из компании «Фелдинг-Рот». Я просто хочу сказать вам…

То, что за этим последовало, заставило ее запнуться, повергло в растерянность и смущение. При упоминании имени компании лицо Мейса исказила гримаса дикой, жгучей ненависти. Она впервые видела нечто подобное. Глаза Мейса пылали, сквозь стиснутые зубы он прошипел:

– Не смейте ко мне подходить! Вы меня поняли? И никогда, никогда не вздумайте приближаться ко мне!

Прежде чем Селия успела собраться с мыслями и что-то ему ответить, Мейс повернулся к ней спиной и пошел прочь.

– О чем это вы с ним? – поинтересовался Куэнтин, стоявший неподалеку.

– Ничего не понимаю, – ответила потрясенная Селия. – Все случилось, когда я упомянула название нашей компании. Он словно взбесился.

– Ну и что? – пожал плечами адвокат. – Доктор Мейс не питает симпатии к изготовителям монтейна. Его можно понять.

– Нет. Я уверена, что за этим кроется нечто большее.

– Я бы не советовал особенно волноваться по этому поводу Однако гримаса ненависти на лице Мейса стояла перед глазами Селии всю оставшуюся часть дня. Она не могла избавиться от тревоги.

Винсент Лорд задержался в Вашингтоне еще на день, и Селия не преминула высказать ему напрямик, что думает о показаниях, которые он дал накануне. Разговор происходил в ее гостиничном номере. Обвинив Лорда во лжи, она спросила его, зачем ему это потребовалось.

К ее удивлению, директор по науке не стал искать оправданий, а лишь покаянно признался:

– Да, вы правы. Я, конечно, виноват. Все нервы.

– Не похоже, что вы нервничали.

– Это не обязательно должно бросаться в глаза. От всех этих вопросов мне стало как-то не по себе, и мне показалось, что этот Урбах знает больше, чем следует.

– Что вы имеете в виду?

Лорд замешкался, подыскивая ответ.

– Вероятно, не больше того, что нам всем известно. В общем, я решил, что подобным ответом можно положить конец допросу и выйти из этой заварухи.

Селию объяснение не убедило.

– Ведь вы в этом деле не один. Так почему же вы решили выйти из игры раньше остальных? То, что сейчас происходит, естественно, неприятно для всех, в том числе и для меня, и всем нам приходится держать ответ перед своей совестью. Но ведь во всей истории с монтейном не было совершенно ничего противозаконного.

И тут Селия замолчала. Ее вдруг осенила неожиданная мысль, и она спросила:

– Или, может быть, было?

– Нет, что вы! Конечно, нет! – ответил Лорд, правда, слегка замешкавшись и чересчур горячо.

И снова, как это уже однажды было, в памяти Селии ожили слова Сэма: «Но есть еще одно обстоятельство. О нем ты не знаешь».

Испытующе глядя на Лорда, она сказала:

– Винс, существует ли нечто такое, что имеет отношение к монтейну и к нашей компании, чего я не знаю?

– Клянусь вам, ничего такого нет. Да и что, собственно, может быть?

И вновь Лорд солгал. Для нее это было ясно. Теперь она также знала, что тайна Сэма, какой бы она ни была, не умерла вместе с ним – ею владел и Лорд.

Но Селии тогда еще не суждено было узнать ее. После полудня в четвертый, заключительный день слушаний Селию вновь вызвали для дачи свидетельских показаний. Даже по репликам, которыми сенатор обменивался со своими помощниками, было видно, что он раздражен и рвется завершить все поскорее. Прежде чем Селию вызвали на место для свидетелей, Куэнтин успел ей прошептать:

– Будьте осторожны. Похоже, что наш «великий из великих» проглотил за ленчем нечто такое, отчего у него внутри все бунтует.

Адвокат комиссии Урбах задал Селии вопросы относительно показаний других свидетелей, имевших отношение к ее собственным показаниям, полученным ранее.

На вопрос по поводу утверждения Лорда, который заявил, что был бы готов отложить программу по производству и сбыту монтейна, если бы это было в его власти, Селия ответила:

– Мы это заявление уже успели обсудить. В моей памяти сложилась иная картина, чем у доктора Лорда, но я не вижу смысла оспаривать его заявление, так что пусть все остается как есть.

На вопрос о ее посещении штаб-квартиры общественной организации «Граждане за безопасную медицину» Селия ответила:

– Мое решение посетить доктора Стейвли родилось импульсивно и было продиктовано дружественными намерениями. Мне казалось, что нам будет полезно обменяться мнениями. Но все сложилось иначе.

– Отправившись к Стейвли, вы собирались говорить о монтейне?

– Не только.

– Но ведь вы обсуждали этот препарат?

– Да.

– Вами руководила надежда убедить доктора Стейвли и ее организацию ослабить или свернуть полностью их кампанию с требованиями аннулировать разрешение на производство монтейна, выданное ФДА?

– Нет. Подобная мысль никогда не приходила мне в голову.

– Это был официальный визит? Вы действовали как представитель компании?

– Нет. Честно говоря, ни один человек в компании не знал о моем намерении повидаться с доктором Стейвли.

Донэхью (он сидел рядом с Урбахом) был явно раздосадован.

– Миссис Джордан, в своих ответах вы полностью искренни? – спросил сенатор.

– Все мои ответы совершенно правдивы, – ответила Селия и добавила, не в силах совладать с охватившим ее гневом:

– Может быть, вы хотите проверить меня на детекторе лжи?

– Здесь не суд, – нахмурился сенатор.

– Прошу прощения, сенатор. Я это упустила из виду. Побагровевший Донэхью кивнул Урбаху: продолжайте. Теперь вопросы касались декларации «Фелдинг-Рот».

– Доктор Стейвли назвала этот документ образцом «беззастенчивой коммерческой рекламы», – заявил Урбах. – Вы согласны с такой оценкой?

– Естественно, не согласна. Цель декларации соответствует ее содержанию, в ней со всей прямотой излагается будущая политика компании.

– Да неужели? Вы что же, искренне убеждены, что этот документ не окажет никакого рекламного воздействия?

Селия почувствовала, что ей готовят ловушку. Она решила быть предельно осторожной.

– Я этого не говорю. Но даже если наша декларация – а в этом документе намерения компании излагаются самым искренним образом – и окажет подобное воздействие, то отнюдь не преднамеренно.

Донэхью проявлял явные признаки беспокойства. Повернувшись к сенатору, Урбах спросил:

– Вы хотите что-нибудь добавить? Казалось, председательствующий и сам не знал, стоит ему вступать в разговор или нет. Затем он мрачно изрек:

– Итак, нам предлагается выбор – кому верить? Бескорыстной, приверженной своей идее Мод Стейвли или представительнице индустрии, столь обуреваемой жаждой наживы, что она регулярно убивает и калечит людей? Причем использует для этого заведомо опасные препараты.

При этих словах в зале буквально ахнули от изумления. Даже помощникам сенатора стало не по себе: их босс явно перегнул палку.

Окружающее перестало существовать для Селии.

– Сенатор, этот вопрос адресуется мне? – спросила она Донэхью язвительным тоном. – Или, может быть, ваше надуманное, безосновательное заявление следует понимать буквально: то есть что это расследование представляет собой сплошной фарс и ваше обвинительное заключение было сфабриковано еще до того, как мы появились в этом зале?