Повесть об уголовном розыске [Рожденная революцией] - Алексей Нагорный

– Тифозный или как? – Около Маши остановилась пожилая женщина в крестьянской одежде.

– Помер, – вздохнула Маша. – В дороге помер. – Она вдруг встретила настороженный, колючий взгляд бабки и добавила: – Убили его, бабушка.

– Кто же это? – с любопытством спросила старуха.

Маша задумалась: что ответить? А вдруг эта бабка появилась не случайно, неспроста?

– Уж не власть ли его кокнула? – подсказала бабка.

– Да блатной он вроде, – сказала Маша. – Ну, с другим блатным повздорил, тот его и пришил. А ты, бабка, канай отсюда, поняла?

– Ухожу, милая, – старуха скользнула по Маше взглядом, словно бритвой полоснула. – Ты из города? Правду бають, что в городе голод, из покойников варят? Котлетов и этих, как их! Хрикаделек?

– У меня жратвы от пуза, – улыбнулась Маша.

– А-а… – с уважением протянула старуха. – Ну, покедова, касатка. – Бабка ушла.

Маша подождала несколько секунд и помчалась на станцию. Коля сидел в оперпункте линейной охраны и разговаривал с длинным, нескладным мужиком в потертой милицейской форме.

– Моя жена, Маша, – сказал Коля. – А это, представь себе, – Анисим Оглобля, мой напарник по дракам!

– Не может быть! – искренне удивилась Маша. – Анисим – в милиции?!

– Лихо же ты меня аттестовал, – неторопливо сказал Анисим и протянул Маше руку. – Басаргин моя фамилия. А он, знаете, даже и понятия не имел… Здорово, говорит, Оглобля! – Анисим засмеялся. – Долгая это история, Маша, почему я в милиции. На досуге расскажу.

– Не будет у вас… у нас досуга, – угрюмо сказала Маша. – Только что какая-то бабка выпытывала у меня, кто же это приложил твоего покойничка. – Она посмотрела на Колю.

– Кстати, – нахмурился Коля. – Ты почему ушла?

– Тебя предупредить. Сдается мне, эта бабка из одной компании с твоим Феденькой и убитым!

– Феденька – это точно, бандит, – кивнул Анисим. – Правда, улик у нас нет, просто люди нам сообщают по секрету. А убитого, как Коля его обрисовал, я не знаю. А бабка как выглядит? Косоротая? Шамкает?

– Она, – кивнула Маша.

– Зовут эту бабку Потылиха, промышляет гаданьем, с попом, отцом Серафимом, якшается. Других данных нет. Но чтобы невзначай нам не вляпаться, сделаем так: я выеду за станцию, ты проверься и, если хвоста нет, я тебя подвезу до Грели, отдыхай… А если хвост – тебе лучше в моем обществе не показываться. Узнают, кто ты, и полушки я за твою житуху не дам. Пошел я.

– А труп? – спросила Маша.

– В самом деле? – удивился Коля. – Его же надо опознать, протокол составить. Давай понятых и займемся, а?

– Протокол, опознание, – усмехнулся Анисим. – Да ты, мил друг, не мысли здесь столичными, как это сказать по-научному, – категориями. Триста квадратных верст, а я – один, ясно тебе? Жара-то какая. Пока я организую все это, – он в кисель превратится, понял?

– И другой милиции у вас нет? – удавилась Маша.

– Представьте себе, – нет, – развел руками Басаргин. – Я да еще уполномоченный ОГПУ Коломиец, вот и все!

– А почему же нельзя собрать народ на опознание? – настаивала Маша. – Послать повестки, вот и все!

– Бездорожье, – буркнул Анисим. – Да и не пойдут смотреть.

– Заставь, ты – власть, – спокойно сказал Коля.

– А вот поживешь у нас, осмотришься, – ответил Басаргин, – тогда поймешь, что ты глупость сказал. Я запрягать пойду, догоняйте.

Коля и Маша вышли из оперпункта, осмотрелись.

Вдалеке, у края перрона, Басаргин что-то объяснял трем здоровым мужикам. Они подняли убитого, унесли.

– Идем. – Коля зашагал к опушке леса. Маша послушно двинулась за ним. Вокруг не было ни души.

– Давай-ка в лес пойдем, – сказал Коля.

– Зачем? Что мы скрываемся? – возмутилась Маша.

– Ты что сказала бабке? Кто убил мужика? – усмехнулся Коля.

– Блатные… – Маша догадалась, что задумал Коля, и сразу скисла.

– Сама все сообразила, сама меня на эту затею натолкнула и сама же куксишься. Нелогично!

– Тебе волчья шкура не пойдет, Коля, – грустно сказала Маша.

– Да я еще ничего и не решил, – попытался успокоить ее Коля. – По обстоятельствам сообразим, а ты раньше времени с ума не сходи!

Подъехал Анисим Басаргин:

– Садись, не то… Путь долгий, если еще помнишь.

– Помню, – кивнул Коля. – Он, понимаешь, отвозил меня тогда на станцию, – объяснил он Маше. – И теперь везет! Есть судьба, черт возьми!

– Я после твоего отъезда в Псков подался, – сказал Анисим. – На фабрику поступил – котлы для паровозов клепать. Ну, а оттуда, по путевке, в милицию. А ты, значит, едва под расстрел не попал? – Анисим засмеялся. – А уж мне твой Арсений тогда так на сердце лег, так лег! Я тебе, брат, завидовал до смерти!

– Вот мой рапорт о случившемся в поезде, – сказал Коля, протягивая бумажку. – Бандиты хотели убить меня и мою жену. Приобщи к делу в качестве доказательства.

Анисим повертел рапорт в кривых, узловатых пальцах и порвал его. Вынул зажигалку, сделанную из патрона, и запалил клочки.

– Ты… ты, часом, не болен? – обозлился Коля. – Это же документ, доказательство. Я же тебе русским языком объяснил! На суде…

– До суда еще дожить надо, – перебил Анисим. – Это раз. Второе – поймать их надо. Это два. Я, брат, если бы всю эту бухгалтерию разводил, – давно бы покойником был. Я, Коля, их и без этого рапорта поймаю, увидишь. К концу твоего отпуска – «четыре сбоку и ваших нет!» Н-но, радёмые, – ом потянул вожжи, лошади заковыляли по вязкому проселку. Копыта смачно чавкали в жирной грязи. Маша прислонилась к плечу Коли и задремала.

– Как твоя рана, – осведомился Анисим, – не беспокоит?

– Засохла уже, – беспечно отозвался Коля. – Слышь, Анисим, – тихо продолжал он. – Есть у меня план.

– Какой? – сонно спросил Анисим.

– А такой, что Феденька этот у тебя под носом орудует без всяких, я это собственными глазами видел.

– Ну и что? – оживился Анисим. – Я ведь не отрицаю.

– А то, что я тебе уже говорил: якшался в свое время Феденька с попом! С Серафимом!

– Эва, – вздохнул Басаргин. – Когда это было. Теперь они и близко не знакомы. Феденька из наших мест исчез лет пять назад и с тех пор не видать его. А в чем план-то?

– План такой. Приеду я к Серафиму…

Коля не договорил. Впереди упала ель и загородила дорогу. Басаргин натянул вожжи, телега остановилась.

– Что такое? – проснулась Маша.

– Тише, – укоризненно шепнул Коля. – Не дома.

Маша притихла. Басаргин вытащил из кобуры наган, направился к завалу. Осмотрел его и углубился в чащу. Коля достал кольт.

– Банда? – напряженным голосом спросила Маша.

– Завал, – ответил Коля. – Хорошо, если случайный.

– Поди-ка, – позвал Басаргин.

– Не бойся. – Коля ободряюще улыбнулся жене и подошел к Басаргину.

– Ель подпилена, – сказал Басаргин. – Подсоби.

Сдвинули ель на обочину. Басаргин вытер пот, направился к телеге.

– Банда? – снова спросила Маша.

Басаргин кивнул:

– Стрелять умеете?

– Умеет, – сказал Коля.

– Отдай ей свой кольт, у него спуск легкий, – продолжал Анисим и протянул Коле наган. – У меня в кармане – второй, бери, не сомневайся…

Маша привычно прокрутила барабан револьвера, проверяя патроны, щелкнула предохранителем. Басаргин одобрительно хмыкнул:

– Н-но… – Лошадь снова зачавкала по грязи.

– Не понимаю я чего-то, – недоумевал Коля. – Завал был? Был? Чего они нас из засады не перестреляли?

– Не так все просто, – сказал Басаргин. – Видать, есть у них свой интерес.

– Какой? – спросил Коля.

– Поймаем – узнаем, – усмехнулся Басаргин и серьезно добавил: – Может, думали, я один, а увидели – нас трое, и отступили. Кто их узнает.

Начинало темнеть.

– Нелегкое у тебя свидание с юностью получается, – грустно улыбнулась Маша. – Я читала, что в полиции средний возраст был сорок пять – пятьдесят лет.

– Что значит «средний»? – уточнил Басаргин.

– Умирали они в этом возрасте, – сказала Маша.

– Так они еще взятки брали и сладкое ели, а мы на гнилой картошке и до тридцати не дотянем, – невесело пошутил Басаргин.

– Мы до ста лет жить будем, – сказал Коля. – И нас ни пули бандитские не возьмут, ни ножи. Потому что мы за правое дело жизнь отдаем, а это, я считаю, главное!

– Ну, помитинговали, теперь давайте о деле, – устало сказал Басаргин. – Засветло не доедем, это уж так. А в лесу ночевать…

– Костер разведем? – оживилась Маша. – Я ни разу не ночевала в лесу у костра!

– Ничего хорошего, – махнул рукой Басаргин. – Сыро, гнус жрет и вообще.

– Страшно? – Маша поежилась.

– Не дети, чтобы страшно было. Опасно, вот и все.

Анисим выпряг лошадей, начал собирать сухой валежник. Коля помогал ему. Лес шумел вокруг протяжно и печально. Коля прислушался к неясным шорохам, настороженно повернулся на подозрительный треск сучка. Нет… Это не «они». Пока не «они». Ночь спустилась над лесом. После дневной духоты и дождя вызвездило, потянуло прохладой. Ветерок угнал тучи гнуса, стало легче дышать. Постепенно Коля успокоился, расслабился. Потрескивали сучья в догорающем костре, то тут, то там вскрикивала дурным голосом ночная птица. Вспомнилась тихая, вязкая после частых дождей дорога – улица в родной Грели, толпы мужиков, идущие к площади ладить стенку… И Феденька – слюнявый, с колючими глазками и слова его: «Сон вспомни, Коля: зовешь родителей, а дозваться не можешь». Почему он так сказал? Что имел в виду?