Слепой Пегас или БОМЖ с пистолетом - Владимир Исаевич Круковер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Двадцать баков для тебя не много за жилье? — спросила Валя.
Нормально, — ответил я. — А мы тут одни будем?
Хозяйка в другой половине живет, отдельный вход.
Ну давай, — я протянул ей 50 долларов.
Она зашла к хозяйке, вернулась с ключом. В моем распоряжении оказались две комнаты: спальня и зал. Зал был разделен широким барьерчиком.
Это кухня на европейский манер, — сказала Валя. — Тут две туалетных комнаты, очень удобно, в каждой имеется душ. Готовить сами будем?
А ты умеешь?
Мы с девочками сами готовим. Иначе дорого выходит питаться. Хотя есть и дешевые кафушки, с одним хозяином и парой столиков. Там за пару фунтов можно покушать. Ты, как я поняла, в деньгах стеснен?
Да, Валя, задерживают мне перевод из России, поиздержался.
За разговором Люся прошла в спальню, вынула из стенного шкафа чистое белье, расстелила.
Сразу к делу? — спросила она, расстегивая блузку.
Нет, — сказал я, почти испуганно, — потом.
Меня сейчас самого можно было использовать, полутруп, а не мужик. Мне бы помыться и поспать...
Валя, — сказал я, мне бы помыться и поспать. У меня сегодня был очень тяжелый день. А ты сходи на рынок, куда вы тут ходите, купи что-нибудь на ужин. Вина купи, тут, говорят, местное вино хорошее, виноградное. А то водка по такой жаре не идет. Ты не обижайся, ладно?
Она посмотрела на меня внимательно. Очень у нее старые были глаза, хотя на вид ей не больше двадцати. Повидала, видать, девчонка всякого. Я чувствовал, что она хочет задать вопрос, но она удержалась.
Спи, конечно, — сказала она. — А насчет обид, так я наоборот довольна. Ты меня от работы освобождаешь. Мы обычно такое клиентам не говорим, но ты, я вижу, мужик тертый, все понимаешь.
Да уж, — сказал я. — Спасибо. Сенк ю.
***
Теперь я верю, что ты — журналист, — сказал Валя. Она сидела за журнальным столиком в другом углу комнаты, сложив под подбородком руки, смотрела на меня жалостливым взглядом вечно терпимой русской бабы. — Сперва не поверила, какой, думаю, такой журналист, если языков не знает. Зачем тут журналисту быть, когда он и поговорит с населением не умеет?
Мне язык не нужен, — сказал я убежденно. — Нет, я бы не отказался от иноязычья, но главное не в этом, а вумение видеть и рассказывать об увиденном. Чтоб все читатели увидели это, как на видике. (Как я недавно во сне, — подумалось мне).
Все было очень мило. Вкусный ужин, много вина, умелые ласки Валентины. Она, похоже, испытывала ко мне чувства покровителя и наставника. Я, чтоб закрепить ее уверенность в моей принадлежности в легальным газетчикам, рассказал, что за границей в первый раз, теряюсь, естественно. Задание у меня простое — написать о русских туристах пару очерков. Потом в редакции туда вставят рекламу турфирмы, оплатившей мою командировку. А меня выбрали за умение писать художественно, красиво. Ну и побаиваюсь я, что они узнают, куда я казенные деньги трачу, будто в Москве девушек мало. Могут в дальнейшем отказаться от моих услуг. А я очень хочу закрепиться в должности их персонального пиарщика. Это не только поездки в самые разные страны, но и высокие гонорары.
Легенда получилась такая складная, особенно потому, что я приукрасил ее некоторыми подробностями профессионального журналиста. Термины газетчика, вроде: “петита”, “гранок”, “подвала на 400 строк”, “скрытой рекламы” звучали убедительно. Я, собственно, знал, о чем говорю. Когда-то я был неплохим репортером. Моя информация об открытия памятника Победы, даже, завоевала приз “Золотое стило”. Я начал ее с того, что старый танк Т-34, символ, “...нависает, как грозное существо, воплощающее тупую и обязательную смерть. И кажется, что сейчас он чихнет вонючим газолином и попрет на толпу, наматывая на гусеницы человеческую плоть. Но нет, он навсегда вмерз в гранит. И человек на протезе в застиранной гимнастерке с немногими наградами, что стоит рядом, последний, оставшийся в живых, член экипажа, плачет, не утирая слез...”.
Да-с, кем я уже только не побывал. Вот только роль киллера мне что-то не слишком удается.
Мы проснулись поздно, позавтракали в ближайшей таверне (семь долларов, но я решил не жадничать) очень вкусным мизе. Мизе — это греческое наименование набора из всех блюд, что есть в меню. В основном — из морепродуктов. Если все не осилишь, то тебе вежливо упакуют недоеденное в специальный пакет. После того, как с моего согласия Люся сделала заказ, двое официантов, одетых по пиратски, начали носить нам маленькие тарелки с переменами. И носили больше часа. Вскоре у меня не было сил даже пробовать новые блюда.
Киприоты не используют в своей кухне почти никакие специи. На столе несколько флаконов с разными сортами оливкового масла (полострова занято оливковыми деревьями, маслины входят в состав почти всех блюд) и лимоны. Сдабриваешь кушанья несколькими каплями масла, выжимаешь на него половинку лимона — вот и все специи. И блюдо сохраняет свои природные вкусовые качества, которые лимонным соком и маслом только усиливаются, обостряются.
С громадным пакетом мы поплелись на пляж, прихватив еще литровые бутылки английского пива. Великобритания оставила на острове свой пивзавод и пиво тут великолепное, в толстостенных темных бутылках (никаких банок и консервантов), живое, выдержанное, играющее уже во рту и продолжающее игру в каждой жилке блаженного тела.
Ноябрь только для Москвы месяц зимний. Тут же купались во всю. Температура воды, перевела мне Валя пляжную рекламу, плюс 24.
Я стеснительно обнажил свою белесую тощую фигуру. Плавки мы купили по дороге, поэтому я удалился в кабинку для переодевания. Пока менял просторные трусы и натягивал плавки Валя успела натереться кремом от ожогов. Она и меня тот час натерла, объяснила, что под таким солнцем моя непривычная кожа облезет в один миг. И
