Журнал День и ночь - Автор неизвестен

стр.88

И замолкают вдруг колокола,И ветер в поле, и в лесу деревья;И тяжелеет небо, как скала,И замирает шумная деревня.

Так замирает, словно умерла.И люди в избы прячутся, как звери.Во всех домах — платки на зеркала,И крест углём рисуется на двери…

И все живые, кто ещё не слеп,У окон стоя, силятся увидеть,Как Синий Волк, неспешен и свиреп,В звенящей тишине из леса выйдет.

…Пройдут года, затянутся рубцы,И в кабаках, где хмель и кривотолки,Кормиться станут ветхие слепцы,Рассказывая быль о Синем Волке.

Судьба монетой неразменнойсквозь вечный катится бедлам.Пусть Память будет соразмернаСловам, Поступкам и Делам.

И сколько б Время ни стучалоогромной армией часов, —пусть будет в Памяти началовеликих Дел, красивых Слов.

Теченье дней переиначитжизнь человечества слегка,ведя спираль, — а это значит:спустя недолгие века,

всё повторится. Будут вёсны,и двое в тишине садовувидят в небе те же звёзды,и так же скажут про Любовь.

В начале легко, к середине — с трудом,К финалу — без песен и снов,Этап за этапом по жизни бредём,Бренча кандалами годов.

И взгляды тускнеют, и близится ночь,И тает отпущенный срок,А мы всё слабее от принятых нош,А ветер силён и жесток.

Ах, право, счастливый финал не найдуДля этих негаданных строф.Ребята, бредёте? Я тоже бредуПо тропочкам наших голгоф.

Ударило громом — Господь из ружьяОхоту ведёт на Тельца…Посмотрим назад, дорогие друзья,И — вместе, вперёд, до конца!..

Познаешь и проклятье, и прощенье,Но в самый трудный час молись о том,Чтобы хватило сил на возвращеньеВ оставленный и выстуженный дом.

Когда ж вернёшься — прилагай старанья,Обхаживая свой последний скит,Чтоб не свели с ума воспоминанья,Не разорвало сердце от тоски.

И берегись за шкафом иль кроватьюНайти давно потерянный дневник;Найдёшь — раскроет прошлое объятья,Прошли года, покажется, что — миг,

Но не вернуть его и не исправить.Сядь на пороге и молись о том,Чтоб сил хватило заново оставитьТвой безнадёжно опустевший дом.

г. Омск — Санкт-Петербург

Юрий Марков

Заплакать и запеть

Из деревни бабы дерзкие,Закалённые в беде,Как пингвины королевские,С коромыслами к водеПо тропе проходят рослые,А в корзинах чистый снег.Были и они берёзками,Да настиг их бабий век.Вот полощут вещи белые,Словно машут счастью вслед.В прорубь руки загрубелыеОпускают много лет.Руки грубые, да женские.Не могу на мать смотреть —Бабы, бабы деревенские,Как ещё могли вы петь!

Одна душа немногое спасёт.Но то, немногое, спасёт другое.Вот почему, хоть тяжко, но живётВ нас доброе и умирает злое.Вот почему я понял, наконец,Так безрассудны часто люди.В горящий дом бросается подлец —В нём плач ребёнка истинное будит

Мгновенной думой опечалюсьИ снова весело живу.От лета зиму отличаюИ счастья в гости не зову.А вот и женщина уходитНе от меня и не ко мне,И вслед за нею ветер гонитЛиству сентябрьскую в огне.А дальше мне уже не видно,Лишь звуки яркие слышны,Как распечатанные винаМоей последней тишины.

Два облака

Два облака летели надо мной,Летели надо мной два белых тела,Но эта лёгкость изнутри кипелаИ отдавала грозовой водой.И я подумал: назревает дождь,Хотя и лист не предался дрожанью.Вот так твоё глубокое желанье,С которым ты ложишься и встаёшь,В одну минуту выльется… И что ж!И жизнь пойдёт спокойнее к пределу.Две тучи надо мной пролили дождь.Летели надо мной два чёрных тела.

Родительский день

Листва слетает. Если бы с дерев.Она слетает с нервных окончанийМоих.Зачем, не умерев,Мы требуем мистических свиданий?Нам хочется пожить в сердцах других.И там, за гранью лестных оправданийГасить земные тяжкие долгиОдним лишь тем, что вечны наши дали.Всё переходит в качество времён.И память человеческая тоже.Пусть эта мысль нам станет всех дороже:Что мир прекрасен, ибо смертен он!

Год за годом кромсает рекаБерега. С них срываются ели.Не смотреть им уже свысокаНа глубины и жёлтые мели.И не будут большие берёзыНа закате топорщиться грозно.А река увлекает с собойБесконечные новые жертвы.Над водой их прощальные жестыПреисполнены скорби земной.

И вот восходит солнце над землёй,Уходит ночь. Залито небо светом.Как спящий динозавр, массив леснойТопорщится горбом в средине лета.В ногах туман. Над ним картина рая:Идёт пастух, как ангел во плоти,Пасущий козлищ, на дуде играет.Мотив не разобрать. И всех нас Бог прости.А выше в синеве повисли овцы пара.В такое утро жить иль умеретьНастолько одинаково…НедаромМне хочется заплакать и запеть.

Ночные деревья тряхнут головами.Так женщина, на ночь ложась,Пред зеркалом гордо тряхнёт волосами,Чтоб в мягкой постели пропасть.Ночные деревья тряхнут головами.И память оттуда плывёт,Где было всё лучшее некогда с нами,Чего нам никто не вернёт.Ночные деревья — мольбы и тревога,Высокие братья души.Течёт рядом с вами сестрица-дорога.Куда, вы, по этой глуши?

г. Березники Пермского края

ДиН память

Ольга Берггольц

Родине. Осень. 1939 г.

1.

Всё, что пошлёшь: нежданную беду,свирепый искус, пламенное счастье,—всё вынесу и через всё пройду.Но не лишай доверья и участья.

Как будто вновь забьют тогда окнощитом железным, сумрачным и ржавым…Вдруг в этом отчуждении неправомнаступит смерть — вдруг станет всё равно.

2.

Не искушай доверья моего.Я сквозь темницу пронесла его.

Сквозь жалкое предательство друзей.Сквозь смерть моих возлюбленных детей.

Ни помыслом, ни делом не солгуНе искушай — я больше не могу.

3

Изранила и душу опалила,лишила сна, почти свела с ума.Не отнимай хоть песенную силу, —не отнимай, — раскаешься сама!

Не отнимай, чтоб горестный и славныйтвой путь воспеть.Чтоб хоть в немой строкемне говорить с тобой, как равнойс равной, —на вольном и жестоком языке!

Галина Тертова

Полыни горше

Афродита

Из морской пены, из зелёной волны, из прозрачных сверкающих брызг, из жемчуга и перламутра родилась Афродита. Золотые кудри по плечам, прозрачно-зелёные глаза, трепетные крылья тонкого носика, просвечивающаяся розовым алебастровая кожа, стебелёк шеи, розовые бутоны сосков вздёрнутой маленькой грудки, длинные бёдра, тонкие длинные пальчики, перламутровые ноготки. Назвали Лилией.

Когда бабушка была жива, часто в праздники, после рыбного пирога, перед чаем, играли в фанты. Если мама водила, всем лёгкое назначала — спеть, стихи читать, поцеловать бабушку или Семён Семёныча. («Коля, Вам судьба с Семён Семёнычем целоваться!») У папы — всем судьба смешное делать: под столом кукарекать, самовар изображать, на Коле, как на коне, прокатиться, в бабушкино платье нарядиться и в нём Офелию представлять. Лиличке всегда лёгкая судьба — стишок читать.