Багровая книга. Погромы 1919-20 гг. на Украине. - Сергей Гусев-Оренбургский

А вечером вошли красноармейцы.

Это были деморализованные отступлением части украинских полков, почти лишенные командного состава и, кроме того, развращенные примером добровольческой армии, всюду оставлявшей на пути своем ужасающее следы разбоя. Устроили и вошедшие части поголовный погром, всех без исключения, и евреев, и христиан, и богатых, и бедных. Но к евреям, как и вообще это наблюдается в украинских частях, отношение было более враждебное.

Продержались они один день.

В четверг утром они внезапно ушли, на смену им явились добровольцы, — небольшой кавалерийский отряд. Пришла и пехота. Немедленно бросились грабить оставшееся и убили 2 евреев, — одного потому, что он бросился бежать, а другого за то, что он пытался отстоять свою корову.

Очень они удивлялись, что и большевики тоже грабили жидов.

Говорили:

— Странный город Борзна, в других этого не было.

Хвалили их:

— Молодцы!

Вечером, в пятницу 5-го сентября, и они необыкновенно быстро исчезли. До полуночи происходила отчаянная бомбардировка.

В полночь вошли красноармейцы.

Опять рассыпались по квартирам, таскали все, что оставалось, ломали и громили.

Продержались 10 дней.

Все время шло сплошное вымогательство.

В субботу 13-го сентября на рассвете они поднялись и в полном порядке ушли из города.

Вечером вошла добровольческая пехота.

…Грабежи, избиения…

Убийств, однако, не было.

Говорили:

— Жидов в Борзне немного, вырезать их недолго, но вот придет кавалерия, она это лучше сделает,

В понедельник 15-го пришла кавалерия.

У нее черное знамя с белым черепом на нем, — говорили, что это синие кирасиры, а другие называли их гусарами смерти. Их было много: 1500–2000. Вошли в 4 часа дня и уже через полчаса послышались пронзительные женские крики.

Все попрятались.

Я тоже спряталась у знакомых христиан.

Ворвались с дикими криками:

— Немедленно выдавайте жидов!

Хозяева отказались выдать.

Они выпустили нас незаметно в сад, и мы попрятались в кусты.

Всю ночь — отчаянные крики.

Насиловали женщин во множестве.

В нашем доме изнасиловали 13-летнюю девочку.

Утром прибежала моя мать, которая находилась в больнице при больном муже. Она рассказала, что ворвались в больницу и потребовали выдачи евреев. Доктора отказались это сделать, и им удалось уговорить солдат не трогать больных. Тогда они бросились в квартиры персонала, извлекли 5 евреев, мужчин убили, а женщин увели.

В синагоге убили 9 человек, в штабе — 4.

Всего убитых больше 20 человек.

Всех убивали на один манер: сносили шашкой полчерепа.

…На рассвете они ушли…

Это было счастьем для оставшихся, ибо иначе они вырезали бы всех до единого.

Однако некоторая часть войск осталась и продолжала грабежи. На улицу никто не выходил. Вспыхнул пожар, и выгорал весь центральный ряд лавок на базарной площади.

На следующее утро я с невесткой и 2-мя детьми, несмотря на страшный риск, бросилась на дорогу к станции Плиски. Бежала и масса христиан, потому что боялась возвращения большевиков. Нас они к себе не допускали. Мы шли пешком, без вещей, в одном только платье. Лишь одна интеллигентная христианская семья разрешила нам идти за их возом и даже посадила на воз детей. Встречные крестьяне в селах относились к нам очень сочувственно.

На станции Плиски я подошла к офицеру.

— Я еврейка, — сказала я ему. И объяснила свое положение.

Он принял в нас участие и устроил на броневике, с которым мы доехали до Нежина. Там удалось попасть на другой поезд. В Дарнице 2 партии солдат ходили по вагонам и спрашивали:

— Есть жиды?

Пассажиры им отвечали: Нет.

Они не поверили.

Зажгли спички и осмотрели физиономии.

— Да, — сказали, — не видать жидов.

…Так доехала до Киева благополучно…

12. Кровавые следы

Дикой лавиной приближалась добрармия к Киеву и всюду на пути своем оставляла кровавые следы…..Слезы и проклятия…

В Kонотопе ограблены все магазины и частные еврейские дома. Забрано все, что представляло малейшую ценность. Разгром продолжался 5 дней. Убитых насчитывается 5–6, раненных около 10, но зато очень большое число изнасилованных. В конотопской больнице находится сейчас 25 женщин, девушек и подростков на излечении.

В Василькове первый сводный гвардейский полк разгромил все еврейские квартиры и лавки. Многие еврейские женщины были обесчещены. Некоторые из них скончались в мучениях. Поджигались еврейские дома, совершались убийства.

В Игнатовке вошедший отряд разведки ограничился сначала требованием пищи и денег, привлек евреев на работы по исправлению моста, никого на первых порах не обижая. Но, когда появился офицер, он стал придираться к отдельным евреям, стоявшим на работе: одного ударил по щеке, у другого снял сапоги. Это послужило началом ограбления, что быстро перебросилось и в местечко, где к солдатам присоединились и местные крестьяне. Из боязни быть опознанными, крестьяне каждого из ограбляемых евреев убивали. Пришел еще новый отряд разведки и, по свежим следам, совершили 8 убийств и изорвали хранившиеся в синагоге свитки Торы. Трупы убитых долго лежали без погребения, покрытые клочьями свитков.

В Дымере началось с разграбления казаками пластунами квартир и лавок. Евреи хотели спастись бегством в поле, но казаки грозили расстрелять их за это из пулеметов. Евреи на коленях умолили пощадить их. Казаки потребовали 100.000 керенками. Удалось собрать только 30.000. Казаки взяли заложником одного из жителей, Еврейская делегация обратилась в штаб полка с просьбой о заступничестве, которое и было обещано. Тем не менее, грабежи и избиения продолжались даже в более сильной степени.

Избивали даже стариков.

Христианам под угрозой самой строгой кары было запрещено укрывать у себя евреев и их добро.

Массами насиловали девушек на глазах у их родителей. Родители пытались оказывать сопротивление и защищать своих детей, но их отгоняли и избивали. Было больше 40 случаев изнасилования.

Бежать из местечка не было возможности: при попытке к бегству были раздеты донага и жестоко избиты 2 еврея.

Казаки получили уже 50.000.

Но все еще требуют: 100.000… керенскими.

В Степанцах громили лопаткинцы, струковцы, а потом передовые части добрармии. Громившие поочередно входили в местечко, окружали его со всех сторон и с зверской жестокостью творили свое злое дело. Полную картину погрома, вследствие оторванности, трудно составить, но по отдельным письмам пострадавших видно, что убитых 99 человек, раненых свыше 300. Часть местечка сожжена. Были случаи, когда люди загонялись в дома, и дома поджигались. Все оставшиеся в живых обобраны до рубашки; ходят голые, босые, голодные к крестьянам в село просить хлеба.

Весь уезд разорен.

13. У ворот Киева

Волна погромов докатилась до самого Киева и брызгами крови окропила его предместья.

Я живу, — рассказывает раввин Герцулин, — в слободке Никольской, предместье Киева, состою преподавателем тамошнего маленького ешибота. В воскресенье 31-го августа, с приходом добровольцев, двигавшихся на Киев, стало тревожно среди еврейского населения. Незначительные группы солдат в 10–20 человек отделялись от своих частей и рассыпались по еврейским квартирам. Они громили квартиры, вымогали деньги, осыпая евреев ругательствами и побоями. В этот день не было человеческих жертв, за исключением только одного Найдича, убитого добровольцами за то, что у него будто бы родственник красноармеец. К громившим крестьянам присоединились и местные крестьяне. Все еврейские квартиры были разгромлены до основания, вся домашняя обстановка, — столы, стулья, — расхищена. Еврейское население слободки начало покидать свои жилища и перебираться, кто куда мог, оставляя имущество на произвол судьбы. По уходе евреев, крестьяне стали поджигать оставшиеся пустыми дома.

В понедельник 1-го сентября я бежал из слободки, успев захватить с собою лишь свой тфилин. Я хотел пробраться как-нибудь в город к знакомым. На Печерске, возле одной из казарм, меня задержал солдат.

— Ты еврей? — спросил он меня.

Я ответил:

— Да.

Он повел меня во двор казармы.

Там были какие-то штатские, хлопотавшие за кого-то из задержанных. Эти незнакомые мне люди попытались просить солдат за меня.

Но им ответили:

— Не ваше дело.

Меня повели на вокзал.

По дороге солдат все время грозил мне, размахивал ружьем, требовал денег, но у меня их не было. А встречавшаяся публика громко выражала свою радость по поводу задержания жидовского комиссара.

Привели меня на платформу вокзала.