Ветер Дивнозёрья - Алан Григорьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тайка моргнула (или мигнуло изображение?), и коридор сменился на знакомый грот. Конечно, это был не Пушок, а Соль, его матушка. Значит, вылечили ей крыло. Вот радость-то! Но что бабушка делает в гостях у коловершей? Ей там вон даже комнату обустроили, притащили набитый сеном матрас, одеяло… Неужели в Светелграде все стало настолько плохо, что беременную царицу решили эвакуировать? Дедушка, конечно, тот еще паникер — особенно когда дело касается наследника. Но, если ба согласилась, значит, дело и впрямь пахнет керосином. Или лучше сказать: Горынычем?
Солнышко, младший брат Пушка, угнездился у царицы Таисьи на коленях, и та его чесала за ушком. Тайка многое отдала бы, чтобы сейчас оказаться на его месте. И еще больше — чтобы не видеть отчаяния и тревоги в бабушкиных глазах.
«Все будет хорошо!» — хотела крикнуть она, но изо рта вырвались лишь пузыри, а картинку уже сменила другая.
В этом месте Тайка прежде не бывала. Оно напоминало какой-то степняцкий лагерь с юртами, между которыми бродили пыльные овцы. Под навесом, скрываясь от накрапывающего дождя, на шкурах развалился Лис. Прикрыв глаза, он что-то потягивал из пиалы и улыбался. Тайка давно не видела его таким довольным.
Собеседника Лиса, рослого бородатого дядьку с длинной трубкой в руке, она раньше никогда не встречала, иначе точно запомнила бы проницательные черные глаза, выбритые виски и тонкую косицу на затылке. Тайка присмотрелась, что у этого дядьки в руках, и ахнула, выпустив изо рта несколько пузырей: это же ожерелье! С теми самыми камнями, которые она с Вьюжкой передала. Значит, все не зря было, и на Доброгневу управа найдется. Недаром эти двое — и Лис, и бородач — жмурились, как сытые коты. Было так приятно ощущать и свою причастность… Губы сами собой растянулись в улыбку, но в следующий миг картинка сменилась, и Тайка снова помрачнела.
В этот раз озеро воспоминаний показало ей Яромира и Огнеславу. Казалось, эти двое о чем-то жарко спорили, стоя на ветру, и дивий воин то и дело опускал виноватый взгляд, словно оправдываясь. Огнеслава что-то говорила, но картинки так и остались беззвучными, а по губам читать Тайка не умела и сейчас очень об этом жалела, хотя и подозревала, что этот разговор не доставит ей радости. Да и вообще подслушивать неприлично! Но сердце все равно защемило, когда Огнеслава вдруг заплакала, а Яромир притянул ее к себе и обнял крепко-крепко.
«Лишь бы целоваться не вздумали». Тайка на всякий случай закрыла глаза.
— Теперь я знаю, чего ты хочешь, — прожурчала вода. — Мира.
Тайка вздрогнула и на всякий случай решила не уточнять, что имелось в виду: слово-то многозначное. То ли отсутствия войны, то ли… нет, не надо об этом. Только душу зря травить. У него есть Огнеслава, и точка.
«Я хочу вернуться», — усиленно подумала Тайка, чтобы та, кто живет в озере, не вздумала сказать еще что-нибудь неудобное.
— Не стану я тебя отпускать. Мы же почти столковались!
«А вот и нет!»
— А вот и да! — Журчание стало грозным.
Эх, жалко, в волчьем облике у нее не было кладенца. Он превратился вместе со всей одеждой. Да и как бы она его взяла? Лапками?
«Ах так?! — обиделась Тайка. — Ладно, делай что хочешь. Но предупреждаю: никаких снов ты от меня не дождешься. Я лягу на дно и буду представлять стенку. Кирпичную. И на ней еще всякие плохие слова будут написаны. И больше ничего!»
— Ты не сможешь…
«Проверим?»
Она, как и обещала, вообразила себе стену дяди-Колиного гаража, которую изрисовали хулиганы. Ух, дядя Коля тогда и ругался!
Вода некоторое время молчала, словно ждала, что Тайка одумается, а потом взбурлила в возмущении:
— Не хотела по-хорошему — будет по-плохому!
И начала нагреваться.
«Ну вот и все, — подумала Тайка. — Недолго волчком побегала. Даже ушанки из меня не получится, только волчатина вареная…»
Сперва она терпела, а когда стало нестерпимо жарко, закричала то, что кричат все дети, попавшие в беду:
— Мама!!!
Хотя, конечно, знала, что мама далеко, в городе, не услышит, не придет. Та ведь вообще была не в курсе, что ее глупая дочка потащилась очертя голову в волшебный край. А если бы узнала — ни за что бы не пустила. Помнится, она ведь даже предупреждала… Ай!
Кто-то подхватил ее за загривок и рывком выдернул из воды. В глаза ударило рассветное солнце, на мгновение ослепив. Это что же, она всю ночь в полынье проваландалась? Тайку поставили на землю, а над ее головой прогремел грозный рык матери-волчицы Люты:
— Что же ты творишь, Щастна, щучья мать! Али не помнишь уговора? Моих детей хошь испытывать — испытывай, но, коли не поддались искушению, отпускай. И нечего тут свои плавники распускать!
Из воды высунулась огромная щука — Тайка таких и не видела, один глаз — во! — и заныла:
— Звиняй, матушка Люта, увлеклася я! Уж больно хороша девчоночка.
— Хороша, да не твоя! — рявкнула волчица. — Будешь должна теперь услугу, ясно?
— Я же как лучше хотела… — начала было щука, но, встретившись с грозным взглядом Люты, вздохнула: — Как скажешь, подруженька… Услугу так услугу.
Плеснула по воде хвостом — только ее и видели.
Вокруг Тайки, поскуливая от облегчения, запрыгал Лучик:
— Ух, и напужался я за тебя, сестренка!
Тайка сперва хотела упрекнуть его, мол, чего же не предупредил, но потом вспомнила, что тот закричал — просто поздно, и махнула хвостом:
— Хорошо все, что хорошо кончается.
— Щастна не злая, — зашептал волчок. — Она всем счастья желает. Умеет чужие желания исполнять. Просто понимание о счастье у ней свое. Так-то они с мамкой — старые подружки. Одна прародительница волков, другая — прародительница щук, у них много общего.
— Это, случайно, не щука из сказки «По щучьему веленью»? Та тоже желания исполняла, — хмыкнула Тайка.
Опасность миновала, и хвост теперь хотел вилять помимо ее воли — словно жил своей жизнью. Наверное, у собак тоже так бывает?
— Не знаю… — Лучик глянул на мамку, и та кивнула:
— Если желания исполняла, то наверняка та самая, больше некому.
— Ой, а она, выходит, и мое желание исполнила! — ахнула
