Каста огня - Петер Фехервари

Катлера привел в чувство богопротивный вопль. Встревоженный конфедерат потянулся к сабле, но тут же понял, что это просто ветер свистит в карнизах старого расшатанного амбара. Метель бушевала по-прежнему, угрожая разобрать по досочке сарай, в котором спрятались после боя выжившие бойцы отряда. Они засели на окраине порченого города и наблюдали за дорогой, надеясь, что медленно ползущий полк окажется здесь раньше, чем шизанутые обыватели. Напряжение в продуваемом насквозь амбаре просто висело в воздухе: каждый из серобоких предпочел бы реальные опасности ветра и снега безумным ужасам, до которых было рукой подать, но командир приказал бойцам сидеть тихо.

— В чем дело, Энсор? — спросил Уайт. Морщины на красновато-коричневом лице капитана углубились от беспокойства. — На секунду показалось, что ты уплыл куда-то далеко.

— Просто размышлял, — пробормотал Катлер.

О том, как поступить правильно …

— Надо вернуться, — объявил майор голосом, ставшим громче после того, как реальность упрочилась вокруг арканца. — Нельзя оставлять всё вот так.

— Энсор, этот город затронут варпом, — запротестовал капитан. — Слушай, Форт-Гэрриот, самое большее, в трех днях пути отсюда. Там мы сможем сообщить о здешнем бардаке, и пусть охотники на ведьм разбираются с этими вырожденцами. Их-то для такого и обучали.

— Провидение не вынесет подобного позора, особенно после восстаний, — ответил Катлер. — Мы и так уже на скверном счету у Инквизиции.

— Ты в самом деле думаешь, что они вмешаются?

— Не сомневайся, эти ублюдки, готовые казнить целую планету, кружат над нами, как ястребы, — Энсор мрачно покачал головой. — Пока они позволяли нам самим убираться в собственном доме, но если станет известно, что мы не просто своевольны, а ещё и порчены…

— Но это же просто какие-то позорные трущобы в глуши!

— Может, падение всегда начинается с таких мелочей, — майор вздохнул. — Нельзя рисковать, Элиас. Нас сюда привело провидение, и ради Провидения мы должны вернуться.

— Вижу их! — крикнул сержант Хикокс с верхнего этажа. — Наши парни идут по дороге!

Остальные выжившие, что сидели в амбаре, издали сдержанно-радостные крики.

— Мне надо поговорить с ведьмой, — сказал Катлер, запустив пятерню в блестящие черные волосы. — Может, она знает, с какого бока подойти к этому безумию.

Затем майор сжал плечо товарища.

— Оно закончится здесь, старый друг. Мы его одолеем.

Глава девятая

Приближаемся ли мы к центру Клубка или просто плаваем кругами? Невозможно понять, ведь ничто не меняется изо дня в день, кроме остатка убывающих припасов. Уверенным можно быть только в том, что мы движемся по реке через серо-зеленое чистилище, и в том, что Небесный Маршал жестоко посмеялся над всеми нами.

Закончив изучать Алое досье верховного комиссара, я понял, что в нем содержится всё: полное описание этой гребаной катастрофы, полностью проваленной войны. Она расчерчена схемами проклятой некомпетентности, халатности и абсолютного безумия. Любую, даже самую мелкую улику сопровождают строки, написанные тонким, неразборчивым почерком Ломакс, и каждый её комментарий превращает свидетельство в острое лезвие истины. Если рассматривать эти доказательства по отдельности, то можно списать наши неудачи на простое невезение, но общая картина указывает на — ни много, ни мало — умышленное предательство.

Рассмотрим, например, верховное командование федрийской группы армий. Нам, словно в наказание, достались безмозглые тираны вроде генерала «Железной пяты» Мроффеля, который решил, что танки умеют плавать, и отправил батальон бронемашин в подводную могилу; или высокородные клоуны вроде графа Гилля де Жигала, что развлекается с войной, будто страдающий дальтонизмом игрок в регицид, путая синекожих с зеленокожими, а канонерки с канониссами. К ним примыкают безумцы вроде Вёдора Карьялана и Ао-Олиуса (прозванного «Почасовым мясником» из-за одержимости точным планированием своих обреченных атак). Конечно, в темных уголках Империума взрастает множество подобных дураков и чудовищ, но здесь их выпестовали, чтобы удушить в утробе любую надежду на победу.

Далее в досье следует перечень ошибочных стратегических решений, от просто странных до из ряда вон выходящих. Почему запрещены полеты над вражеской территорией и применение дальнобойной артиллерии? Почему в первую очередь запрашиваются дополнительные танки, а не машины-амфибии? Почему командование отказалось от бригады катаканских джунглевых бойцов, если эти парни, несомненно, рождены покорить Трясину? Почему… почему… почему… Вопросы громоздятся на вопросы, ошибки — на ошибки, и следы каждой из них уходят наверх, к самому Небесному Маршалу.

Долгие годы Ломакс негласно собирала свидетельства неблаговидных поступков Зебастейна Кирхера, увязывая их между собой, создавая доказательства, c которыми, как знала она сама, никогда не смогла бы выступить в суде. Вот почему верховный комиссар передала этот факел мне, единственному человеку на Федре, не вышедшему у неё из доверия. Вот почему она послала меня в Клубок, по следам соотечественников.

Конфедераты никогда не были целью моего возмездия. Они должны были стать моими союзниками.

— Знаешь, Хольт, в чем твоя проблема? Ты офрагенно много думаешь, — глубокомысленно заявил Модин и усмехнулся, заметив недобрый взгляд комиссара. — Чё? У тебя опять этот видок, как будто призрака увидел или типа того.

— Просто ответь на вопрос, серобокий, — произнес Айверсон, борясь с тошнотой. Состояние зараженного парня постепенно ухудшалось за последние недели, от него исходила жуткая вонь, и «каюта»-кладовая пропахла разложением. В полумраке лицо Клетуса казалось грубо вырезанным из коралла, а под одеждой бугрилось нечто, когда-то бывшее мускулами.

— Хошь сказать, что тебе больше неохота зависать со стариной Клетом? — с притворной обидой в голосе спросил огнеметчик. — Ты ж ко мне целыми днями не заходишь, Хольт.

— Я хочу знать, выслушает ли меня Катлер, — настаивал комиссар.

— Ну, я, типа, никогда не знал, что там полковнику по нраву, — ответил Модин. — Большие шишки никогда не зависают с пехтурой вроде меня.

— Но Катлер — честный человек?

— По тому, чё я о нем знаю, могу поспорить — он так думает, — боец пожал плечами. — Слушай, если полковник решит, что ты правильный парень, то, скорей всего, поддержит тебя. Особенно, если ты сможешь очистить его имя.

Затем Клетус подозрительно воззрился на комиссара.

— Ты не соврал насчет этого, Хольт? Реально собираешься отмыть 19-й до блеска?

— У меня есть такие полномочия, — последнее время Айверсону легко давалась ложь, — но искупление имеет цену.

— А что насчет меня? — с внезапной горячностью спросил Модин. — Ты вытащишь этого больного фрага Карьялана из его паутинки и измордуешь за то, что он сделал со мной?

— Всё не так просто…

— Ага, я понял уже, — злобно проговорил огнеметчик.

— Не так просто, но да. Даю тебе слово, — сказал Айверсон, твердо решив исполнить обещание. — Вёдор Карьялан — еретик, и я добьюсь, чтобы за свершенные преступления его настигло Правосудие Императора.

Как и всех других чудовищ, которые затянули эту войну и бессмысленно растратили столько имперских жизней.

Клетус долго смотрел на него, и, наконец, кивнул.

— Что ж, тогда мы с милой дочуркой леди Адское Пламя… — боец указал на огнемет, который раздобыл ему Хольт, — будем прикрывать тебя всю дорогу.

День 65-й — Клубок: Безрассудство Модина

Несмотря на предупреждения, Модин сегодня утром забыл об осторожности. Мы с кадетом Рив стояли на верхней палубе, когда внизу вдруг началась какая-то суматоха. Услышав яростные вопли моего безбилетника, я понял, что происходит, но было уже поздно — его обнаружили. Спустившись, мы увидели, как целая толпа летийцев вытаскивает серобокого из каюты. Парень отбрыкивался и отмахивался, дрался отчаянно, как дикий зверь, но противников было слишком много. Должно быть, они застали бойца врасплох, схватили прежде, чем тот успел добраться до огнемета.

Потом летийцы бросили Модина на палубу, и, окружив беглеца, будто стая шакалов, принялись глумиться над ним, оскорблять и проклинать «уродского мутанта». В изумрудном свете он действительно так выглядел: покрытая наростами кожа, схожая с чешуей, тело, которое словно изгибалось и свивалось под ударами покаянников.

Признаюсь, что едва не позволил им довести начатое до конца, но затем поймал измученный взгляд бойца и осознал — если я отступлюсь, Модин вернется ко мне.