Давай никому не скажем - Агата Лель

Домой пришлось идти пешком, через дворы, чтобы меньше попадаться на глаза случайным прохожим. Своего лица я не видел, но мог представить, что картина там малоприятная: переносица жутко болела, каждый шаг отдавался молотком куда-то в лобную кость. Хотелось одного — поскорее вернуться домой, принять анальгин и лечь спать.

— Эй, красавчик, далеко идешь? Забегай на огонек.

Две девчонки, каждая с сигаретой в руке, сидели под грибком на детской площадке. Рядом на лавочке — по бутылке пива. Та, что левее, глупо хихикнула и принялась укорять подругу, чтобы не приставала «к мужикам».

— Мало тебе приключений, Танька! А если он маньяк какой? Ох, блять, — выругалась она, прикрыв рот ладошкой. Глаза как блюдца — на пол-лица.

Подтянув к себе сумки, обе замолкли, провожая меня испуганными взглядами.

Только дома я понял, что же их так испугало.

Тихо, чтобы никто не услышал, пробрался в гостиную и мельком взглянул в большое настенное зеркало: нос, щеки, подбородок, даже лоб — все в подсохшей крови. Белая футболка заляпана бурыми пятнами, джинсы и куртка в пыли. На кроссовках толстый слой грязи.

Главное, чтобы мать не увидела, ее же инфаркт стукнет.

Скинув обувь, еле слышно направился к лестнице. Шлепая босыми ногами, из кухни вырулила Карина, держа в руках тарелку с бутербродами.

— Что-то ты рано сегодня... Ой, — сестра округлила глаза, и не успел я поднести палец к губам, как она заорала: — Ма-ам, Яна избили!

***

— А я говорила, говорила не ходить в тот район, там же гопники одни живут! — причитала мать, проводя по моему лицу ватой с антисептиком.

Запрокинув голову назад, полулежал на кресле, в ноздрях по ватному тампону. Пять ярких лампочек нещадно били в глаза.

— Да все нормально, говорю же, — прогундосил в ответ.

— Вижу я, как нормально. Переносица вон как распухла, кровь так и хлещет! Рома, так что там со скорой?

— Не могу дозвониться, все время занято! — выругался отец, застегивая на ходу рубашку. — Сам в травмпункт отвезу. Собирайся.

— Ну какая скорая? Что за паника? Первый раз, что ли, нос разбили?!

Я понимаю, мать есть мать, но ее привычка раздувать из мухи слона неимоверно бесила. Ну что я, маленький, что ли, теперь из-за разбитой коленки истерику начнем закатывать? Спорить с ней сейчас точно дохлый номер. Недовольно поднялся и поплелся обуваться.

— Лучше молчи. И отцу не перечь! А если перелом? А если кость раздроблена? — засовывая в батин портфель необходимые документы, мама бегала по комнате, вслух перечисляя: паспорт положила, полис положила...

Превозмогая пульсирующую боль в висках, наклонился, натягивая зашнурованный ботинок. Карина нарисовалась в дверном проеме, с интересом наблюдая за моими мучениями. Откусив щедро политый горчицей хлеб с колбасой, злорадно прищурилась:

— Так кто тебе зарядил?

— Большой и страшный серый волк. Кстати, будешь есть на ночь, станешь как Кубышкина.

Скиснув, сестра положила недоеденный бутерброд на тарелку.

Кубышкина Лена — известная в моей прошлой школе толстушка, по иронии судьбы носила говорящую фамилию. Только ленивый не сострил по поводу ее выдающегося веса. Даже первоклашки упражнялись в остроумии, тыкая пальчиком в мясистую спину Ленки.

— Все, поехали. Каждый день с тобой то одно, то другое, — пробурчал отец, забирая с журнального столика ключи от машины.

— Рома, проследи, чтобы рентген ему там сделали, чтобы посмотрели все, как следует! Анализы пусть возьмут, — суетилась мама, смахивая набежавшие слезы.

Хотелось сказать что-нибудь едкое, но зная ее реакцию на мои не всегда уместные шутки, решил промолчать. Хоть забота порой переходила все мыслимые грани, ее слезы не доставляли мне никакой радости.

Почти всю дорогу до больнички отец выносил мозг своими дурацкими расспросами. Кто, где, почему, за что. В итоге, как всегда, не дождавшись ответа, бросил что-то типа: «Мало тебе досталось, надо было еще и по губам надавать». Надулся как индюк, и оставшиеся минуты мы сидели в блаженной тишине.

Плавный ход авто мягко укачивал, я даже успел на секунду задремать, как вдруг машина резко затормозила у кованых больничных ворот. К счастью, всучив мне в руки тощий пакет с документами, отец решил подождать снаружи, предоставив расхлебывать самому. Это меня устраивало. Не хватало еще с папочкой за руку по кабинетам ходить.

Кратко обрисовал ситуацию сонному медбрату, тот заполнил какую-то бумагу и отправил на рентген.

Бросив на меня хмурый взгляд, грузная докторша почтенного возраста тяжело поднялась с табуретки и направилась настраивать аппарат.

— Подрался?

— Упал.

— Ага. И прям только шнобелем об асфальт.

— Ну почему же только, еще локоток поцарапал.

Не оценив юмора, врачиха нашлепала несколько снимков.

— В коридоре подожди, — буркнула, выпроваживая из кабинета.