«Если», 1994 № 04 - Джудит Меррил

— Она никогда не состарится. Она будет той Кэти, которую помнит Арнот.

— Пока этот аморф не умрет.

— Вероятно. Мне кажется, они все-таки умирают. Не знаю пока, как они воспроизводят род, живя в образе человека. Да, черт возьми, мы еще очень многого не знаем. — Эйвио задумался. — Ну что ж, придется вернуться в область предположений и догадок. А теперь я перешел бы к важнейшему вопросу: что увидит любой человек в неоформленном аморфе? Мне кажется, ответ у меня есть: это зависит от той способности человеческого разума, о которой до сего дня ничего не было известно. Я назову это фактором «идеал».

Завывал ветер, капли дождя стучали по крышам куполов. Под одним из них сидели Стордал, аморф и психиатр. Выражение лица Эйвио, как обычно, было сосредоточенным и строгим. Взгляд его то останавливался на аморфе-гермафродите, то уходил в сторону.

— Что такое фактор «идеал»? — рассуждал психоаналитик. — Это нечто, таящееся глубоко в душе человека, но скрытое от его собственного интеллекта, скрытое до тех пор, пока оно не проявится внешне и не начнет «лепить» аморфа в соответствии с этим идеалом. Фактор этот не назовешь просто любовью; самое подходящее слово, которым я бы определил это состояние, — «совместимость». Уверенность, что данный человек — «часть меня самого», хоть это и банальное выражение. И, в отличие от любви, это чувство легко обходится без секса.

Итак, представим себе безликого аморфа, который вас боится. У него есть способность менять внешность, — это его защитная реакция. Естественно, он превратится в того, кто наилучшим образом совместим с вами.

При этих словах Эйвио слегка улыбнулся. То есть губы его сложились в подобие улыбки.

— Вот так мы можем узнать себя, — продолжал он. — Кто был моим идеалом? Я бы никогда не признался даже самому себе, что это Глория Хьюэтт. У меня были знакомые девушки гораздо более достойные, и я питал к ним более глубокие чувства… Что касается тебя, Бригс, то с тобой все ясно: твой идеал — ты сам. Ты эгоист, влюбленный в собственную персону. Ты это и сам видишь, оставаясь наедине с аморфом.

Бригс усмехнулся и поерзал на стуле.

— Действительно, я никогда не мог наладить отношений с дамами. Да и с мужчинами, пожалуй. Всегда считал, что самый интересный собеседник — это я сам.

— Мы не можем игнорировать некоторые социальные последствия нашего открытия, — продолжал Сантана. — У нас в колонии многие мужья и жены начнут обвинять друг друга в неверности, потому что любого из них можно проверить с помощью аморфа. И ничего с этим не сделаешь, потому что «идеал» появится независимо от их желания. Представьте себе: образцовая семья, супруги живут душа в душу, и вдруг возникает девушка, которую муж, как он надеялся, давно забыл. Благополучный брак дает трещину. Для Арнота Уолша идеалом была его жена. Счастливчик…

Неожиданно врач посмотрел прямо в глаза Стордалу:

— Ваша жена погибла в катастрофе, Алекс. Кто знает, может, она появится снова…

Под руководством врача и Стордала эксперимент продолжался уже целый час. Предметом изучения был Бригс, и его идеал появился всего лишь после нескольких тестов.

Бригс и Левер сидели в ярко освещенной кабине вместе с аморфом. В данный момент он являл собой превосходный коктейль типа Бригс-Левер. Фигура его сформировалась, выражение лица определилось. И главное — аморф был в состоянии ответить на самые сложные вопросы, касающиеся как биологии, так и геологии. Вопросы задавали Бригс и Левер. Стордал и психиатр сидели в тесной лаборатории и слушали беседу через наушники.

Сейчас к аморфу обратился Бригс:

— Скажи-ка, не помнишь ли случайно фамилию того преподавателя в колледже, что был похож на овцу? Черт возьми, меня стала подводить память.

— Лестер, — ответил аморф, секунду подумав. — Да, профессор Лестер. Мы почему-то называли его «Пряником».

— Дьявол, так оно и было! Старый «Пряник»!

Стордал потянулся к микрофону.

— Подожди, — остановил его врач, — это все интереснее, чем можно полагать. Ты понимаешь, что происходит?

— Понимаю, что Бригс и аморф тратят наше с тобой время.

— Не совсем, ты прислушайся: аморф получает информацию из мозга Бригса.

Стордал замер.

— Да, я начинаю тебя понимать.

— С помощью аморфа воспоминания Бригса делаются полнее.

С течением эксперимента трое «подопытных» возбуждались все больше; Бригс и Левер забрасывали аморфа вопросами и получали сведения, почерпнутые им из тайников их памяти. Неважно, отвечал ли он Бригсу или Леверу — аморф знал не только то, что они помнили, но и то, что успели забыть.

— Очень жаль, — пробормотал Сантана, — что это срабатывает только с эгоистами, для каждого из которых идеал — он сам. Если взять «дублершу» Кэти Уолш, например, она никогда не вспомнит абсолютно всего. Она вспомнит лишь то, что знает о ней Уолш. И ничего более. То есть, с точки зрения Уолша, она полноценна, но в данном случае это представление лишь одного человека. Что касается Бригса и Левера… это фантастика. Возможности таких опытов огромны.

Теперь Бригс говорил с Левером, аморф сидел тихо, внимательно за ними наблюдая. «О чем думает этот тип? — думал Стордал. — Что за дьявольские процессы идут в его голове? Или он отключился на время, пока его не спрашивают? А может, он перемалывает содержание двух других умов, сортирует полученную информацию, вычисляет? На чьей он стороне?»

Вдруг аморф заговорил, перебивая спор Левера с Бригсом. Сантана наклонился к Стордалу.

— Проявляет собственную волю, — прошептал он.

Двое мужчин внезапно прекратили спор и уставились на аморфа.

— Простите, что я вас перебиваю, — сказало существо, — но у меня возникла идея; не знаю, почему она раньше не приходила мне в голову. Короче говоря, пока вы оба здесь, мне хотелось бы обсудить мою мысль с… с двумя специалистами… — Аморф явно колебался, лицо его стало серым ему не хватало воздуха.

— Боже милостивый, — пробормотал врач, — он затрудняется определить свою личность. Он составлен из Бригса и Левера, каждого из них считает личностью, и в то же время он некий гибрид. До сих пор он говорил то с одним, то с другим. Теперь он хочет беседовать с ними обоими, но ему вдруг приходит в голову, что он сам — эти двое. Справится ли он с этой задачей?

В кабине Бригс встал рядом с аморфом, сделав знак Леверу сидеть. Несколько минут он что-то шептал аморфу на ухо, положив руку ему на плечо. Постепенно «гибрид» перестал дрожать, на лице вновь появился румянец. Теперь Бригс вернулся к своему креслу.

— Бригс понял, что происходит с испытуемым, — объяснил Эйвио. — И как бы положил на весы побольше «себя». Теперь аморф ощущает себя в большей степени Бригсом.