Сломленный ангел - Лесли Пирс

Высвободившись из объятий Стивена, Бет встала и подошла к окну, раздвинув занавески, чтобы выглянуть наружу. Открывшийся ее глазам вид напоминал черный бархат в витрине ювелирного магазина, украшенный искорками миллионов бриллиантов. Но в этом городе, уже спавшем сейчас глубоким сном, существовали другие женщины, которые, как она знала по собственному опыту, когда-то подверглись насилию или даже подвергались ему прямо сейчас, пока она стояла у окна.

Стивен подошел и встал рядом, и плечи их соприкоснулись.

— Я с трудом выбралась на улицу. Я плакала и не могла остановиться, — продолжала Бет, зная, что должна закончить свой рассказ, хотя последующее оказалось едва ли не страшнее самого изнасилования. — И почти сразу наткнулась на нескольких женщин, которые вышли подышать воздухом. Они заметили, в каком состоянии я находилась, и отвели меня в полицейский участок.

— И как это выглядело? — спросил Стивен. Он хотел знать все, но видел, как она дрожит, и боялся напирать слишком уж сильно.

— Потрясающее участие, сочувствие и тактичность, — с издевкой ответила она, искоса взглянув на него. — Слава Богу, что теперь с жертвами изнасилования обращаются не так, как раньше. В полицейском участке мне задали массу вопросов, иногда настолько личных, что у меня появилось чувство, будто меня насилуют снова. Потом они оставили меня одну в комнате для допросов, пока связывались с моими родителями. Видишь ли, у нас не было в доме телефона.

Бет по-прежнему могла легко восстановить в памяти ту комнату для допросов. С той поры ей довелось побывать в сотнях, если не в тысячах подобных комнат, но вот именно эту, попади она в нее вновь, она узнала бы с закрытыми глазами.

Она была размером примерно восемь на восемь футов, выкрашенная в светло-зеленый цвет, без окон, и в ней отвратительно воняло сигаретным дымом, оставшимся после предыдущего посетителя. Единственной мебелью были стол и два стула. Она вспомнила нацарапанную на стене надпись: «Иисус жив, а я мертв». Той ночью эти слова показались ей исполненными глубочайшего смысла. Она ощущала запах мужчин, которые лежали на ней, ей хотелось чесаться, потому что она чувствовала себя грязной. Кто-то принес ей кружку чая, но она не смогла пригубить ее, так у нее дрожали руки.

— Явился мой папаша, Монти. Мать осталась дома, я думаю, по его настоянию, — продолжала Бет. — Он был красный как рак от гнева, и на какую-то минуту мне показалось, что его ярость вызвана тем, что случилось со мной. Но нет! Он бесился оттого, что в такой холодный вечер его оторвали от телевизора. Угадай, какими были его первые слова, обращенные ко мне?

— Если бы это моих дочерей изнасиловали, то, скорее всего, я бы сказал: «Я найду и убью их», — проговорил Стивен. — Но, судя по всему, он сказал нечто иное?

— Да, он не сказал ничего такого, что заставило бы меня почувствовать, что он волнуется обо мне, — ответила Бет, и у нее задрожали губы. — Он заявил: «Как это на тебя похоже, вечно из-за тебя одни неприятности. Я полагаю, ты их сама спровоцировала».

Не веря своим ушам, Стивен покачал головой. Он не переставал удивляться тому, как жестоки порой бывают родители.

— Мне показалось, что даже сопровождавший его полицейский сержант был шокирован, — сказала Бет. — Он попытался было объяснить моему отцу, какой кошмар мне пришлось пережить и что сейчас неподходящее время для упреков. Но с таким же успехом он мог разговаривать с глухонемым, отец был слишком самонадеян, чтобы выслушивать кого-то. Помнится, у него на шее был повязан крапчатый галстук, и он все время тянул его, словно тот не давал ему дышать. Сержант сказал, что меня должен осмотреть полицейский эксперт, потом они оформят мое заявление, но отец и слушать ничего не пожелал. Он повторял снова и снова, что я просто глупая овца и что он забирает меня домой.

— Он не хотел, чтобы полиция поймала тех людей и выдвинула против них обвинение? — У Стивена от изумления едва язык не отнялся.

Бет отрицательно покачала головой.

— Знаешь, что он заявил сержанту? «Перестаньте, уважаемый, вы только взгляните на длину ее юбки. Она сама напрашивалась на это». Тогда мне захотелось умереть, — произнесла Бет звенящим от обиды голосом. — Он говорил, что ничего страшного не произошло, что те мужчины имели полное право изнасиловать его дочь. Но это был еще не конец, Стивен. Он попросил полицейских отвезти нас домой, и, когда мы вошли внутрь, он ударил меня своим шлепанцем, заявив, что от меня воняет, как от свиньи. Он наказал меня, несмотря на тот ужас, который мне пришлось пережить.

Стивен обнял ее и принялся баюкать. В очередной раз он не смог найти слова утешения. Про себя он подивился тому, как удалось Бет сохранить рассудок.

— А твоя мать? — спросил он наконец. — Она-то наверняка повела себя иначе?

— Она поступила так, как вела себя всегда: не осмелилась открыто возражать отцу, — презрительно фыркнула Бет. — Той ночью, когда он заснул, она пришла ко мне и попыталась утешить. Я знаю, что она была в отчаянии, но сам факт того, что она тайком проскользнула ко мне в комнату, вдруг со всей отчетливостью показал мне, какой слабохарактерной и ничтожной была моя мать.

— Что было потом? Ты вернулась в школу? Там тебе сказали что-нибудь? — спросил Стивен.

— Следующие несколько дней мать почти все время плакала. Кажется, я просто ушла в себя, замкнулась, во всяком случае, я не могу вспомнить ничего определенного о том времени. Но отец, должно быть, все-таки испытывал угрызения совести, потому что некоторое время спустя он заявил, что таким образом защищал меня. Дескать, если бы тех мужчин поймали и выдвинули против них обвинения, то в суде больше всех пострадала бы я, независимо от того, осудили бы тех людей за изнасилование или нет. На меня начали бы показывать пальцем, и это клеймо осталось бы на всю жизнь.

— Уверен, что от этого тебе не стало легче, — отозвался Стивен, продолжая крепко обнимать ее.

— Нет, конечно. Если бы он извинился за свою грубость в тот вечер, тогда все могло бы быть по-другому. И только много лет спустя, когда я стала свидетельницей судебных разбирательств в делах об изнасиловании и своими глазами увидела, через что приходится пройти жертве, вот тогда я поняла, что у отца могли быть основания говорить так.

— Ты кому-нибудь рассказала тогда о том, что с тобой случилось? — спросил Стивен.

— Нет, никому, — ответила она, уткнув лицо в его пиджак. — Даже Серене и Роберту. Если не считать моих родителей, ты — единственный, кто знает об этом.

— Это очень страшная тайна, и тебе пришлось носить ее в себе, — сказал он. — Как же ты выдержала?

— Просто я планировала свой побег, — ответила она, высвобождаясь из его объятий. — Я работала, как проклятая, чтобы получить отличные оценки на экзаменах той весной. Университет казался мне землей обетованной, возможностью удрать из дома, и я намеревалась поступить туда любой ценой. Я сказала себе, что если провалюсь, то стану таким же бесполезным существом, как мой папаша.

Внезапно она рассмеялась, и Стивен испуганно посмотрел на нее.

— Не беспокойся, — заявила она, увидев выражение его лица. — Я еще не сошла с ума, просто вспомнила о том, как славно я расквиталась с Монти. Не думаешь же ты, что ему все сошло с рук? — Бет усмехнулась. — Поступив в университет, я дала ему ясно понять во время своих редких посещений, что приезжаю домой только ради матери. Он никогда не слышал от меня с тех пор доброго слова. Отец старел и слабел, а я вела себя с ним так же бесчувственно, как и он со мной когда-то. Я насмехалась над его болячками, унижала его, как только могла. Я дала ему понять, что говорила о нем в деревне, и вскоре он перестал туда ходить. Я забирала мать на каникулы и оставляла отца одного, чтобы он сам обслуживал себя. Потом, когда мама умерла, я заявила своему папаше, что ему придется согласиться отправиться в дом для престарелых, в противном случае я угрожала рассказать Роберту историю с изнасилованием. Это добило его окончательно, он никак не хотел, чтобы его сын узнал об этом. Серена с Робертом были потрясены легкостью, с какой отец согласился на этот переезд, тем более что он распорядился продать дом, чтобы заплатить за свое содержание там.

Стивен ощутил некоторую неловкость. Ее отец и вправду был чудовищем, но носить камень за пазухой все эти годы, чтобы потом шантажировать пожилого мужчину, почти старика, — это показалось ему немного чересчур.

— Пора забыть об этом, Бет, — сказал он, и мысли его вернулись к Сюзанне и к тому, чем закончилось ее желание отомстить. — Постарайся простить его.

Она повернулась к нему и, к немалому его удивлению, поцеловала в щеку.

— Я бы очень хотела, — сказала она, положив руки ему на плечи и глядя прямо в глаза. — Ты — первый мужчина, которому я смогла довериться, Стивен. Тебе не кажется это грустным?