Море и цивилизация. Мировая история в свете развития мореходства - Линкольн Пейн

Южноиндийская морская торговля в начале I тысячелетия

Свидетельства средиземноморских торговцев, географов и государственных мужей подкрепляются данными археологических раскопок и документами того времени в Индии. Некоторые из этих документов сообщают о людях, которых называли яванами. Во времена Александра Македонского этим словом обозначали греков-ионийцев, но со временем название распространилось на всех людей с Запада – греков, римлян, арабов и персов, – которые торговали и жили в Южной Индии. Римскую керамику и подражания ей находят при раскопках на берегах Бенгальского залива, особенно в населенном пункте Арикамеду на территории древнего царства Чола[374] неподалеку от Пондичерри (бывший Пондишерри). Примерно тысячу лет, начиная с III века до н. э., это был центр местной, региональной и международной торговли. Находки редки и рассеяны по большой территории, так что не позволяют говорить о постоянном иностранном населении; возможно, это черепки амфор, которые местные торговцы привозили по суше или по рекам из таких западных портов, как Бхаруч. Кроме того, археологи нашли груды серебряных денариев[375] с изображением Августа и Тиберия и золотых ауриев I, II и V веков. Скорее всего, на Деканском плоскогорье они ценились просто по весу металла, а вот медные и свинцовые монеты имели хождение, причем в Южной Индии своей монеты и не было.

Для Индии это был период значительных перемен. Ее экономика основывалась на сельском хозяйстве, ремеслах, добыче железа и полудрагоценных камней. Однако рост южных царств был обусловлен выращиванием перца и связью с морскими путями на Ближний Восток, в Африку и Юго-Восточную Азию, а также с прибрежными морскими путями Индии и Шри-Ланки. В первых веках нашей эры возникли тамильские государства Чола, Пандья и Чера. Они постоянно воевали между собой и с государствами севера, а также совершали набеги на Шри-Ланку. Коромандельский берег Юго-Восточной Индии являл собой куда большее смешение рас, религий и языков, чем относительно гомогенное Средиземноморье, да и вообще какое-либо место в мире за исключением Шри-Ланки. Люди и товары Юго-Восточной Азии в полутора тысячах миль через Бенгальский залив имели мало общего с людьми и товарами дельты Ганга и Брахмапутры в тысяче двухстах милях на северо-восток, а те в свою очередь отличались от людей и товаров Персидского залива и Красного моря в двух и двух с половиной тысячах миль на запад соответственно. Заметная часть общества занималась тем, что снабжала мореходов из этих краев товарами, едой и корабельным снаряжением или охраняла их от воров и разбойников. Тамильские поэты первого тысячелетия восторгались своими оживленными портами и торговыми сетями, связывающими их страну с далекими берегами. Они жили не на задворках субконтинента, а в городах, которые никогда не спали; их соотечественники с радостью принимали возможности международной торговли. В тамильской литературе нет перечисления товаров и портов назначения, как в латинских, греческих и китайских источниках, но это с избытком восполняется красочными описаниями морской торговли и богатств, которые она приносила. Читая эти описания, мы можем живее представить себе и другие порты того времени.

Написанная во II веке «Шилаппадикарам», или «Повесть о браслете», – это любовная история о Каннахе и Ковалане. Оба они были отпрысками богатых купеческих семейств в Пукаре (который также называется Каверипаттинам), столице древнего царства Чола, морском порте на берегу Бенгальского залива. Каннаха – «благородная дочь[376] князя среди торговцев» – характеристика, сходная со словами Исайи о Тире, «которого купцы [были] князья». Пукар – «город, обязанный своим процветанием[377] богатствам океана», где «высокие знамена словно возглашают: весь этот простор белого песка – богатство, доставленное на кораблях людьми из далеких стран». Иланго Адигаль, которому приписывается создание «Шилаппадикарам», пишет, как по ночам город светился фонарями ремесленников, ювелиров, рыботорговцев и «неугасающими лампами чужеземцев, что говорят на чуждых наречиях и при свете этих ламп стерегут горы своих товаров». По берегам в укрытых от ветра бухтах, «где маяки освещают путь кораблям… ряд за рядом стоят суда, тяжело нагруженные изобильными свежими плодами гор и морей».

Каверипаттинам и его купцы восхваляются также в поэме «Паттинапалей», написанной в четвертом веке. Ее автор Уруттиранканнанар описывает торговлю красочнее почти всех других источников. Помимо рыбы, зерна, перца и драгоценных камней Южной Индии он упоминает «быстроногих гарцующих коней[378] [привезенных] по морю на кораблях» (коней экспортировали из Персии и Аравии на протяжении столетий), золото и самоцветы с Гималаев, сандал, жемчуга и красные кораллы из Юго-Восточной Азии, ремесленные изделия из Мьянмы и еду со Шри-Ланки. Уруттиранканнанар тщательно подчеркивает высокие нравственные качества каверипаттинамских мореходов и отмечает: «…чужое добро они уважают в точности как свое, и не пытаются слишком много выручить за товар или купить за слишком низкую цену». Отрывок из продолжения «Шилаппадикарам» свидетельствует, что жители Каверипаттинама лишь недавно стали такими честными, а их процветание выросло из куда менее похвальной деятельности. «В прошлом[379] мы устраивали пиры, на которых пожирали людей, тех, что спаслись с разбитых в море судов. Мы захватывали весь их груз, бесценное алоэ и ароматный сандал, тюки тканей, золото, алмазы и рубины – все, что было на погибших кораблях». Очевидно, переход от грабежа к торговле произошел на памяти одного поколения, но отражает перемену в отношении к пиратству, сопоставимую с той, которую отметил Фукидид в Средиземноморье и которая на протяжении истории происходила повсюду. Существование пиратства предполагает наличие прибыльной торговли и отсутствие законной власти, способной сдерживать пиратов и направлять их энергию на другую деятельность. Таким образом для успешной борьбы с пиратами власть должна не только победить их, но и создать альтернативные способы обогащения. Со временем торговля в Южной Индии перешла критический порог, что облегчило рост морской коммерции, выгодной для правителей и купцов.

Сасанидско-византийское соперничество в Индийском океане

Упоминание шри-ланкийской еды в поэме «Паттинапалей» – одно из немногих свидетельств об экспорте с этого острова, который греческие и китайские авторы лучше знали по товарам, идущим через него транзитом, хотя редко различали собственно шри-ланкийские товары и привезенные туда из других мест. В VI веке принявший монашество египетский купец Козьма Индикоплов (буквально «плаватель в Индию») описал Шри-Ланку глазами очевидца. Особенно его поразило изобилие товаров «из самых далеких стран,[380] я имею в виду Тсинитсу [Китай] и другие торговые государства». В числе этих товаров были «шелка, алоэ, гвоздика, сандал и многое другое». Шелк был китайский, алоэ и сандал – индонезийские, гвоздика – с островов Пряностей.

Среди торговцев на Шри-Ланке, обративших на себя внимание Козьмы, были несториане (Козьма, возможно, и сам исповедовал несторианство), по большей части попавшие в Индию из Персии. (По преданию, апостол Фома проповедовал в Южной Индии.) Торговля в Персидском заливе значительно увеличилась в правление Ардашира, основателя династии Сасанидов (224–651). Уроженец Фарса, Ардашир особо заботился о провинциях, граничащих с Персидским заливом. Он создал или возродил несколько речных и морских портов, включая Астарабад-Ардашир (бывший Спасину Харакс) и Рев-Ардашир (Ришехр).[381] Рев-Ардашир, который находится на территории Бушира, одного из главных портов современного Ирана, расположен примерно в 150 милях от Шатт-эль-Араба. Поселения тут возникали и исчезали с V тысячелетия до нашей эры. Хотя воду в Рев-Ардашир приходилось доставлять по сорокакилометровому каналу, выстроенному в эпоху Ахеменидов, к Сасанидскому периоду это был огромный город площадью 450 гектаров – один из величайших на берегах Персидского залива до двадцатого столетия. За мысом укрываются две бухты, в одной из которых были крепость и сорокаметровый пирс. Судя по всему, бухты использовались как военными судами, так и торговыми. Сын Ардашира Шапур I подчинил власти персов Аль-Бахрейн,[382] аравийское побережье от современного Катара до Кувейта. В начале четвертого века арабы, воспользовавшись внутренней смутой в империи Сасанидов, пересекли залив и захватили многие порты на персидском берегу, но, несмотря на отдельные неудачи, в следующие три столетия власть Сасанидов постепенно распространялась на восток по берегам Индийского океана к Инду и на запад к Красному морю. Земли приобретались как военным захватом, так и дипломатией. Китайский источник IV века упоминает, что персидский шах сватался к шри-ланкийской царевне,[383] а в четырехсотых годах его наследник получил порт Дайбуль (Банбхор, Пакистан) в приданое за невестой.