За тихой и темной рекой - Станислав Рем

Кнутов ответить не успел. Дверь снова приоткрылась и знакомая физиономия просунулась в образовавшуюся щель.

— Можно посуду убирать? Там на кухне уже спрашивали.

— Забирай, — отмахнулся Анисим Ильич, и, ухватившись за новую мысль, спросил у прислуги: — А скажи, постоялец утром в дрожки садился в пиджаке или без оного?

— Как же без пиджака? — удивился мальчишка. — Они люди благородные. Только не надевали. В руке держали. Вот как наш половой делает, — выпалил пацанёнок и показал согнутый локоть.

«Стало быть, штыка у господина Белого нет», — сделал вывод Кнутов.

— Вот что, Харитон, ты как хошь, но сейчас бери ноги в руки, весь город облазь, но чтобы к утру, до возвращения, — Кнутов кивнул головой в сторону кровати, — постояльца, Сухоруков был у меня.

Селезнёв тяжко вздохнул. Таскаться ночью по всему Благовещенску в поисках учителя ему не хотелось.

— А может, Анисим Ильич, хотя бы до первой зорьки подождём? Где ж я его в такой-то темени искать стану?

Но раздражённому донельзя Кнутову ответить не дал мальчишка, опять влетевший в номер без стука, резко распахнув дверь:

— Ваше благородие, велено передать, чтобы все господа военные ехали срочно в Офицерский дом!

Анисим Ильич удивлённо переглянулся с помощником.

— Кем велено?

— Не знаю, — губы подростка мелко подрагивали: а вдруг этот господин ему в ухо заедет, как иногда Фрол, хозяйский конюх. — Мне вам сказать велели, вот я и говорю.

— Дурак! — отрезал Анисим Ильич и кивнул в сторону раскиданного по полу постельного белья. — И приберись в комнате. Дармоед.

— Мне-то что делать, Анисим Ильич? — встрепенулся Селезнёв.

— Едешь со мной, — приказал, как отрезал Кнутов. — Потом будет видно, что да как. — И добавил: — Неспроста, чую, нас собирают. Ох, неспроста, Селезнёв.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

В битву стрелков несут на спине могучей слоны. Пред ними

В первых увидишь рядах по восемь бойцов-пехотинцев,

В станах обоих они подручными служат для войска,

Грудью своей короля с супругой его защищая.

Первый удар на себя всегда они принимают,

Выйдя вперед и врага на борьбу вызывая бесстрашно.

Ночью Олегу Владимировичу снился странный сон. Будто он сидит на берегу Амура, кидает в мутную воду камешки. А река тихая, спокойная. Будто и не река вовсе, а отполированная тысячами рук и ног дорога. И камни, брошенные им, не тонут в реке, а отскакивают от водной глади.

Услышав негромкий смех позади. Олег Владимирович оборачивается. Пред ним стоит отец. Родненький его папа, покинувший сей бренный мир два года назад. Он в том костюме, в котором Олег Владимирович видел его в последний раз. Отец всегда носил только английские костюмы. И галстук на шее завязан именно так, как он любил. Мягкая улыбка скрывается в небольшой бородке и тщательно подстриженных усах. Седые волосы зачёсанны назад все так же…Только морщины на лице не видны, будто смерть их разгладила.

— Река замёрзла, — голоса отца Олег Владимирович не слышит. Он его чувствует.

— Она не может замёрзнуть, — отвечает сын. — Сейчас лето.

— Для того чтобы замёрзнуть, мороз не обязателен.

— А что обязательно?

— Желание.

— Но я не хочу, чтобы она замерзла… Ты пришёл за мной? — решается спросить Олег Владимирович.

— Нет. Я пришёл тебе сказать, что река замёрзла. А ты этого не видишь. И впустую бросаешь камни.

Сын смеется и оборачивается. Папы нет. Олег Владимирович вскакивает на ноги, и тут же падает на галечник: река обрушивает на него бурный поток воды, будто желая отомстить за что-то, обвивает ноги, больно выкручивая их. Олег Владимирович кричит. Тонко, по-детски слабо и беззащитно…

Семён Петрович наклонился к лицу молодого человека:

— Ты чего орёшь? Подумаешь, на ногу ему наступили! Предлагал же на полатях лечь… Пить будешь? Вода колодезная, студёная.

Экстренное заседание Офицерского собрания для Алексея Дмитриевича началось с неприятного момента. Едва Киселёв по его просьбе успел проинформировать присутствующих о происшедших за последние сутки событиях, обратив особое внимание на расстрел «Селенги», как зал взорвался негодованием.

— Как же так? — вскакивали с мест одни. — У нас ведь с Китаем договор… Это невозможно!

— Ну и что — договор? Бумажка, на которую плевать! — шумели оппоненты. — Действовать нужно немедленно! Всех китаёз вон из города! А то развели тут…

— У нас с ними торговые соглашения! — старались перекричать первые.

— Да при чём здесь торговые соглашения! — не сдавались вторые. — Вон, драка была на Китайке, и убитые есть! А мы с ними цацкаемся? Они давно норовили хапнуть, что не так лежало. Вот и выгадали момент! Грабануть думали «Селенгу», и вся недолга.

— А чего ж не ограбили?

— Да кто их поймёт! Азия…

Алексей Дмитриевич с председательского места с силой затряс медным колоколом, непременным атрибутом арбитра:

— Успокойтесь, господа! Прошу всех занять свои места! — губернатор дождался, когда обстановка в зале несколько поутихла, и продолжил: — Господа, прошу вас, отложите все свои споры на будущее. Правы и те и другие. Договор действительно подписан, о чём всем вам хорошо известно, впрочем, так же известно и о том, что происходит сейчас по ту сторону Амура. Некие силы насколько я могу судить, не подчиняются правительству Китая, а посему, не обременены договорными обязательствами и навязывают свою волю мирному населению Приамурья. За последний месяц из некоторых пограничных станиц нашей губернии пропало более двух десятков жителей, чего ранее не случалось. Затем обстрел «Селенги». А сегодня на наш берег не перешло ни одного китайского купца. Считаю сей факт крайне тревожным. Ранее китайцев даже шуга не останавливала. А тут, в самый разгар сезона…

— Ваше высокопревосходительство, — с переднего ряда поднялся отставной военный. «Полковник Арефьев», — тут же припомнил Киселёв его фамилию. — Можно ли сообщение господина полицмейстера и ваши резюме принимать как предупреждение о начале военных действий со стороны китайцев?

Губернатор обвёл взглядом притихший зал.

— Именно так и расценивайте мои слова. Сегодня, сейчас следует немедленно принять решение о подготовке города к обороне.

Военные напряглись. То тут, то там послышался шёпот. Из уст главы области фактически прозвучало, что мирная, устойчивая жизнь с последней фразой Баленского безвозвратно рушилась. Большинство присутствующих прекрасно знало по личному опыту, что такое оборона и к чему она может привести.