Весеннее обострение - Марина Добрынина

— Что я должна делать? — осведомляется она.

— Только хотеть.

— Что хотеть?

— Хотеть, чтобы он был жив. От Вас, Дульсинея, требуется лишь огромное и яркое желание увидеть этого человека живым рядом с Вами. Больше ничего.

Очень любопытно, а он сам хотел всех этих 182 человека увидеть? Огромно и ярко? Ну, в отношении Кира я это понимаю. А остальные? И, кстати, где они?

Но вместо этих вопросов я задаю другой — тривиальный:

— А я?

— А Вы с Киром — просто свидетели. Наблюдайте. Желательно, молча.

Ага, молча. Подхожу ближе к Киру. Косится, но не отодвигается.

— Я правильно догадалась, — спрашиваю, — это ты команду Лина ловил?

— Правильно.

— А зачем? Ты не мог им просто дать пройти? Они же меня шли спасать!

Кир складывает руки на груди и отвечает мне этак высокомерно:

— Я делал свою работу, принцесса.

— Ах, свою работу! — рычу я, намереваясь объяснить полковнику, как работа должна сочетаться с личной жизнью.

— Вам велено наблюдать, — огрызается он, — вот и наблюдайте.

И демонстративно отходит в сторону. Хорошо, что там у нас происходит?

Кардагол и Дуся стоят по разные стороны стола друг напротив друга. Дуся закусила губу и руки в кулаки сжала — настраивается. Кардагол спокоен и сосредоточен. Вот он поднимает правую руку, кладет ладонь на грудь Терину и начинает что-то шептать. Что странно, действительно, шепчет, но я очень отчетливо все слышу, хотя и не понимаю ни слова. И едва ли смогу воспроизвести. Левой рукой Кардагол в это же время делает очень странные движения, будто дирижирует.

Надо, пожалуй, ближе подойти. Кир следует за мной.

Лицо Кардагола меж тем становится все бледнее. Заметно, что это колдовство дается ему с большим трудом. Дуся же напряженно всматривается в лицо мужа. Боится, видимо, пропустить момент возвращения жизни. Кирдык обходит меня и становится у отца за спиной.

Вдруг, Повелитель времени резко сводит ладони вместе и опускает руки. И буквально тут же Терин открывает глаза.

— Что со мной? — хриплым голосом спрашивает он.

— Теринчик! — теперь уже точно всхлипывает Дуся и падает на грудь князю.

В это же мгновение Кардагол начинает оседать вниз, Кир его подхватывает и нежно опускает на пол. Сам же садится рядом, кладет голову отца себе на колени. На лице полковника искреннее беспокойство.

Терин решительно отстраняет Дусю и садится.

— Что случилось?

— Ты умер! — объясняет Дуся, а слезы по физиономии так и текут, — а мы тебя воскресили.

Князь обводит взглядом присутствующих и хватается руками за голову.

— Что ты сделала, Дульсинея, — стонет он, — что ты сделала?! Зачем?!

Сегодня у нас что — день глупых вопросов? Что это такое говорит супруг мой воскрешенный?

— Как зачем? По-твоему надо было тебя мертвым оставить?

— Вы, Дульсинея, так и не научились доверять моим решениям.

— Это ты сейчас о чем? — растерялась я. — Эй, Кардагол, ты кого мне оживил? Это что за псих тут вместо моего мужа шевелиться и странные вещи говорит?

Но Кардагол мне не ответил, потому что еще в себя не пришел. Зато ответил Терин, тихо так и без намека на нежность:

— Я поклялся, что проведу ритуал возвращения, если проиграю в магическом поединке. Теперь мне придется это сделать.

Я с секунду смотрела на него в полном ступоре, а потом до меня дошло. Кир был прав! Терин нарочно подставился под удар, чтобы погибнуть в этом поединке. Он это сделал, чтобы освободить нас с Иоханной, но при этом не проводить ритуал! А я, выходит, все испортила своим нездоровым желанием видеть его живым.

— Сволочь ты, Теринчик! — рявкнула я. — Ты когда тут торжественно самоубивался, подумал обо мне? О сыне нашем? Ты подумал, каково нам без тебя будет?

— Лин уже взрослый и пережил бы потерю.

— А я? А на меня тебе, выходит, наплевать? Зачем я вообще с тобой связалась? Лучше бы за Вальдора замуж вышла! Была бы сейчас ленивой глупой королевой, вот наподобие Аннет, и горя бы не знала. А ты… надо было тебя тогда, 27 лет назад бросить подыхать в тюрьме зулкибарской с переломанными руками! Сволочь ты, Терин, и больше никто! Считай, что я хотела твоего воскрешения, чтобы официально с тобой развестись. Не желаю быть твоей вдовой, желаю развода! А потом подыхай, раз тебе так хочется!

— Дульсинея, что Вы такое говорите? — прорычал Терин и руку поднял. Неужели ударить хочет? Обойдется без радости такой! Я замахнулась. Вообще-то хотела тапком ему по морде врезать, но в запале, на автопилоте, по привычке замахнулась той, в которой хлыст.

Терин ожег меня таким взглядом, что у меня аж коленки задрожали. Молча отобрал у меня хлыст этот злополучный, посмотрел на него задумчиво так, потом на меня и… я зажмурилась. Если он сейчас решит мне врезать, в общем-то, прав будет. Когда что-то коснулось моей щеки, я вздрогнула. Но оказалось что это не хлыст вовсе, а его пальцы.

— Дульсинея, у Вас сажа на лице. Как Вы могли подумать, что я Вас ударю? — сухо спросил он.

— Ну, я же смогла, — жалобно пикнула я.

— Дусь, дура ты у меня, — шепнул Терин.

Может быть, он еще что-то сказать хотел, не знаю, я слушать не стала. Набросилась на него, покрывая жадными поцелуями и бормоча всякую ерунду о том, что сам он у меня дурак и что хрен он от меня отделается, даже смерть не разлучит нас, пусть и не мечтает об этом. А что касается Кардагола, то мы обязательно решим эту проблему, но только после того, как он меня, как следует, поцелует и расскажет, как скучал по мне.

— Иногда я такой добрый, что аж самому противно, — сказал Кардагол и…

Мы с Терином оказались в нашей с Иоханной «тюрьме». К счастью без Иоханны. Не знаю, что было на уме у Терина, может быть, поговорить хотел, узнать последние новости или обсудить, как нам дальше быть. Мне, в общем-то, плевать, каким образом он планировал воспользоваться нашей уединенностью, потому что у меня на этот счет были свои планы, не имеющие ничего общего с разговорами.

Хм… а кровать-то скрипит, если ее слишком активно использовать. Бедная Иоханна, каково ей было слушать этот скрип в свой первый раз?

Глава 16

Изображаю поклон и практически бегом вылетаю из этого помещения. У меня есть дело. Срочное. Так, нужно еще решить, что подарить прелестнице. Да что долго думать! Вот, перстень я ей свой подарю. Он, конечно, будет великоват, зато стоит, как пол-Эрраде. Думаю, она оценит.

Бегу к фрейлинам. Буквально на лету показываю стражнику разрешение. Тот кивает и отходит в сторону. Стоп. А какая у нее комната? Останавливаюсь, смотрю на бумагу. Пятая! В уголочке помечено, что пятая. Ах, Аннет — добрая душа. Долго бы я свою «племянницу» здесь искал!