Служу Советскому Союзу - Василий Высоцкий

Вот же женщины… Её только что чуть не изнасиловали, а она думает — как выглядит перед мужским взором… Хотя, это вполне может быть и чисто психологической реакцией. Всё-таки она не ожидала ничего подобного.

— Чего стоишь, дуреха? Вали отсюда? — громыхнул я басом, отвернувшись от неё.

В сумерках она вряд ли запомнит моё лицо, да и у страха глаза велики. Однако, ей оставаться тут не следует. Пока она бежит, пока позовет настоящую милицию, я закончу с этим уродом. Да и уйти удастся без опасений быть схваченным.

— Я… Моя сумка… — пролепетала девушка.

— Бери и проваливай!!! И никому ни слова, если не хочешь, чтобы он снова тебя нашел!!!

Она быстро метнулась к сумке и… неожиданно отвесила пинка лежащему подонку. После этого каблучки застучали по бетону. Только запах духов остался. И синяя роза на полу.

Юрий смотрел на меня расширенными зрачками, отползая прочь. Он скреб ногами по полу, загребал руками. Я молча взирал в ответ. Мне хотелось понять — куда же подевался тот грозный маньяк, что только что возвышался с кирпичом в руке?

Куда девался зверь? Почему передо мной появилась размазня? Неужели я волшебник и легким прикосновением руки могу из грозного мерзавца сделать подобие медузы?

— Ну что, гнида, не удалось тебе позабавиться? — хмыкнул я, чуточку восстанавливая дыхание.

Перед глазами мелькал образ убежавшей девчонки, только кадры были из документального фильма. И она вовсе не была живой. И розу этот гребаный романтик ещё положил рядом, как отличительную черту, мол, это я её убил, никто иной — не перепутайте!

— Ты кто? Чего тебе надо? — проговорил маньяк.

Да-а-а, голосок-то дрожит…

И почему эти уроды все такими жалкими становятся? Как с жертвой разбираться, так герои, а как самому ответ держать — сразу же расплываются.

По законам блокбастеров я сейчас должен сказать лютым голосом, что я кто-то типа «Черного плаща» и что маньяка ожидает пожизненный срок, но… Я не в блокбастере. Да и не похож я на супергероя. Поэтому просто ответил:

— Меня зовут Семён. И я хочу, чтобы ты испытал то же самое, что делал со своими жертвами.

Внизу хрустнула стекляшка. Если вы хоть раз наступали на разбитую бутылку, то знаете, о каком звуке я говорю. Звуке присутствия постороннего лица. Даже можно сказать — нежелательного лица. Свидетеля…

А свидетели мне не нужны!

Юрий это тоже понял. Он громко крикнул:

— Помогите! Спасите!

Ну и урод…

Своим жертвам рты закрывал, душил, чтобы те не могли и звука произнести, а сам…

Я подскочил и ударом каблука отправил его в беспамятство. Черноволосая голова со стуком упала на грязный бетон. Маньяк затих возле чьей-то древней кучки дерьма.

Дерьмо рядом с дерьмом…

Шаги снизу ускорились и вскоре в дверном проеме показался… Мишка!

Он быстро бросил взгляд на меня, на лежащего парня и с недоумением перевел взгляд обратно на меня.

Ну да, что можно подумать, глядя на стоящего однокурсника и лежащего перед ним молодого парня? Я бы подумал не очень хорошее, вот и Мишка сделал то же самое, судя по его поджатым губам.

Когда я учился в школе и приносил домой не очень хорошие оценки, то вот это поджимание губ было худшей оценкой моих стараний. Отец просто смотрел, поджимал губы, и я понимал — накосячил по-крупному и это требовалось исправить. Мать ругала, но эта ругань была гораздо лучше поджатых губ.

— Ты какого хрена здесь? — спросил я будущего отца. — Что забыл?

— Это ты что здесь делаешь? Кто это? — он кивнул на лежащего.

— Давай так… Сначала ты ответишь на мой вопрос, а потом я на твой.

— Да чего отвечать-то? Ты так рванул от Юлии, что я сразу понял — это неспроста. И когда ты ту парочку увидел, то встал как вкопанный. Я тогда извинился перед девчонками и проследил за тобой. Почти что потерял. Если бы не выбежавшая девушка, то мог бы и не найти…

А ведь я настолько увлекся слежкой, что даже сам не заметил, как Мишка следовал за мной. Этакая двойная опека.

Интересно — что Ирина и Юлия про нас подумают? Кавалеры взяли, да и бросили у метро… Ну, на Юлию насрать, мне всё равно с ней ничего не светило, а вот перед Ириной неудобно как-то вышло…

— Миш, это не твоё дело. Уйди, пожалуйста, — тихо сказал я. — Возвращайся в казарму, я тоже скоро буду.

Он ещё раз поджал губы.

— Вообще-то мы вместе вышли и должны вместе вернуться… Кто это? За что ты его ударил? За ту девушку?

У меня в голове пронеслись мысли — если я сейчас ему всё расскажу, то будет ли это правильным? Да и поверит ли Мишка тому, что он мой отец и в будущем станет растить меня?

Я бы не поверил…

Но и как рассказать о том, что мне известно, а ему пока ещё нет? И станет известно только спустя сорок лет, когда дело о «дите порока» всё-таки решат придать огласке?

Пришлось импровизировать…

— Я на днях слышал от майора Зинчукова, как на аэродроме Внуково в августе было совершено два зверских изнасилования. Обе женщины были убиты. Жертвам преступник обливал лицо лаком и поджигал. Отличительной чертой было то, что возле них он оставлял синюю розу. Вот такую же, — я кивнул на лежащий цветок.

— И ты подумал…

— Я был больше, чем уверен, — ответил я. — Возможно, это какая-то чуйка проснулась, но меня потянуло следом за ними. И сам видишь, что я не ошибся.

— Да, но если это не он? — нахмурился Мишка. — Если это невиновный, который просто немного увлекся?

— Немного увлёкся? Да он кирпич держал в руке. Если бы я не подоспел вовремя, то проломил бы голову той девчонке…

Мишка взглянул на всё ещё бессознательное тело и опять поджал губы. Потом вздохнул:

— И всё равно, пока его вина не будет доказана, он всё ещё остается невиновным. Может быть…

Эх, как я знал все эти «может быть»! Человеческий мозг отказывается принимать то, что молодой человек может быть жестоким уродом. Вот взрослый человек — он может, а пацан… А ведь по статистике именно молодые и оказываются самыми жестокими. Так было на войне, так есть и в жизни.

Человеческий мозг до последнего ищет оправдания совершенным преступлениям, но пасует перед предъявленными доказательствами. Что же, придется эти доказательства предъявить.

— Миш, майор говорил, что этот человек сидел