Жизнь на излом. Ранение навылет (СИ) - Есения Светлая

Не простит, потому что для него все это выглядит совершенно в другом свете.

Ведь, получается, как только он уехал, она выскочила замуж. Не дождалась, не объяснилась, не написала даже письмо о том, что больше не ждёт его.

Её предательство теперь окрасилось более яркими красками, проявилось как снимок на фотопленке.

Киру нашла бабушка Карины. Услышала всхлипы, решила, что это плачет кто-то из детей, пошла посмотреть.

— Господи, девочка, что же… — женщина кинулась к рыдающей Кире и, обняв ее за плечи прижала к себе. — Что случилось, Кирочка? Милая, успокойся.

Но она не могла остановиться, рыдала, прижавшись к груди женщины, рыдала так, как будто ни разу за эти два года не плакала.

Лидия Алексеевна гладила ее по спине и успокаивала ласковыми словами, и только когда рыдание перешло в судорожные всхлипы, она осторожно спросила:

— Кира, что случилось у тебя? Горе какое? Кто-то умер?

Кира истерично рассмеялась, а потом замотала головой, своим поведением еще больше удивляя пожилую женщину.

— Нет, наоборот. Жив. Представляете? Не умер, а жив.

— Кто, Кира?

— Мой любимый. Глеб. Это наш массажист, представляете? — спешно бормотала она, словно боялась, что ей не поверят. — Я думала, он погиб на границе. Он служил там. А он, оказалось, жив…

— Господи, ты уверена? Санта-Барбара какая! Разве так бывает?

— Оказывается, бывает, теть Лид. — От обиды и абсурдности своих объяснений слезы снова потекли по щекам. — Вы простите меня, не могу я себя никак в руки взять. Два года назад его проводила, а сегодня впервые увидела.

— Девочка, как же так! Ты ведь уже замужем. Неужели не простит?

— Я бы не простила, наверное. Я замуж вышла за его лучшего друга. Не хотела, но так получилось. Наверное, тогда я совсем от горя помешалась, раз не смогла ответить нет.

— Да кто ж тебя винит, Кира! Дело молодое, неужели ты должна была себя похоронить! Раз весть о смерти пришла, а он ни разу за все это время не объявился, может он сам этого хотел?

— Вот и Юрка мне о том же… Это муж. Он говорит, что это Глеб меня бросил.

— А ты что думаешь?

— А я не верю. Он не мог. Мог разлюбить, мог обозлиться на мой поступок. Но он бы об этом сам сказал.

— Что-то нечистое во всей этой истории, да, Кира?

— Да, Лидия Алексеевна. Я поверила анонимному письму. А теперь понимаю, какая же я была дура. Не пошла к его матери, побоялась, что у нее сердце не выдержит. Решила, что рано или поздно все равно ей придет похоронка. Решила, что пусть официально узнает, но только не от меня.

— Ой, батюшки, похлеще Санта-Барбары будет. Это у кого ж руки такие поганые, смелости хватило гадости в письме накарябать. И как руки-то не отсохли!

Кира слабо улыбнулась и вытерла рукавом лицо.

— Что мне теперь делать, теть Лид? Как жить?

— А как жить? Как жила, так и живи. Егоровна говорит, ты разводиться собралась, вот и разводись. Мужа все равно, получается, не любишь. Пока детей не настряпали, бежать надо. И на работу ходи, куда ж теперь мы без тебя. И с Андреем на массаж надо. Кто кроме тебя с ним справится? Никто. Теперь, слава богу, есть кому массаж делать.

Лидия Алексеевна вздохнула и погладила Киру по плечу.

— Вставай, Кира, работать нам надо. Нет горя, и нечего реветь. Все образуется, поверь. А если любишь, то и сдаваться тем более не стоит. А время, оно все расставит по своим местам.

46

Работа действительно помогала, тем более, что день выдался хлопотный. Миру увезли в больницу, предварительно созвонившись с родителями девочки. Андрюшка требовал постоянного внимания — сказался стресс. Хорошо, что сегодня помогала с Кариной Лидия Алексеевна. Кира никак не могла привыкнуть к тому, что ей приходится оставлять детей одних, пока она возила кого-то из них на процедуры. Конечно же, на этаже дежурила постовая медсестра, но она приходила в палату в крайнем случае. Да и одной ей не разорваться на все двенадцать палат.

Кира нервничала. О Глебе старалась не думать, но сердце в груди все равно радостно трепыхалось, оживало от одной мысли, что он жив, что он рядом. Она конечно же не посмеет навязываться ему, не полезет с разговорами. Что она ему скажет? Любые ее объяснения будут выглядеть жалкими оправданиями. Ей достаточно того, что она будет с ним в одном здании, в одном кабинете, пока длится массаж, просто жить в одном городе.

Вечером она уже окончательно решила съехать на квартиру. Она больше не сможет притворяться. Теперь особенно. Чтобы не терять времени, позвонила Егоровне, уточнила, договорилась ли та со своей знакомой. Получив положительный ответ, Кира стала увереннее смотреть в будущее. Сегодня же она заберет остатки вещей, самое необходимое, наймет машину и переедет. Хорошо, что нет Юрки, с ним бы она не смогла. Но сейчас муж не сможет помешать, и отговорить тоже не сможет.

Она считала часы до окончания смены. Немного потряхивало от осознания таких скорых перемен, происходящих с ней. Но чувствовала себя так, словно пробудилась от спячки, и это, несмотря на трудности, радовало.

Егоровна приехала чуть раньше.

Сунула Кире в руки ключи от квартиры, листочек с адресом, обняла, словно мать.

— Кира, ты уж прости, мне Лида позвонила, рассказала все. Мы с ней давние подруги, секретов нет. Я подежурю за тебя, не переживай. Собирай вещи и переезжай. В квартире чисто, все работает, я только что там была. Договор на тумбочке в прихожей, сама заполнишь, мне отдашь. Держись милая, мы поможем.

— Спасибо, Алена Егоровна, — со слезами на глазах поблагодарила Кира. Поддержка совершенно посторонних людей очень трогала. И было немного обидно, что заручиться поддержкой своих родителей она пока не могла. Не одобрят они развода с Юркой, будут ругать, отговаривать.

Кира быстро собрала вещи, отчиталась сменщице по каждому ребенку и побежала вниз. На всякий случай зашла и предупредила о своем уходе Юленьку.

Уже выходя из приемной услышала голос Глеба и смех Шурки. Они уже подходили к выходу. Глеб что-то тихо рассказывал, а Шурка показательно весело смеялась. В руке у нее красовался огромный букет красных роз.

На миг эта картинка оглушила ее, вернув в жестокую реальность. Но Кира лишь упрямо тряхнула головой и произнесла свою маленькую мантру:

"Глеб жив! Главное, что он жив!"

Шурка переживала. Думать о том, что она упустит