Что день грядущий нам готовил? - Пол Майло

Об одежде XXI столетия многие думали, что она, как почти всё в нашем нынешнем обиходе — от посуды и мебели до домов и гаражей и даже жен и мужей, — будет нам «на раз», то есть служить короткий срок, а затем меняться на новую. С середины прошлого века футурологи предсказывали, что наука подарит нам дешевую, но надежную альтернативу постоянного гардероба, избавив от мороки хранения, а уж тем более чистки рубашек, платьев и штанов. Другие считали, что в эпоху всеобщего дефицита натуральные материалы вроде шерсти станут слишком ценными, чтобы их переводить на ширпотреб, и придется найти одноразовую замену.

В пятидесятые годы химическая корпорация «Американ цианамид» выпустила бумагу с влагостойкой пропиткой, не расползавшуюся в воде. По замыслу этот продукт предназначался для армии, которой понадобились легкие непромокаемые планшеты, но скоро дизайнеры смекнули, что из него можно делать и купальники, и другую одежду. Десять лет спустя журналы рекламировали бумажные платья-раскраски ценой по два доллара — не дороже, чем химчистка. Такая одежка, как считалось, особенно порадует родителей вечно замурзанной детворы, позволяя восстановить чистоту и порядок в считанные минуты. Из бумаги одно время собирались производить даже свадебные наряды.

Другие, напротив, полагали: благодаря новым видам материалов одежда будущего приобретет особую прочность и другие необычные свойства. В двадцатые годы многие представляли футуристический гардероб настолько легким и воздушным, что полдюжины платьев поместятся в дамской сумочке. В пятидесятые, когда химические компании преуспели в изготовлении синтетики, прогнозисты предсказывали, что повседневная одежда станет не только несминаемой и грязеотталкивающей, но и несгораемой. «Вечной» обуви не потребуется чистка, а отстирать замызганный детский костюмчик можно будет просто под сильной струей воды.

Гардероб будущего украшал бы своего владельца самыми невообразимыми способами. Можно, например, создать гидрокостюм с такими свойствами, что пловец в скорости и изяществе не уступит дельфину. Малое дитя в купальнике из этой ткани после нескольких уроков плавания даст фору олимпийцам. А любой изъян фигуры одежда скорректирует сама, без всяких старомодных уловок вроде темных тонов, зауженных талий и накладных плеч. Электронные микрочипы, вшитые в ткань, будут менять ее покрой, что называется, на ходу, скрывая выпирающие животы и выпрямляя плохую осанку.

Несомненно, изменится и стиль как таковой. Культура, отвергающая само понятие старомодности, отразится на фасонах одежды. Модельер Эдвард Киттрич в шестидесятые годы спроектировал туфли на двойной шпильке — такая обувь должна была сохранить всю элегантность классической линии пятки, в то же время спасая от усталости в течение трудового дня. В фантазиях другого стилиста женские платья будущего оснащены ультрасовременной модификацией традиционной бижутерии — особыми телепередатчиками, которые окружат силуэт дамы фантомами порхающих бабочек.

Все эти видения выглядят довольно невинно по сравнению с той модой нового века, которую в 1970 году описал в общих чертах знаменитый дизайнер-авангардист Руди Гернрайх (1922–1985) в журнале «Лайф». Согласно его предсказаниям, внешний облик женщины должен стать гораздо более функциональным, дабы соответствовать темпам жизни в грядущем веке. К примеру, вместо кропотливой возни с ресницами и бровями — полная эпиляция! Поскольку многие дамы будут работать, придется отказаться от косметики с бижутерией и одеваться как «завтрашние мужчины». Насчет причесок Гернрайх предсказал, что самой популярной у обоих полов станет стрижка под горшок.

В том, что касается стиля унисекс, он был прав, ну разве что все же немного переусердствовал в своем прогнозе. По его догадке гендерные различия в костюме сотрутся полностью: не только женщины будут носить чисто мужские вещи, но и сильный пол при случае охотно оденется в юбку. Однако столь далеко еще не зашли даже метросексуалы.

Как и многие прогнозисты, встретившиеся нам в этой книге, Гернрайх облюбовал метод прямой экстраполяции: любая тенденция, однажды заявив о себе, будет дальше развиваться по восходящей, покуда не упрется в свой потолок. А так как основной стилевой тенденцией «свингующих семидесятых» было обилие открытых участков тела — декольте, мини-мини-юбки, разрезы до середины бедра, — то Гернрайх заключил, что костюм дойдет до пределов, фактически ничего уже не оставляющих на долю воображения. И предсказал, что в подходящую погоду публично раздеться до пояса будет «социально приемлемо» для обоих полов (хотя женщины, возможно, станут носить защитные накладки на сосках). А когда, по его словам, «исчезнет всякая щепетильность в обнажении», в моду войдет полностью прозрачная одежда. Вообразите такую картину, когда пойдете в следующий раз по людной улице.

Непростой путь, в начале которого было поголовное курение в офисах и даже в больничных палатах, а в конце — изгнание табачного демона из внутренних помещений ресторанов и баров, занял всего каких-нибудь сорок лет. Ковбой Мальборо ныне выбит из седла. В некоторых штатах молодые люди получают право водить машину, голосовать, жениться и вступать в армию задолго до того, как купят легально пачку сигарет. Словом, как утверждало некогда знаменитое рекламное объявление: «Мы прошли долгий путь, детка»[33].

Лишь в прошлом поколении люди начали соображать: курение можно счесть безопасным ровно в той мере, что езда ночью с выключенными фарами. Но к запретам никто пока не призывал. Многие, наоборот, думали, что благодаря достижениям науки мы и в новом веке будем пускать дымные кольца так же залихватски, как кинозвезды сороковых. Но с одним решающим отличием.

Медицинский истеблишмент Америки десятилетиями тщательно соблюдал подчеркнутый нейтралитет в этих вопросах. Но в 1964 году разорвалась бомба: главный санитарный врач[34] заявил, что курение может вызвать рак легких. Колоссальная табачная индустрия США немедля открыла ответный огонь, развернув собственную исследовательскую программу, призванную опровергнуть массовые свидетельства о вреде табака и превознести предполагаемую роль курения как тонизирующего средства. Миллионы долларов накачивались в изощренную рекламу. Промышленники пытались создать новые бренды, которые не внушали бы потребителям страха перед отвратным канцерогенным дымом, ползущим в легкие. Началась погоня за «безопасными» вариантами.

В середине шестидесятых химики принялись анализировать сотни соединений, содержащихся в табачном дыме, с тем чтобы определить «главного виновника» заболеваний. Производители продвигали на рынок сигареты с фильтром (те поначалу не очень-то шли у крутых парней, которым такая вещь казалась «бабской фитюлькой») или с низким содержанием никотина и смол. Лет сорок назад некоторые фирмы попробовали даже экспериментировать… с салатными листьями. Должно быть, прикинув: раз салат полезная еда, значит, и курево из него здоровей.

Вся эта свистопляска подвигла часть ученых — многие из них, как выяснилось потом, были в буквальном смысле куплены табачными корпорациями — объявить о скором появлении безопасных сигарет. Например, всего через два года после выступления главного врача доктор Кеннет Эндикотт, директор Национального онкологического института, сообщил на слушаниях в подкомитете Конгресса о «технической осуществимости снижения канцерогенных рисков». Он же заявил в интервью, что добавки, фильтры и генетически модифицированные сорта табака в совокупности «определенно уменьшат опасность курения в значительной степени». В течение следующего десятилетия многие исследователи пытались внушить публике, что безвредный табак появится на рынке уже в восьмидесятые.

Зазывалы с учеными степенями, торговавшие вразнос этими идеями, наконец капитулировали в середине 1990-х, после того как производители сигарет проиграли целый ряд судебных процессов. Капитанам табачной индустрии пришлось признаться, что все это время им были известны подлинные результаты множества завершенных исследований: безопасная сигарета — обманка. Любая органика при сжигании выделяет раскаленные газы, насыщенные канцерогенными веществами, и какие навороченные фильтры «космической эры» ни ставь между горящим табаком и легкими, все равно эти испарения нанесут серьезнейший вред.

Теория Чарльза Дарвина о происхождении видов глубоко повлияла не только на естествознание, но и на общественные науки. В середине XIX столетия, когда европейцы захватывали всё новые колонии в Азии и Африке, а белые американцы угнетали черных рабов и истребляли индейцев, понятие естественного отбора оказалось весьма удобным для идеологов. В самом деле, никаких иных моральных оправданий британского владычества в Индии или рабовладения в самой свободной, как считалось, стране мира найти невозможно. Если, конечно, не удастся доказать, что господство белых над всеми остальными лежит в природе вещей.