Гибель Византии (сборник) - Гюг ле Ру

Тогда как восточные народности, несмотря на воздвигнутые против них гонения, продолжали всеми средствами отстаивать свою веру, вожди монофизитов, проницательные и деятельные, скоро пришли к убеждению, что только от дворца могут они ожидать восстановления своей церкви, что все их усилия должны быть направлены к тому, чтобы склонить императора на свою сторону, не дать ослабеть спасительному рвению императрицы. Это были хорошие дипломаты. Замыкаясь временами в осторожном ожидании, свято исполняя с виду распоряжения правительства, оставляя на время деятельную пропаганду, избегая проповедей, крещения детей и посвящения епископов и священников — они возлагали все свои надежды на время… и на Феодору. Однако их бездеятельность не нравилась ярым их приверженцам. Среди монофизитов было много фанатиков и они доставляли массу хлопот императрице.

Одним из наиболее пылких вождей монофизитов был низложенный мемфисский епископ Иоанн. Он последовал в изгнание за патриархом Феодосием, но его энергичная и страстная душа, жаждавшая мученического венца, быстро утомилась однообразной и осмотрительной жизнью, которую вели монофизиты в Деркасе. «Нас называют пастырями церкви, — часто говорил он, — а между тем мы позволяем волкам похищать у нас овец. Мы сидим здесь спокойно, когда должны были бы умереть за веру». Он с горестью видел, как из страха перед правительством окружавшие его епископы отказывались преподавать пастырское утешение народу, сбегавшемуся к ним со всех сторон. «Видит Господь, — продолжал он, — я не знаю, что меня удерживает от возможности выйти к верующим со св. дарами в Константинопольском соборе или на форуме». Под предлогом болезни ему удалось добиться разрешения побывать в Константинополе, чтобы посоветоваться с докторами. Чрезвычайно милостиво принятый императрицей, которая сама хлопотала о помещении для него, он скоро начал открытую пропаганду, проповедуя и открывая молитвенные собрания. Более осторожные монофизитские деятели тревожились, находя несколько неуместным это усердие, и говорили, что он бросается «в пасть льву» и может сильно повредить их делу своей стремительностью. И так как египтянин ни на что не обращал внимания, говоря с пренебрежительной улыбкой, что львиная пасть закрывается по слову Господню, его решили потребовать от имени патриарха назад в Деркас. Феодосий, в глубине души искрение восторгавшийся образом действия своего ученика, долго отговаривался тем, что императрица была осведомлена о намерениях Иоанна и следовательно он проповедовал с ее разрешения. Тогда монофизитские епископы обратились к Феодоре, умоляя ее удалить египтянина из столицы, а она, убежденная, что это доставит удовольствие проповеднику, согласилась. Но когда перед Иоанном предстал посол от императрицы и передал ему ее приказание покинуть без промедления столицу под страхом смертной казни, проповедник со своей обычной смелостью кинулся прямо во дворец и допущенный к императрице принялся жестоко упрекать ее за то, что она сговорилась с Юстинианом уничтожить друзей истинной веры. И так как Феодора ничего не понимала в этой речи, он воскликнул:

«Не ты ли приказываешь мне покинуть город? Не ты ли повелеваешь убить меня? Чего же тебе ещё надо?» Феодора, разгневавшаяся на посла, неверно передавшего ее приказания, простила его только по просьбе проповедника. Тем не менее, она попыталась со своей стороны несколько охладить его пыл. «Старайся возможно реже выходить из дворца, — сказала она ему, — чтобы не случилось с тобой чего-нибудь дурного; веди себя спокойнее, и не рукополагай священников в столице». Иоанн был достаточно изворотлив и прибегнул ко «лжи во спасение». «Я не думал о чем-либо подобном, — ответил он, — я приехал сюда исключительно, чтобы попросить твоего разрешения отдохнуть в Константинополе месяц, где-нибудь в пригороде, так как здоровье мое сильно расстроилось». Обрадованная Феодора согласилась на все его просьбы. Но Иоанн воспользовался ее добротою, чтобы отлучиться в Малую Азию, где также принялся за пропаганду. Переодетый в нищенское платье, он дошел до Тарса, проповедуя по пути с большим успехом. Но православных уже стала тревожить его кипучая деятельность. Епископы посылали Юстиниану негодующие письма, что еретический епископ, ускользнувший из столицы, волнует своими речами всю страну. Поспешно возвратясь в Византию, он написал Феодоре письмо, выражая сожаление, что не мог в продолжение целых недель собраться навестить ее, при чем объяснял свое поведение усилившимся за это время нездоровьем. Таким образом, когда открылось следствие по делу и выяснилось, что еретическим епископом не мог быть кто-либо иной, кроме Иоанна Мемфисского, Феодора удостоверила, что он не покидал загородной виллы, которую она ему отвела для отдыха. Посланные императора действительно нашли его там и доносчики со стыдом замолчали. Несколько раз с помощью таких уловок Иоанну удавалось возобновлять свою проповедническую деятельность. Извещенные заранее о его прибытии верные монофизиты толпами стекались в назначенное место. Ночью, соблюдая строжайшую тайну, епископ под охраной часовых причащал верных, рукополагал священников, ободрял колеблющихся и отчаявшихся. И когда православное духовенство узнавало о его прибытии — он уже был далеко. Не менее успешной была его деятельность в столице» и даже остальные вожди монофизитского движения кончили тем, что преклонились перед его непоколебимой храбростью и неослабевающим усердием.

Тем временем и они медленно подвигались к своей цели, только иными средствами. Благодаря императрице, Феодосий и его друзья были возвращены в Константинополь и скоро дом бывшего патриарха сделался средоточием их деятельности. У него встречались все энергичные и отважные вожди монофизитского движения. Наряду с такими старыми бойцами, как Зоорас, в доме патриарха бывали Юлиан, будущий апостол Нубии, Феодот, будущий епископ Аравии, Сергий де Телла будущий патриарх Антиохийский, и его друг Иаков Барадей, получивший впоследствии епископальную кафедру в Едессе и воскресивший монофизитскую церковь, и другие: Иоанн, монах сирийской общины, позднее епископ Ефесский и Константин, епископ Лаодикийский. Под покровительством Феодоры, которая была давно уже знакома со многими из них, они появлялись при дворе, где находили самый милостивый прием; часто императрица представляла императору то того, то другого, еще чаще навязывала ему их посещения, и все опять начинали жаловаться, что монофизиты, с обычным своим коварством, проникли во дворец и наводнили большую часть столицы.

Они сделали больше. Гонение со стороны кафолической церкви лишило многих главнейших вождей монофизитского движения их епископальных кафедр, и правительство ревностно следило, чтобы они не попадали в руки еретиков. Следовательно главнейшей задачей монофизитов было возвращение их верной пастве ее ревностных учителей. Несмотря на принятые против них предосторожности, монофизиты с помощью императрицы добились своего. Удобный к этому случай представился в 543 году. Гарид Гассанид, предводитель одного из арабских племен в Сирийской пустыне, обратился к Феодоре с просьбой прислать ему двух или трех епископов, чтобы обратить в христианство его подданных. Императрица поспешно избрала священников из числа своих друзей монофизитов и, добилась того, что Юстиниан одобрил ее выбор. Действительно император, затруднявшийся выбором миссионеров среди своего православного духовенства, охотно доверял дело обращения язычников вне страны пылавшим усердием монофизитским епископам. Они уже обратили таким образом в христианство Йеменских арабов и абиссинцев Аксунского королевства, язычников Нубии и Бламмии.

В Константинополе жил уже в продолжение целых пятнадцати лет монах из Теллы, по имени Иаков Барадей. Обладавший обширными познаниями, изучивший сирийские и греческие наречия, он приобрел еще большую известность строгостью и простотой своей жизни, постами, умерщвлением плоти. В ранней молодости он раздал бедным все свое имущество. Он выделялся среди монофизитов небрежностью своего костюма, чистотой нрава и чудесными исцелениями стекавшихся к нему больных. Появившись позднее в столице и удостоившись самого милостивого приема у Феодоры, он нашел более удобным окончательно отказаться от мирских соблазнов. Он удалился в келью, никого не желал видеть, ни с кем не говорил — и это отречение приобрело ему еще больше поклонников. Гарид Гассанид, которому довелось однажды встретиться с ним и оценить его пророческую проницательность, особенно уважал его. Феодора выказывала ему живейшее расположение. И этого то постника, отшельника и аскета избрала она, чтобы обратить в христианство арабов и восстановить монофизитскую церковь. События показали, что она не ошиблась в выборе.

По совету императрицы Феодосий указал на Иакова, когда освободилась епископальная кафедра в Едессе, а в Бостру послал другого близкого к Иакову монаха Феодора. Несмотря на свое искреннее сопротивление, оба святых мужа должны были уступить непреклонному желанию Феодоры и вернуться к оставленной им деятельной жизни. Посвященные в епископы бывшим александрийским патриархом, они отправились в свои приходы. Но кроме официального назначения, оба епископа получили еще особые секретные полномочия. Феодора поручила им рукополагать священников во всех подведомственных их управлению церквах, посвящать епископов и восстанавливать по мере возможности всеми средствами монофизитскую веру на востоке. Она просила их не ограничиваться только их приходами и указала им в качестве арены их деятельности на всю Аравию и Палестину. Иаков Барадей получил также власть над всей Малой Азией и Сирией. Императрица в согласии с патриархом всеми силами поощряла их и обещала обоим деятелям употребить в пользу их все свое влияние.