Мастера и шедевры. т. I - Игорь Долгополов

В первые мгновения подобные психоаналитические загадки могут потрясти. Но лишь на миг.

Как мог великий голландец в течение двадцати с лишним лет создавать уникальную по своей новаторской свежести, миропониманию и глубине проникновения в душу людей сюиту полотен, поражающих нас сегодня не только почти античным совершенством формы, но и поистине импрессионистическим, пленэрным чувством цвета, только потому, «что он не ведал, что творит».

Поистине словесная эквилибристика «ученых от искусства» не имеет предела.

Но, к счастью, опыт помог однажды убедиться, что Вермер Делфтский был не так уж смиренен и недалек и, вероятно, ощущал сам, без гордыни, но со справедливым чувством достоинства меру своего дара.

«Девушка с письмом у открытого окна». Предельно чеканно, строго, почти геометрично выстроена композиция этой знаменитой картины. Автор вложил весь свой гений, чтобы утвердить идеальность земных пропорций, придав какую-то невероятную, изысканную чистоту и прозрачность ритму сочетаний большой гладкой стены и четко очерченной оконной рамы с хрупкими линиями светло-зеленой драпировки.

Но вся эта математическая выверенность интерьера нужна художнику лишь для того, чтобы подчеркнуть певучесть силуэта девушки, нежную прелесть ее профиля.

Почти античной камеей кажется нам эта милая голландка, внимательно читающая письмо.

Вермер нашел уникальный прием, чтобы придать гармоническое единство таким разным элементам картины, как натюрморт, богатая скатерть большого стола, открытое окно, занавесь, плоскость стены и ювелирно выписанная фигурка читающей.

Волшебник, связавший все воедино, свет.

Он сияет в окне и оттуда, мерцающий и мягкий, почти скульптурно обрисовывает каждую деталь полотна. Лепка формы картины — само совершенство. Соединение силы, такта, удивительного чувства меры позволяет мастеру из Делфта создать шедевр, которым можно любоваться часами, несмотря на такой ограниченный, почти скупой состав картины. Ведь всего одна, причем абсолютно статичная, фигура. Отсутствие какого — либо эффекта, движения, жеста. Полная тишина… Зато слышно, как бьется человеческое сердце.

В этом колдовском умении заставить звучать тишину — тайна новаторства Вермера. Он неповторимо тонко отразил интимный мир. Как никто, умел создать атмосферу покоя, когда чисто и ярко звучат самые сокровенные струны души. Поэтому мастера как будто не заботит, что интерьеры на его холстах схожи: все те же драпировки и занавеси, подобные кулисам, открывающие нам сцену действия, те же похожие массивные столы, покрытые богатыми узорчатыми скатертями, гобелены, географические карты либо картины на гладких стенах.

Девушка с письмом у открытого окна.

Но этот мир вещей подобен лишь клавишам фортепьяно, которые внешне одинаковы, но тронь их рука мастера, как раздадутся созвучия сложной гармонии.

Таков цикл полотен Вермера, составляющих поэтическую сюиту, центр которой — человек и его душа. И мы забываем о повторности холстов Вермера, любуясь чудом его земного искусства.

Великие предшественники Вермера — мастера итальянского Ренессанса — потрясали зрителей подвигами, творимыми героями античных мифов, или чудесами, свершаемыми мадоннами или библейскими пророками.

Апофеозом этого замечательного искусства по праву считают «Сикстинскую мадонну» Рафаэля, будто сошедшую однажды с неба к грешным людям. Это поистине чудо, возведенное в реальность гениальной кистью живописца. Вспомним картину. Зеленая драпировка как бы сама раздвинулась, и мы зрим Марию с младенцем, папу Сикста, Варвару, целый сонм ангелов.

Заметим, что зеленая занавесь прикреплена к тонким колечкам, сквозь которые продет тонкий прут, поддерживающий драпировку.

Прошло почти полтора века, и мастер из голландского города Делфта пишет «Девушку с письмом у открытого окна».

Никак не мадонну.

Однако вглядитесь пристальней в его полотно. Вы заметите, что зеленая драпировка, словно открывающая нам действие картины, висит точно на таких же колечках, таком же прутике, как в «Сикстинской мадонне» Рафаэля.

Только девушку озаряет не таинственное райское сияние, а земной мерцающий свет.

Так мы можем мысленно сравнить эти два чуда.

Небесное и земное.

Две философии. Два произведения. Разные по формату. Но еще раз обратим внимание на одно очень мизерное, незначительное сходство — зеленая драпировка, укрепленная на похожих колечках, и тонкий прут, поддерживающий занавесь.

Случайно ли это сходство деталей?

Думается, что нет.

Голландец Вермер, наверняка, видел гравюры либо копии со знаменитой «Сикстины», и ему, молодому художнику, влюбленному в жизнь, захотелось утвердить себя.

Он пишет картину-манифест, возвеличивающую чудо земного бытия, и этим небольшим полотном мастер из Делфта заявляет о цели всей своей жизни — воспеть бессмертную красоту человека.

Каким же все-таки был этот таинственный мастер из Делфта? Что оставило неумолимое время от целой жизни человека, кроме бесценного наследства его холстов? Почти ничего. Ведь все архивные документы, связанные с судьбою Вермера Делфтского, можно уложить в небольшой портфель. Но и в них мы не найдем ни дневников художника, ни его переписки, ни достоверных мемуаров друзей. Обрывки несвязных сведений, случайных оценок, векселя… Вот и все. Однако, несмотря на отсутствие хоть какого-либо портрета Яна (Иоаннеса) Вермера, невзирая на ненаписанную биографию живописца, на отсутствие каких — либо записей его мыслей, мы все же можем представить себе образ художника, угадать его чувства, вообразить себе мир, в котором он жил. Единственным рассказчиком и свидетелем всех его горестей и удач стали его картины.

Полотна, созданные большими живописцами, могут много поведать о времени, в котором творили авторы, и не меньше о них самих. Надо только научиться расспрашивать, а это значит — вглядываться в картины, созданные мастерами. Так «Джоконда» без всякого на то желания Леонардо раскрыла многие тайны художника. «Камеристка» Рубенса молчаливо показала нам будни двора инфанты Изабеллы и намеком поведала, не спрося Питера, о его бедах и заботах.

Думается, что маленький портрет Вермера Делфтского «Головка девочки» из гаагского музея сможет помочь нам лучше познакомиться с таинственным Иоаннесом из Делфта.

Безымянная девочка Вермера. Младшая сестра Чечилии Галлерани — дамы с горностаем Леонардо да Винчи и камеристки Рубенса, похожая на них редкостным, чарующим сочетанием хрупкости, молодости и мудрого скепсиса, присущего зрелости. Из трехсотлетнего бархатного мрака глядит на нас озаренная призрачным жемчужным светом, прелестная своей опасной беззащитностью девушка из Делфта. Ее милая головка, обернутая голубым тюрбаном с желтой оторочкой, словно диковинный цветок, вырастает на тоненьком стебельке шеи. Белый воротничок мягко подчеркивает перламутровую нежность кожи, золотистую ткань одежды. Она удивлена и почти насмешлива. Сама смущаясь своей откровенностью, еле заметно подняв бесцветные бровки, пристально, всепонимающе, внимательно, скрупулезно рассматривает нас чуть раскосыми полупечальными, полулукавыми глазами это совсем юное существо. Сколько она уже повидала, сколько могла бы рассказать!

Но она молчит.

Только влажные маленькие губы полуоткрыты, и чуть видны зубки. Но это отнюдь не улыбка, скорее, гримаска разочарования. Чувство скрытой досады таится в брезгливо трепетных ноздрях, в размытых искорках скуки и томления, запрятанных в топазовых глазах, агатовых точках острых зрачков. Нежные щеки словно впитали в себя всю влажность воздуха Голландии. Как символ красы этой морской державы дрожит тяжелая капля жемчуга в маленьком ушке. Что-то неуловимо властное видится в утонченности, в осанке этой девочки, похожей на бедового мальчишку, покоряющей нас своей юной свежестью и недоступной доступностью… Мастер Ян Вермер любил и понимал эту единственную, данную нам однажды и только раз жизнь. Он ощущал ее каждодневно, ежеминутно как бесчисленное количество ласковых «да» и столь же немалое число жестоких «нет».

Художник видел истинный смысл творчества живописца не в локально окрашенных в ту или иную кричащую краску образах рисуемых им людей, а в раскрытии нюансов сложной гаммы чувств, заложенных в каждой личности. Он отдал свою музу созданию негромких таинственных созвучий, составляющих гармонию бытия людского.

Потому его девочка сродни образам Леонардо и Рубенса. В ней искрится, мерцает, манит та же колдовская и единственная женственность, которая существует вечно, как грация цветка, свежесть ветра, как песни птиц.

О чем рассказывает нам портрет девочки? Взгляните на него попристальнее. Вы увидите самого Вермера, молодого, но уже умудренного опытом, почувствуете невероятную трепетность его души, нежной и ранимой. Ощутите силу живописца в эмалевой поверхности холста, где краски словно сплавлены огнем сердца. Всмотритесь и заметите, как по бледному лицу девочки словно бегут прозрачные, как дымка, тени, на миг задерживаются в миндалевидных глазницах, касаются тонкого, чуть вздернутого носика и ласково очерчивают мягкий подбородок.