Масоны и революция - Арон Аврех

Вместе с тем в списке есть масоны, которых Ратаев не отметил своим троеточием. Это значит, что он ничего о них в этом плане не знал, а вставлял, исходя из их партийной принадлежности. В числе таковых, в частности, были Ефремов и Некрасов. В списке есть Милюков и Г. Е. Львов, которые никогда не были масонами, и нет Шингарева, который масоном был. Кого только фантазия Ратаева в этот список не занесла! Здесь есть и Горький, и Блок, и Соллогуб, и Семевский, и Струве, и Потресов, и Градовский, и Гримм, и многие другие, к масонству отношения не имевшие[13].

Показательно также, что в списке отсутствует фамилия Бебутова, хотя его масонство было подлинным и к тому же твердо установленным 30 апреля 1914 г. из Берлина в Петербург было послано письмо за подписью «Д.», написанное на обычном условном масонском языке. В нем говорилось о купленном билете до границы, о сборе всех учреждений в соседнем доме и заблаговременной сдаче квартир. Для наших целей, указывалось далее, приспособляется четвертый этаж прежнего фабричного помещения, который будут снимать четыре или пять фирм, и т. д.

28 мая того же года начальник столичной охранки в связи с этим письмом сообщил в департамент полиции следующее: «Адресат секретного документа из Берлина в Петербург за подписью «Ваш Д » есть известный департаменту полиции отставной коллежский советник — князь Давид Иосифов Бебутов, 55 лет, прибывший 7 октября 1913 года из-за границы...» В делах отделения имеется циркуляр департамента от 20 апреля 1908 г. о князе Бебутове, «который в целях образования масонских лож в России в 1907 году ездил в Париж, где и вошел в сношения с главарями франкмасонства». В марте 1911 г. Бебутова посетил делегат Великого Востока, масон — депутат Сены Шарль Лебук, «поддерживающий сношения с виднейшими русскими масонами, о чем было доложено департаменту полиции (по Особому отделу), в записке отделения от 11 марта 1911 г»[14].

В свете этих данных возникают два вопроса. Если, согласно Некрасову, князь был изгнан из рядов политического масонства где-то в 1909 г., то, спрашивается, с какими масонами он имел дело в 1913 г.? Вполне допустимо предположить, что он подался в мартинисты. Уж коли граф Орлов-Давыдов, цвет и гордость прогрессистов, оказался в одной компании с фон-Чинским, то почему этого не мог сделать князь Бебутов?

Другой вопрос более важен — в чем истинная причина изгнания Бебутова из рядов политического масонства? Тот же Некрасов, как мы помним, объяснил мнимый роспуск масонских лож необходимостью избавиться от «опасных по связям с царским правительством и просто нечистоплотных морально людей», назвав в качестве таковых Бебутова и Маргулиеса. Однако, как нами было точно установлено, никаких таких связей у князя не было. Не было их и у Маргулиеса. Остается, следовательно, моральная нечистоплотность, но в чем она выразилась, Некрасов умолчал. Увязывая сведения департамента полиции о поездке Бебутова за границу по масонским делам и визите к нему Лебука в начале 1911 г. с тем, что в списке петербургской ложи «Полярная звезда», подписанном Маргулиесом и Бебутовым, отсутствует масон номер один — отец возрожденного политического масонства в России М. М. Ковалевский, мы склонны думать, что указанная «нечистоплотность» была интригой последних против главного патрона, за что они и поплатились своим изгнанием. И произошло это не в 1909 г., как показал Некрасов, а позже — в 1911 г.

Одержав победу над Чеславом Чинским, департамент полиции вдруг обнаружил, что победа эта пиррова: раньше он имел дело с бутатарскими, то бишь бутафорскими масонами, теперь же не стало никаких, хотя он знал, чувствовал, осязал, что кругом сплошное масонство. Когда министр внутренних дел наложил на анонимной записке известную нам резолюцию о том, какие сведения о масонстве имеются в департаменте в последнее время, Особый отдел обратился с этим вопросом в 4-е делопроизводство. В ответ оно срочно «уведомило», что «за последнее время в 4-е делопроизводство сведений о масонах не поступало, за исключением прилагаемых при сем 24 газетных вырезок»[15]. Не требуется особой проницательности, чтобы догадаться, что вырезки эти были взяты исключительно из черносотенных листков. Это было начало 1912 г. Департамент оказался в положении тигра, который, чуя вокруг крупную дичь, тем не менее не может никак ее обнаружить и вынужден удовлетворять свой голод ловлей мышей.

Осенью 1911 г. французский посол обратился в министерство народного просвещения с просьбой об оказании профессору университета в Нанси, директору «Французского института в С.-Петербурге» Луи Рео всемерного содействия в открытии этого института. Министерство просвещения, разумеется, запросило по этому поводу мнение министерства внутренних дел. Последнее, конечно, обратилось с этим вопросом в свой департамент полиции, а там, естественно, «возникло подозрение», не явится ли этот институт легальным прикрытием для масонства. Опасения подтвердились. Согласно уставу, одной из первых целей института должно было явиться «развитие между Францией и Россией всеми возможными способами сношений научного и интеллектуального характера». Этот пункт департаментом был прокомментирован следующим образом: «Последняя фраза в той же или слегка измененной редакции встречается во всех просветительных учреждениях, создаваемых масонством в странах, где оно еще начинает свою деятельность. «Интеллектуальные сношения» между Францией и другой державой означают в замаскированном виде «Великого Востока» Франции, являющегося центром политического масонства, то интернациональное сообщество и братство, которое составляет краеугольный камень масонских уставов». Кроме того, институт имеет сильную тягу к корпоративности, а последнее «непременно лежит в основе всякого масонского учреждения».

«Наконец, имена учредителей института говорят сами за себя. Из 10-ти поименованных в § 3 устава лиц — четверо: Поль Думер, Леруа-Болье, Фор и Пишон — безусловно принадлежат к числу главарей масонского союза». Остальные шесть тоже, по-видимому, масоны, в ином случае вряд ли Думер и Пишон вошли бы в состав учредителей, «если бы это учреждение не состояло под тайным руководством масонства». Суммируя все сказанное, департамент полиции пришел к выводу, что проектируемый институт является «вполне масонской аффилиацией и учреждение его этим самым представляется с государственной точки зрения крайне нежелательным». Если все же институт будет разрешен, то в его устав следует внести «существенные исправления», которые парализовали бы его вредную деятельность.

На этот раз департамент не послушали, и институт был открыт. В свою очередь, последний открыл курсы французского языка и литературы, на которых Петербургская охранка обзавелась своим агентом. 30 мая 1914 г. начальник охранки доносил: «...приобретена секретная агентура в лице сотрудницы, которая по поручению отделения поступила на означенные курсы». Курсы она посещала долго, но ничего неблагоприятного не обнаружила, занятия идут строго по программе[16].

Такое же примерно заключение дал департамент полиции и «Всемирному теософическому братству». Приведя цитаты из ряда статей, опубликованных этим обществом, представляющих, с точки зрения нормального человека, обычную мистическую чушь, департамент тем не менее делал вывод о безусловной масонской природе организации, которая «в общем» проповедует все «тот же основной лозунг масонства: «свобода, равенство и братство», интернационализм, антимилитаризм и пр. О масонском характере братства свидетельствует и его печать: «Змея, кусающая свой хвост, изображает еврейский народ — тело ее это сам народ, а голова — это его правительство; соединение головы с хвостом символически изображает наступление такого времени, когда весь мир будет заключен внутри этого кольца»[17]. И т. д., в том же духе, без тени улыбки, абсолютно серьезно.

В одной из справок директора департамента полиции о Казначееве, где в числе прочего давалась характеристика ордена мартинистов, были перечислены и его «аф-филиации», находившиеся с ним «в тесном общении». Их оказалось ровно десять: «1) Всемирный идеалистический союз, 2) Каббалистический орден Розы — креста (Франция), 3) Независимые группы эзотерических знаний (Франция), 4) Орден иллюминатов (Германия), 5) Французское алхимическое общество (Франция и Италия), 6) Вольный университет высших знаний (Франция), 7) Египетские, персидские и сирийские бабисты, 8) Китайские и японские братства, 9) Лига мира, 10) Болгарские кружки»[18].

Все это, разумеется, делало честь масонской эрудиции Меца, который где-то в конце 1912 г. вернулся в свой родной департамент и с трудом отбил обратно захваченный Алексеевым пост главного эксперта по масонам, поскольку тот оказывал отчаянное сопротивление. Но, увы, его полицейская ученость не увенчалась практическими результатами. Политических масонов обнаружить не удавалось. Где-то в 1913 г. он представил новый «Доклад о масонском движении в России с приложением А, Б и В», который в очередной раз свидетельствовал о полном фиаско на этот счет Уже «приложения» говорят об этом Приложение А было озаглавлено: «Масонство и революция в Турции и России»; Б — «Иллюминаты в России», В — «Новый порядок приема профанов в масонские общества»