Создатели Империи - Франс Гампл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нам известно, какое сильное воздействие оказали все эти меры на широкие круги римского народа, в том числе и на сенаторское сословие. Многим стало ясно, что обращение к священным римским традициям в борьбе против Востока было не только политической тактикой, но и соответствовало тайным целям и внутреннему настрою холодного, умного политика. В 28 г. до н. э. он отменил все противоправные чрезвычайные законы триумвиров, а потом на заседании Сената 13 января 27 г. до н. э. в торжественной обстановке добровольно сложил с себя все полномочия, которые, как он сказал, получил после начала гражданской войны с согласия всех римских граждан. «Я в 28–27 гг. до н. э. передал свою должностную власть над республикой сенату и римскому народу». Отказ от единоличной власти, которому предшествовали беседы с влиятельными и дружественно настроенными сенаторами, ошеломил непосвященных, но, несмотря на все красивые слова, не повлек за собой, как у Суллы, ухода с политической арены: государственным актом был положен конец эпохе гражданской войны и закреплена законным путем полученная в борьбе власть. Римскому народу нужно было продемонстрировать, что победитель в сражении при Акции и в Александрии добровольно отказался от власти, а потом, с неохотой и только уступая настойчивым просьбам сената, согласился бескорыстно служить республике, взяв на себя руководство государством. До сознания каждого было доведено, что республика спасена, сохранена и восстановлена.
Вне всяких сомнений, этот государственный акт еще больше укрепил личную власть Октавиана. Новый Цезарь, хотя и не пожелал принять никакой должности, не совместимой с республиканскими традициями, сохранил ключевое политическое положение, которое обеспечивало ему контроль над государством; отныне ничего не предпринималось вопреки его желаниям. Для сохранения власти над Римом, Италией и прежде всего над сенатом он с 31 г. до н. э. ежегодно избирался консулом, который, как и все другие римские магистраты, имел равноправного коллегу. Но для своей охраны он располагал собственной гвардией, жалованье которой было удвоено. Это было отголоском дурных привычек прежних лет.
Настоящая опасность подстерегала тех, кто слишком высоко поднялся над своими собратьями по сословию — наместников новых провинций, в которых были сосредоточены крупные военные формирования. Хотя после государственного акта 27 г. до н. э. Август больше не был главнокомандующим всеми войсками, так как он возвратил республике также и войска, ему были переданы большие провинции — Галлия, Испания и Сирия, где стояла самая большая и стратегически важная часть римских легионов. Эти чрезвычайные полномочия были ловко обоснованы желанием сената временно сложить с себя управление этими трудными, еще не усмиренными провинциями. Поэтому полномочия были ограничены сроком в десять лет. В эти «императорские» провинции, которые подчинялись исключительно распоряжениям императора, по его выбору были посланы личные представители (legati), бывшие преторы или консулы.
Однако постановление 27 г. до н. э. просуществовало только четыре года. Император посчитал необходимым иметь контроль и право вмешательства и в тех провинциях, которые подчинялись не ему, а римскому народу, т. е. сенату. Его командная власть была расширена, а с 23 г. до н. э. он получил большую проконсульскую власть (imperium proconsulare mains) над всеми наместниками на ограниченный, однако каждый раз продлеваемый срок. Это увеличение власти во внеиталийских регионах было уравновешено потерей власти в Риме и Италии. Но именно в этом заключалось его политическое искусство: не уступать ни дюйма власти, но умно это скрывать. Фактически бессменное консульство, даже если его ежегодно выбирал сам народ, внешне выглядело как «нереспубликанская» чрезвычайная власть. Сверх того, оно каждый год блокировало одно консульское место и отнимало у представителей старой аристократии прежнее право подняться по служебной лестнице до должности консула. Кроме того, упускалась чья-то возможность быть увековеченным в календаре, так как год назывался по именам обоих консулов.
В 23 г. до н. э. Август снова «бескорыстно» отказался от избрания консулом и до конца жизни избирался на эту должность только дважды по случаю торжественных семейных событий. Но чтобы по-прежнему обладать властью в Риме, его безошибочный политический инстинкт подсказал ему воспользоваться ограниченной сроком должностной властью десяти народных трибунов (tribunicia potestas), частичными полномочиями и преимущественными правами которой он уже обладал в 36 и 30 гг. до н. э., а теперь взял на себя в полном объеме. Чего же он этим достиг? Прежде всего, древнего ореола трибунов. Народные трибуны были когда-то представителями и защитниками плебеев от патрицианской аристократии. Август отсчитывал годы своего правления с 33 г. до н. э., когда он получил эти полномочия, которые он с 78 г. до н. э. неоднократно делил с Агриппой или Тиберием. Обладая этими полномочиями, он мог как защитник свободы граждан выразить протест против любого официального акта магистрата, даже консула, против любого решения сената и народного собрания. Благодаря расширенным привилегиям он мог в любое время созвать сенат и народное собрание, внести предложение по какому-либо вопросу и имел право законодательной инициативы. Его личность была неприкосновенной еще с 36 г. до н. э., ее защита гарантировалась религиозными обязанностями. Тем не менее с 19 г. до н. э. Август дополнительно получил консульскую военную власть с почетным правом сидеть в сенате между двумя консулами и повсюду появляться с двенадцатью ликторами[16].
Самый могущественный человек больше ни разу не претендовал на высокий пост в Риме и Италии. Магистраты республики во главе с консулами, как при диктатуре Цезаря и триумвирате, могли беспрепятственно выполнять свои обязанности, если они лояльно сотрудничали и признавали изменившиеся властные отношения и новые правила игры.
ИДЕОЛОГИЯ
Август в автобиографии определил свое положение после отказа от власти в 27 г. до н. э. следующим образом: «Я превосходил всех по личному авторитету (auctoritas), должностной же властью не обладал, как другие, которые были моими коллегами по магистратуре» (т. е. по консульству, потому что другой магистратуры Август не занимал). Это высказывание скрывает фактическую власть императора. Август, не будучи магистратом, даже при трибунской власти (tribunicia potestas) не имел «государственно-правовых полномочий»; они давались ему как совокупность особых прав и поручений. С другой стороны, римское понятие «auctoritas» обозначает основную предпосылку августовского руководства государством. Ведь без авторитета его личности, без уважения к его способностям, к его превосходству и политическим достижениям, без добровольного признания его значимости, благодаря которой его слово имело силу закона, со временем рухнула бы хитро задуманная система «принципата» — руководство «Первого Человека», который, не имея должности, единолично управлял государственным аппаратом. Его стремление к самоограничению, к внедрению в республиканские порядки выражает латинское понятие «princeps». Во множественном числе «principes» — старинное обозначение небольшой группы высшего политического слоя консуляров. Но также и отдельный, всеми признанный авторитетный человек тоже мог называться принцепсом.
С 28 г. до н. э. Август стал «первым» из своих сенатских собратьев по сословию, о которых он прежде всего думал, когда давал своей власти это безобидное и привычно звучащее название. Ведь простым римским гражданам оно мало о чем говорило. Иначе обстояло дело с почетным именем «Август», что означает «величественный, возвышенный, священный». Это единственное в своем роде отличие с его сакральным оттенком, которое император сделал своим именем, он получил по постановлению сената за добровольный отказ от власти в 28/27 г. до н. э. До этого он пробовал носить имя Ромул, которое, правда, несколько поизносилось в прежних партийных баталиях, а, с другой стороны, напоминало о первом римском царе и об объявленной вне закона царской власти. Когда нового Августа почтили тем, что косяки дверей его дворца на Палатине полагалось украшать лавровыми листьями, то этим признали святость жилища принцепса, которая подразумевалась в его имени, и прославили его как человека. Когда в дальнейшем вход в его дворец украшал гражданский венок из дубовых листьев, то это напоминало каждому, кто понимал римский язык символов, что здесь живет «спаситель граждан». Сенат уже имел богатый опыт изощренно льстить почестями могущественному человеку. Не подтверждали ли этим сенаторы начало монархической власти, о чем и без того уже все знали? Тот, кто по этим почестям судил о единодушии сената, возможно, думал, что отныне забыто все случившееся в страшные годы после Мартовских ид. Теперь безжалостный циник прошлых лет прославлялся как олицетворение ценностей римской традиции, о чем свидетельствует золотая статуя, установленная в курии, которую воздвигли ему сенат и народ за его мужественные поступки (virtus), «милосердие», справедливость и благочестие (по отношению к богам и отечеству). «Первый Человек» стал «лучшим», и поэтому получил от сената право управлять государством. Четверть века спустя, после того как он стал главным хранителем государственной религии, «сенат, сословие всадников и весь римский народ» присвоили ему звание «Отец Отечества», т. е. высшее отличие, на котором заканчивается его автобиография. Оно подтверждало, что Август отныне мог считать себя основателем Рима. Этой почестью были вознаграждены его заслуги перед государством.