Противостояние - Юрий Иванович

– Так что же ты сразу не сказал? – Крафа легко вскочил на ноги и продекламировал: – Веди меня, о вестник сытости и блага!

Светозаров устремился вперед, ворча под нос:

– Вестник, говоришь? Сытости и блага? А как же мне к тебе обращаться, пиявка обескровленных миров?

– Да так и обращайся: Гегемон! – хохотнул спешащий следом узурпатор. – Я ведь тебе уже пояснял. Да и мои потомки только так ко мне обращаются. А вот унизительные прозвища по правилам любых перемирий употреблять нельзя. Бери пример с меня как Торговца образованного и интеллигентного. Я ведь тебя не называю глупым выскочкой и сельским недотепой?

– М-да? По поводу недотепы я не отреагирую, потому что не ко мне относится. Как и слово «глупым». А вот что может быть обидного в определении «сельский»? Вдруг я половину жизни провел в малой деревне или на захудалом хуторке? Как по мне, то меня это в любом мире как кормильца и благодетеля ставит гораздо выше любого городского пролетария или буржуазного иждивенца на шее народа.

Трибун с минуту помолчал, а потом признался:

– Так хотелось с тобой поспорить просто из чувства вредности и противодействия, но… Сам всю жизнь считаю, что сельский житель – основа любой цивилизации. Меня всегда коробили разные философские учения про касты, в которых простого труженика полей, как правило, определяли на низшую ступеньку духовного развития. А на высшую проталкивали всяких демагогов, пустословов и политиков. Бред полнейший! Вместо того чтобы крестьянина поставить на вершину пирамиды, они его в самое дерьмо сталкивают. Неблагодарные сволочи!

Столько злости было в этом утверждении, что Дмитрий не удержался, оглянулся на своего врага. И еще больше удивился, рассмотрев в ауре у того нескрываемое негодование и раздражение. Двинувшись дальше, бросил через плечо:

– Да, батенька, что-то у тебя взгляды на жизнь какие-то крайние полюса занимают. То дедушек под корень изводишь за консерватизм, то интеллигенцию и философов из-за каких-то нескольких придурков готов под ноги крестьянам уложить.

– Да тогда все беды и начинаются, когда та самая хваленая интеллигенция начинает забывать, откуда она вышла, у кого на службе состоит и чьи интересы она обязана защищать, – не собирался униматься Гегемон. – Что, разве не насмотрелся в других мирах, как оно бывает? За счет селян цивилизация разрастается, за их счет кормится, а потом их же руками их самих и уничтожает в первую очередь. И любой кровавой бойней чаще всего заведуют люди грамотные, считающие именно себя столпами общества и презирающие крестьян за их незнание философских трактатов и за незнание высшей математики.

– Надо же! – удивлялся временный компаньон трибуна решающего. – А мне казалось, что такая философия о вреде интеллигенции уникальна. Знавал я об одном кровавом бунтовщике, так он вначале дал крестьянам оружие вместе с землей, которые отобрал насильно у других, вырезал всю буржуазию и учителей, а потом и у селян его пособники стали забирать землю вместе с жизнями. Кажется, у тебя подобная философия. Или ты под неполноценного демагога косишь?

– Долго объяснять такому молодому недоумку, как ты, – досадовал Крафа. – Но я попробую.

Вот так они и шли. То прилягут и в медитации просмотрят разветвляющиеся на перекрестках ходы. То двигаются дальше, интенсивно споря на самые разные темы. Порой заходили в тупики, возвращались, искали новые пути в том примерно направлении, где когда-то местные аборигены создали свой алтарь. Но спорить и дискутировать не прекращали. Пока им удавалось избегать или обходить места, где наблюдалось подозрительное копошение ползающих по стенам паутин. Ну и повезло слегка подкрепиться противными, осклизлыми грибами в самом начале пути.

Самой сути и конкретики начала войны Крафы со всем остальным миром Светозаров не знал. Эту информацию Шу’эс Лав припомнил уже на следующее утро после убытия графа в мир Огненной Патоки. Поэтому Дмитрий боялся опростоволоситься, показать свою неуверенность, а точнее, полное незнание реалий. Если разговор заходил спонтанно и начинал что-то рассказывать Гегемон, то Светозаров слушал, стараясь скрывать свои эмоции. Но как только следовал вопрос типа «А ты об этом в курсе?», сразу менял тему.

Понятное дело, что долго так продолжаться не могло. Такому аналитику, интригану, лгуну и правителю не составило большого труда догадаться, что о причинах начавшейся войны его коллега ничего толком не знает. О чем и высказался без обиняков:

– Твои знания отрывочны и неполноценны. Из чего я делаю вывод, что информации ты о сути конфликта и главных причинах так и не получил. Возможно, тебе попались некоторые обиженные мною воители или их чудом сохранившиеся записи о тех годах, а они могли быть ох как противоречивы и далеки от действительности. Так что давай я тебе вначале изложу свою точку зрения на все, а потом уже думай что хочешь.

– А зачем оно тебе?

– Буду знать, что я высказался. Да и может, ты хоть что-то полезное на эту тему подскажешь. Все-таки твои знания меня сильно удивили, мягко говоря.

Очередная остановка позволила определиться в дальнейшем движении, но как только тронулись, граф Дин снисходительно разрешил Крафе:

– Ну ладно, начинай излагать свою версию событий. Может, я и не все знаю с полной достоверностью, но явную ложь и инсинуации где-нибудь да обнаружу.

Трибун решающий только хмыкнул и начал рассказ, обрисовывая самые негативные стороны своего характера:

– Чего там скрывать или отнекиваться, я и в самом деле могу убить или пытать до смерти любого человека, который не соответствует моим пониманиям правильности образа жизни. До сих пор я люблю мстить, наказывать и унижать моих оставшихся в живых злейших врагов. Перестал прислушиваться к альтернативным мнениям любого, кто не соответствует моему уровню знаний. Да и давно перестал верить в истинную любовь. Уверен, ты посчитаешь последний грех самым жестоким, но ведь и он родился не на пустом месте. Так вот…

Дальше история полилась довольно сухим, канцелярским языком, не допускающим особых эмоций и скрывающим личное мнение самого рассказчика к некоторым событиям.

Получив от сообщества Торговцев титул трибуна решающего, Крафа обрел одновременно с этим и допуск ко всем научным разработкам, лабораторным исследованиям и в хранилища с теоретическими выкладками, предположениями и гипотезами. Причем в хранилища не допускали рядовых путешественников между мирами именно по причине почти полной абсурдности некоторых теорий и даже их опасности для миров в общем или пространства между мирами в частности. Ведь там чего только не было накоплено более чем за три тысячелетия существования сообщества. Пожалуй, были правы некоторые ученые, предлагающие банально уничтожить все непризнанные сборными советами теории, гипотезы и даже мизерные писульки или предположения по самым мелочным вопросам.

Вот как раз подготовить доклад на эту тему, а потом и предоставить этот доклад на высшем собрании в замке Свинг Реальностей и поручили только что избранному трибуну. Скорее всего, большинство иных деятелей или политиков приняли бы соломоново решение: либо вообще не трогать подобное хранилище, либо без разбора и сразу уничтожить весь собранный там хлам умственных измышлений. Увы, ученый до мозга костей, Крафа так поступить не мог.

Поэтому, пользуясь своей уникальной памятью, умением скоростного чтения и феноменальными способностями к общему анализу, он углубился в изучение Хранилища теорий, как его еще иногда называли. Хотя, если бы знал заранее, чем все кончится, сам лично бы поджег это скопище наблюдений, выводов и абсурда.

– По крайней мере, я бы после этого погиб с полным, но блаженным незнанием действительности, – позволил себе эмоции горького сожаления Крафа в той части повествования.

А так он узнал слишком много и сумел сделать верные предвидения ужасного, всеохватывающего катаклизма. Как говорится, познал на собственной шкуре смысл поговорки: «От многих знаний – многие печали». И выводы проистекали из объединения в единую теорию сразу трех, совершенно разных по духу и смыслу документов. Фигурантами в деле являлись: доктрина видного ученого, математическая таблица какого-то свихнувшегося на вычислениях маньяка и свидетельские показания необъяснимой катастрофы. Причем объединить их в одно целое, а потом еще и доказать все это на примерах и разработанной модели вряд ли бы получилось и у нескольких научно-исследовательских объединений. Даже если бы они работали вместе и воедино. Для понимания сути грозящей катастрофы нужен был именно гениальный проблеск в не менее гениальной голове именно одного научного гения. Все вместе так анализировать не смогут и не додумаются сложить то, что никак не складывается.

Доктрина гласила: встречное, единовременное наложение шести или более векторов перемещений ведет к аннулированию оных. То есть сила перехода не растолкает путешественников в стороны, а просто вернет обратно в точку отправки. Кстати, доктрина бессмысленная, никем никогда не оспариваемая и не проверяемая. Даже сам выдвинувший это измышление ученый к старости лет от него отказался. Оправдывался тем, что это его в молодости током сильно ударило, вот и родилось нечто. Не выбросили из хранилища по той причине, что решили показывать молодежи в поучительных целях – как образец бессмысленности и ни на чем не основанных тупиковых размышлений.