Рай — Техас! - Сьюзен Филлипс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она слышала плеск тонких струй водопада и доносившееся издалека жужжание кондиционера, и эти мирные звуки придавали его тихим бесстрастным словам зловещий смысл.
— Я не понимаю, что вы имеете в виду.
— Возможно, я хочу самую красивую девушку со второго курса.
Ужас закрался в нее, и ночь, которая нежно обнимала все сущее, внезапно наполнилась опасностью.
— О чем это вы толкуете?
Он откинулся на спинку скамьи и положил ногу на ногу. Несмотря на кажущуюся расслабленность его позы, она ощущала, что внутренне он свернут тугими кольцами, словно удав перед броском, и это повергло ее в ужас.
— Я принял решение, что мне нужен компаньон, но я слишком занят управлением фирмой, чтобы тратить время на поиски. Я хочу, чтобы таким лицом стали вы.
У нее пересохло во рту.
— Мне нужен такой человек, который мог бы выполнять специфические служебные обязанности, сопровождал бы меня в поездках и был бы моей… опорой.
— Я думала, что у вас есть уже такой компаньон. Я слышала, вы встречаетесь с кем-то в Далласе.
— Я встречался со множеством женщин за эти годы. Я ищу для себя нечто иное. Нечто более домашнее. — Он говорил так спокойно, словно обсуждал условия рядовой сделки, но градус настороженности, который она постоянно ощущала в нем, повысился, и это внушило ей уверенность, что он не так уж непрошибаем, как притворяется. — Каждый из нас мог бы продолжать жить своей собственной жизнью, но… — Он замялся — впервые на ее памяти, — и она невольно поежилась от его пронзительного взгляда. — Вы были бы полезны мне, Сузи.
Медлительность, с которой он подбирал слова, бросила ее в холод.
— Полезна? Уэй, вы ведь не… Это звучит так, словно… — Она не могла скрыть охватившей ее паники. — Вы предлагаете мне спать с вами?
Какое-то время он молчал.
— Вам это ненавистно, не так ли?
Она вскочила:
— Вы безумны? Я не могу поверить, что все это происходит в действительности. Вам нужен не компаньон — вы говорите о любовнице.
Он поднял одну бровь, и она подумала, что никогда еще не встречала такого холодного человека, начисто лишенного каких-либо эмоций.
— Разве? Не припоминаю, чтобы использовал это слово.
— Прекратите играть со мной!
— Мне известно, что вы ведете активную жизнь, и я не жду, что вы с ней покончите, но иногда, когда мне понадобится, я хотел бы, чтобы вы шли на уступки.
Кровь стучала у нее в ушах, и ее голос, казалось, шел откуда-то издалека:
— Зачем вы так обращаетесь со мной?
— Как?
— Шантажируете меня! Ведь это прямой шантаж, не так ли? Если я буду спать с вами, вы оставите «Розатек» в Теларозе? Если я не буду этого делать, вы переведете компанию.
Он ничего не сказал, и она не смогла подавить симптомов пробудившейся в ней истерии.
— Мне пятьдесят два года! Если вы ищете для себя любовницу, почему бы вам не поступить подобно другим мужчинам вашего возраста и не найти кого-нибудь помоложе?
— Молодые женщины меня не интересуют. Она повернулась к нему спиной, ее ногти впились в ладони.
— Неужели вы так сильно ненавидите меня?
— Я вовсе не ненавижу вас.
— Я знаю, что вы делаете. Вы осуществляете своего рода вендетту, запоздавшую на тридцать лет.
— Моя вендетта касается города, а не вас.
— Но я — одна из тех, кто будет наказан.
— Если вы расцениваете это таким образом, мне трудно изменить ваше мнение.
— Я не собираюсь… идти на уступки.
— Понимаю.
Она повернулась снова:
— Вы не можете заставить меня.
— Я никогда бы не стал заставлять вас. Все целиком зависит от вас самой.
Отсутствие эмоций в его словах делало ситуацию почти нереальной. Он безумен, подумала она. Но его темные глаза смотрели спокойно.
Молящая нотка, которую она не смогла подавить, закралась в ее голос:
— Пообещайте мне, что вы не переведете «Розатек»!
Впервые он заколебался, было почти очевидно, что в нем происходит нелегкая внутренняя борьба.
— Я не буду давать никаких обещаний до той поры, пока вы не обдумаете наш разговор.
Она шумно вздохнула:
— Теперь я хочу уехать домой.
— Хорошо.
— Я оставила в доме сумочку.
— Я принесу ее вам.
Она стояла в саду одна, пытаясь осмыслить то, что произошло, но ситуация явно выходила за рамки ее личного жизненного опыта. Она попыталась подумать о чем-нибудь другом, и кровь застыла у нее в жилах. Если Бобби Том узнает об этом, он убьет Уэя Сойера.
— Вы готовы?
Она вздрогнула, когда он прикоснулся к ее плечу.
Он мгновенно убрал руку и подал ей сумочку.
— Машина ждет вас.
Он кивнул в сторону кирпичной дорожки, которая огибала дом, и она направилась к ней прежде, чем он успел взять ее под руку.
На подъездной аллее стоял «БМВ», и она поняла, что Уэй собирается сам отвезти ее домой. Он открыл дверцу, и Сузи покорно скользнула на сиденье, но не произнесла ни слова. Она закрыла глаза и попыталась представить, что рядом с ней Хойт, но на этот вечер, похоже, он взял выходной.
«Почему ты оставил меня? Как мне выдержать это в одиночку?»
Через пятнадцать минут он остановил машину и, глядя поверх ее головы, спокойно сказал:
— Я собираюсь уехать из страны примерно на три недели. Когда я вернусь…
— Пожалуйста, — прошептала она. — Не заставляйте меня мучиться.
Его голос был холоден и ровен:
— Когда я вернусь, я позвоню, чтобы узнать ваше решение.
Она выпрыгнула из машины и бросилась по пешеходной дорожке к своему дому; 'она так бежала, словно все призраки ада мчались за ней по пятам.
Сидя за рулем своей машины, самый кошмарный человек в Теларозе следил за тем, как она удаляется. Как только захлопнулась дверь, его лицо исказилось от гнева и боли.
Глава 12
Впервые за весь вечер никто не совал салфетку ему под нос, чтобы заполучить автограф, не тащил танцевать и не приставал с вопросами об устройстве соревнований по гольфу. Наконец-то у него выдалась свободная минутка, и он прислонился спиной к доскам перегородки. Этот кабачок был любимым местом развлечения жителей Теларозы, и в эту субботу народ оттягивался здесь вовсю, тем более что Бобби Том оплачивал всем выпивку.
Он поставил бутылку пива на обшарпанный стол и обрезал одну из тонких сигар, он время от времени позволял себе побаловаться ими. Грейси дурачилась в центре зала, пытаясь освоить мелодию новой песенки «Брукс-энд-Данн».
Несмотря на все ухищрения, она не тянула на высший класс. Она, конечно, была миловидной — этого нельзя отрицать. Даже хорошенькой. В краю, где в ходу длинные волосы, эта короткая разлетающаяся стрижка производила неотразимое впечатление и была, по всей видимости, последним писком искусства Ширли, и он невольно восхитился, когда соблазнительные завитки внезапно распушились вокруг ее личика, поблескивая всеми теплыми тонами меди. Но он предпочитал, чтобы его женщины были ослепительными блондинками с ногами, растущими из-под мышек, и с грудью как два мяча.