Рай — Техас! - Сьюзен Филлипс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это была первая ремарка личного характера, которую он сделал.
— Вы ведь взяли опеку над ней? Для того времени это было необычным явлением, не так ли?
— Моей бывшей женушке было хлопотно исполнять материнские обязанности, поэтому она согласилась на мои условия.
— Часто ли вы теперь видитесь со своей дочерью?
Он разломил пополам пшеничный рогалик, и впервые за весь вечер черты его лица размягчились.
— Нельзя сказать, что часто. Сара работает частным фотографом в Сан-Франциско, поэтому мы видимся раз в несколько месяцев. Она живет в каком-то клоповнике, вот почему я все еще храню у себя этот рояль, но она там независима и счастлива.
— В наше время это самое главное, чего могут желать родители своим детям.
Она подумала о своем сыне, толкая туда-сюда кусок лососины в своей тарелке. Бобби Том определенно был экономически независим, но она не могла бы утверждать, что он счастлив.
— Хотите еще немного вина?
— Нет, благодарю вас. Если я выпиваю больше одного бокала, у меня начинается головная боль. Хойт обычно говаривал, что я не разорительная подружка.
Он даже не улыбнулся на ее слабую попытку смягчить атмосферу. Вместо этого он перестал делать вид, что ест; откинувшись на спинку стула, он смотрел на нее с какой-то настойчивостью, и она вдруг подумала, что люди редко вот так смотрят друг другу в глаза. Она внезапно осознала, что, если бы не выросший между ними барьер, она могла бы найти его даже привлекательным.
— Вы все еще тоскуете о Хойте?
— Очень.
— Мы с ним одного возраста и вместе ходили в школу. Он был «золотым мальчиком» Теларозы, точно так же как и ваш сын. — Его улыбка не вязалась с выражением его глаз. — Он даже встречался с самой хорошенькой девушкой второго курса.
— Благодарю за комплимент, но я даже в первом приближении не была самой хорошенькой. В тот год у меня еще были скобки на зубах.
— Я все равно считаю вас самой хорошенькой девушкой. — Он сделал глоток вина. — Я даже прикидывал в уме, как пригласить вас на свидание, когда старина Хойт перешел мне дорогу.
Она была поражена.
— Я понятия об этом не имела.
— Впрочем, у меня не было шансов завоевать сердце Сузи Уэстлайт. Я, как сын Труди Сойер, обитал совсем в другом мире, нежели дочь врача. Вы появились с «приличной» стороны железной дороги, и у вас были такие красивые платья. Ваша мать возила вас повсюду в сверкающем красном «олдсмобиле», от вас всегда исходил запах чистоты и свежести.
Его слова дышали поэзией, но он произносил их резким, отрывистым голосом, что напрочь лишало их какой-либо сентиментальности.
— Это было так давно, — сказала она. — Больше не осталось ни чистоты, ни свежести.
Она провела пальцами по шелковой ткани своих вечерних брюк и ощутила небольшую выпуклость на своем бедре, оставшуюся после операции. Еще один признак того, что жизнь утратила способность обещать,
— Вас не забавляет мысль, что такой хулиган, как Уэй Сойер, имел виды на вас?
— Тот Уэй всегда вел себя так, словно ненавидел меня.
— Я ненавидел не вас. Я ненавидел тот факт, что вы были недосягаемы. Вы и Хойт явились из другого мира, в который мне дорога была заказана. «Золотой мальчик и золотая девочка, они жили долгой счастливо».
— Больше не живут. — Она наклонила голову и почувствовала, как у нее сжимается горло.
— Простите, — отрывисто произнес он. — Я не хотел расстраивать вас.
Она подняла голову, и в ее глазах блеснули слезы.
— В таком случае, зачем вы это делаете? Я понимаю, что вы ведете со мной какую-то игру, но мне неизвестны ее правила. Чего вы хотите от меня?
— Я полагал, это вам от меня что-то нужно.
Такой прямой ответ сказал ей, что его ничуть не тронуло ее волнение. Она поморгала глазами, стараясь восстановить равновесие.
— Я не хочу, чтобы вы уничтожили этот город. Слишком многие жизни будут загублены.
— И чем конкретно вы готовы пожертвовать во имя того, чтобы этого не случилось?
Холодные пальцы ужаса прошлись по ее спине.
— У меня нет ничего такого, что могло бы интересовать вас.
— Нет, миссис Дэнтон, кое-что есть.
Твердые ноты в его голосе вывели ее из себя. Скомкав свою салфетку, она бросила ее на стол и поднялась.
— Я хочу уехать домой.
— Вы боитесь меня, не так ли?
— Не вижу необходимости продолжать этот разговор.
Он встал, резко подвинул стул:
— Я хочу показать вам мои розы.
— Думаю, будет лучше, если я уеду.
Он подошел к ней:
— Я хочу, чтобы вы на них посмотрели. Пожалуйста, мне кажется, что они вам понравятся.
Хотя он не повышал голоса, командные нотки в нем преобладали. Она не знала, как воспротивиться этой железной воле. Он властно сжал ее плечо и повел к французским дверям в конце столовой. Витая медная ручка медленно повернулась, и южная ночь овеяла Сузи своим благоуханным теплом. Она почувствовала буйный аромат роз.
— Это великолепно.
Он вел ее по мощеной дорожке, которая вилась среди глянцевитых зарослей.
— Я привозил сюда архитектора из Далласа, чтобы он сделал разбивку сада, но мы не сошлись во мнениях, и кончилось тем, что большую часть работы я выполнил сам.
Ей не хотелось думать о нем как о благодушном садовнике. Это грозило разрушить возведенные в ее душе бастионы.
Они дошли до небольшого искусственного водоема, окруженного группой деревьев. Прудик подпитывался водопадом, низвергающимся с плоского камня, и скрытые от глаз источники света освещали жирных рыб, медленно ворочавшихся под широкими листьями водяных лилий. Она знала, что он не позволит ей уехать, пока не выскажет того, что намеревается сказать, и опустилась на одну из двух окрашенных охрой скамеек, удобно расположенных у самой дорожки, над ними вились виноградные плети.
Она скрестила руки на коленях и попыталась собраться с мыслями.
— Что вы имели в виду, когда спросили меня, чем я готова пожертвовать?
Он сел на скамью напротив нее и вытянул ноги. Светильники, помещенные в пруд, освещали скулы и надбровные дуги Уэя, ужесточая его черты. Однако его голос прозвучал неожиданно мягко:
— Я хотел знать, насколько велико ваше желание сохранить здесь «Розатек».
— Я прожила в этом городе всю жизнь, и я, кажется, готова на все, чтобы отвести от него угрозу вымирания. Но я — всего лишь президент Совета по делам образования; у меня нет реальной власти в графстве.
— Ваш общественный статус не интересует меня. Речь сейчас идет совсем о другом.
— Тогда чего же вы хотите?
— Возможно, я хочу того, чего не мог бы иметь ублюдок Труди Сойер.
Она слышала плеск тонких струй водопада и доносившееся издалека жужжание кондиционера, и эти мирные звуки придавали его тихим бесстрастным словам зловещий смысл.