Я. Философия и психология свободы - Сергей Юрченко

Будем делить интервал времени до бесконечности, придав этой процедуре вид эффекта Доплера. В пределе мы должны получить квант времени, равный нулю. Это и есть то настоящее, в котором Ахиллес догоняет черепаху. Но сумма нулей, как уже говорилось, всегда равна нулю. А это и есть то, что Гегель определял как вечное настоящее. В физике это вечное настоящее, в котором нет времени и поэтому корреляции между двумя частицами происходят мгновенно, называется нелокальным миром. Возможность таких корреляций предсказывалась парадоксом Эйнштейна-Подольского-Розена (ЭПР) и была подтверждена экспериментально. Но наше самосознание и тождественный ему мир не могут существовать в таком состоянии. Мы живем в локальном релятивистском мире, где время движется, «набухает» по выражению Бергсона. А вместе с ним набухает, т.е. расширяется и наша Вселенная. И это пространственное расширение подобно обратному процессу нашего деления временного интервала.

Настоящее согласно Августину не должно иметь внутри себя минимального и максимального элементов и поэтому на стреле времени, ассоциированной с действительной прямой, его можно определить лишь как открытый интервал между двумя сколь угодно близкими величинами а и b как Δt = ]a, b[. Но поскольку между любыми двумя точками найдется по крайней мере еще одна точка, то самым точным определением настоящего будет запись:

Δt = ]a, a[ = 0

Именно о таком фиктивном настоящем, удручающем Рассела, и говорил Зенон: стрела не движется ни там, где она есть, ни там, где ее нет. Все находится в покое и само движение становится невозможным. Поэтому мы подсознательно приходим к записи

Δt = [a, a] = 2a

Иначе говоря, физическое настоящее должно состоять в наименьшем из удвоенной математической точки, одна из которых есть частица прошлого, а другая – частица будущего, так что само настоящее из фиктивного превращается в неопределенное:

Δt ~ dt + 0 + dt = 2dt

Принцип неопределенности остается единственным выходом из этого нулевого сечения, которое он как бы размазывает (будто клякса). Мы вынуждены прийти к выводу, что само настоящее в предельно уточненном смысле является неопределенным (волной).

Спор Зенона с Гераклитом, в котором все либо покоится, либо никогда не пребывает в покое, – это спор бесконечного настоящего Δt = ∞ (абсолютного покоя) с нулевым настоящим Δt = 0 (фиктивным мгновением). Он проходит через всю историю человеческого познания и сегодня принимает форму неравенств Белла, отделяющих локальный мир от нелокального. Допустим, что у нас есть высокоскоростная камера, которая позволяет достичь любой частоты кадров. Нам нужно получить два абсолютно тождественных кадра. Это и будет значить, что между ними время остановилось. Из СТО следует, что для этого скорость пленки (частота кадров) должна достичь световой. «Камеры», которые используются в физике для регистрации виртуальных частиц с ничтожным сроком жизни, далеки от этой скорости. Следует полагать, чем эффективнее будут такие камеры, тем больше всевозможных виртуальных частиц можно будет обнаружить. Но нам, как уже сказано, «не поймать природу с поличным».

В Катха-Упанишаде есть цитата, которую некогда С. Моэм использовал в качестве эпиграфа к одному из своих романов: «Распознающему человеку… следует растворить я разума в Великой Душе, ему следует растворить Великую Душу в безмятежном Я. Поднимитесь, пробудитесь, научитесь, обратившись к высшим. Мудрые описывают этот путь труднопреодолимым, как лезвие бритвы; когда оно заточено, по нему трудно пройти» (1,3-14) Упомянутое здесь лезвие бритвы вполне подходит к нашему образному представлению о том, что в геометрии любая линия, как, например, пространственная траектория Ахиллеса, имеет бесконечно малую, точечную толщину (современная теория струн с этим не согласна, предполагая, что линия (измерение) имеет отличную от нуля толщину, и поэтому в каждом пространственном измерении могут быть скрыты три степени свободы, так что всего их оказывается 9 + время). Почему же нашему Ахиллесу так легко удается двигаться во времени и пространстве, хотя мудрому Зенону всякое движение кажется совершенно невозможным?

Наш ответ таков. Ахиллес бежит не просто по лезвию бритвы, он бежит по зазубренному лезвию, как по гребенке, где каждый зуб – есть прошлое или будущее, и нет настоящего. Настоящее есть черная дыра абсолютного покоя, в которой движение невозможно. Зенон прав. Но именно же поэтому этот абсолютный покой, выраженный через предельную и неизменную скорость света, недостижим в нашем локальном мире. А поэтому все непрерывно движется и покой невозможен. Гераклит тоже прав. Оставаясь одной своей ногой в прошлом, другой своей ногой Ахиллес находится уже в будущем, пробегая над пропастью небытия. Настоящее достижимо только в нирване, для живых оно – величина неопределенная между прошлым и будущим.

Наше самосознание предъявляет ко времени два взаимоисключающих требования и при этом не может без ущерба для себя выбрать лишь одно: быть континуальным или быть дискретным. Формально: А V не-А. Первое условие подразумевает, что нижняя граница времени принципиально недостижима. Второе условие предполагает, что конечная единица времени должна быть фиксированной. А все вместе это разрешается только в постулате о том, что конечная единица времени (квант) существует как абсолютный покой и не существует как настоящее, фиксация которого невозможна для нас в принципе. Формально: А & не-А.

Именно поэтому мы способны выбрать вполне определенную точку в абсолютно детерминированном для нас физическом прошлом и в столь же детерминированном с точки зрения механики будущем (если не касаться тонкостей теории хаоса), но сталкиваемся с неразрешимой проблемой при попытке совершено точно определить физическое настоящее. Его попросту нет. А поскольку признание такого миропорядка является для нашего восприятия абсурдным, то вполне естественным выходом из этого тупика оказывается именно квантовая неопределенность. Иначе говоря, если в булевой алгебре с двумя значениями констант {0, 1} («истина, ложь») высказывание А и его отрицание не-А несовместимы:

А & не-А = 0 (ложь),

то в трехзначной логике с константами {0, ½, 1} значение их союза должно быть признано неопределенным (кляксой):

А & не-А = ½ (неопределенно)

Как говорилось в статье о Панлогизме, любая эффективно построенная непротиворечивая теория неспособна доказать или опровергнуть ее собственные основания, то есть наименьшую границу как «горизонт событий» детерминированного мира. Так, Вселенная, взятая как формализованная логическая структура должна быть неполной. Это сравнение предполагает более широкую идею об эквивалентности бытия и мышления, объявленную Парменидом. Мы должны переформулировать это предложение так: физическая причинность соответствует логической последовательности (в подходящей аксиоматической системе). Но что есть логика? Это – законы мышления. Ниоткуда не следует, что физический мир должен быть логичен и непротиворечив в соблюдении законов, которые наше мышление ему приписывает. Так как физическая причинность означает прогресс времени, то это утверждение подразумевает следующее:

П о с т у л а т. Прогресс времени одинаков для вещества и самосознания (наблюдателя).

Иначе говоря, физическая и психологическая стрелы времени должны совпадать. Только это позволяет нам осознанно или бессознательно рассматривать Вселенную как логическую структуру, которая может быть описана математическими функциями, зависящими от времени. Но при этом любая логически непротиворечивая модель нашей Вселенной будет неполной в принципиальном смысле, а не только из-за исторического недостатка наших знаний. Собственно это и выражено в самом названии начального состояния мира «сингулярным».

Пусть причина и следствие в неопределенной сингулярности ничем не отличались друг от друга во времени. Но в абсолютном покое по определению ничего не происходит. Откуда там взяться причине? Да и с чего бы вообще появляться этой причине. Ну, не было никакой Вселенной. И не надо! Кому понадобилось ее запустить? Почему эта сингулярность, спящая вне времени и пространства, вдруг лягнула себя «в спонтанном нарушении симметрии», как говорят физики, вышла из своей нирваны и затеяла космологическую сансару? Чтобы начался этот блюз, должна была прозвучать самая первая и невероятно пронзительная нота. Верхней границей детектируемых современными научными приборами частот является гамма-излучение ( 10 в 19 Гц). Высота же этой первой ноты должна находится в частоте планковского времени (10 в 43 Гц), т.е. далеко за пределами доступных нашему наблюдению частот, в том регистре, который существует только теоретически. С ноты, которую мы в принципе не способны «услышать», началась эта безумная музыка пифагорейских сфер, и звезды закружились в гравитационном вальсе.