Ничего личного - Дмитрий Бондарь

Отрекомендовав Майцева–старшего "представителем зарождающегося советского бизнеса", мы поручили его заботам Фрэнка Бригли и Линды — пообтесаться. Бригли, помня наши беседы и желание "инвестировать свободные капиталы в Россию и Китай", не особенно удивился такой просьбе, но долго не мог понять, что ему делать с "этим русским". Только после продолжительной беседы с коньяком и клятвенного заверения Захара "помочь с поставками любых кубинских сигар", все вопросы отпали и у Фрэнка появился новый стажер. Хотя поначалу возраст стажера и его дичайший акцент в купе с небывало кривым построением фраз вызвал у сотрудников Бригли смешки, вскоре Сергею Михайловичу каким‑то образом удалось завоевать их расположение и стать душой компании.

Линда даже рассказала как‑то раз, что они впятером: она, Майцев, которого она трогательно звала "Mychailytch", а так же работники офиса Бригли — Шпильман, красуня Джилл и Полански как‑то в ночь с пятницы на субботу шлялись по ночному Луисвиллу, и по желанию "русского гостя" прошли насквозь всю Мэйн–стрит, заходя в каждый попадавшийся на четной стороне улицы кабачок, где пропускали по стаканчику виски, и затем шли в следующий. И заразительно при этом смеялась, комментируя поведение Майцева–старшего. А мне подумалось, что если так все пойдет дальше, то нужно будет завести частный медвытрезвитель. И выписать из Союза десяток сержантов милиции для комплектования его штата.

В общем, Сергей Михайлович успешно постигал азы американского делового этикета и вскоре должен был сдавать серьезный экзамен — ему следовало самостоятельно получить канадское гражданство. И не за три года, как предусматривал закон, а за пару недель — как требовалось нам. Потому что на территории нашей многострадальной родины как‑то так сложилось, что у человека с паспортом иностранной державы, желательно из числа доминионов британской короны, был по умолчанию гораздо больший кредит доверия со стороны властей, чем у любого из отечественных предпринимателей. Это отношение тщательно культивировалось телевидением, прессой, эстрадой — видимо, стране очень была нужна валюта и ради нее нынешние правители готовы были лечь под кого угодно.

Пике и Берри остались в Союзе, поднимать старые знакомства, выстраивать внутреннюю сеть сочувствующих и доверенных, которые в скором времени должны были стать основными проводниками наших нововведений на всех уровнях — от законодательства до прессы и кухонных разговоров. Важнейшим моментом была массовость — и эти два человека должны были ее обеспечить. Финансировать их предполагалось через несколько учрежденных ими же совместных предприятий и некоммерческих фондов — когда советская машина бывала как следует смазана и простимулирована, она работала быстро, четко, с перевыполнением любых планов.

С Карнаухом Захар встретился с помощью вездесущего и всезнающего Павлова, но Юрий Юрьевич, год назад оказавшийся на пенсии, куда он ушел с поста замправления Внешторгбанка, был невыездным — кому‑то показалось, что он хранит слишком важные тайны. Да в общем‑то так оно и было: любая власть тщательнее всего охраняет свои финансовые дела, которыми немножко порулил Карнаух. Болгария да Чехословакия — вот самые западные страны, куда он мог выехать, если бы очень сильно того пожелал.

— Я нашел людей, отвечающих за соблюдение Карнаухом режима, — похвалился Захар. — В общем, двадцать тысяч долларов обеспечили кому‑то хорошее настроение и надежду на обеспеченную старость, а Юрия Юрьевича перевели в какую‑то другую категорию "секретных" работников. В общем, он в следующий понедельник будет в Белграде, а там парни Луиджи вывезут его в Италию.

— Ты рассказал ему о нас?

Захар посмотрел на меня так, будто я был одним из пациентов его папаши:

— С ума сошел? Я не такой балаболка как ты, разболтавший Блэку и его людям самую страшную тайну современности. — Майцев засмеялся довольно. — Нет, конечно! Павлов сплел для него какую‑то убедительную историю и предложил работу в одном из полусекретных загранучреждений вроде любимого Карнаухом банка "Восток", только в Штатах. Они были шапочно знакомы раньше, а теперь сошлись на ненависти к нынешнему Генсеку. В общем, Юрий Юрьевич очень хочет поработать в своем прежнем качестве биржевого дельца. Говорит, есть масса идей.

— А как он воспринял всю эту детективщину: взятки, побег из Белграда и вообще?

Захар беззвучно рассмеялся:

— Знаешь, он научился уже ничему в этом мире не удивляться. Его такими вещами не проймешь. Человек, возивший золото в пассажирском самолете… В общем, это ему глубоко безразлично: нужно, значит, нужно! Только еще настаивал на вывозе своей команды. Он ведь не один работал.

— И что ты ему предложил?

— Ну–у-у… — Захар протянул загадочно. — В общем, в течении нынешнего года все его люди будут здесь.

— Лучше в Англии.

— Как скажешь, — пожал плечами Майцев.

Неформальная встреча с журналистами, обещанная Фрэнком, все‑таки состоялась. Собралась дюжина "золотых перьев" из Нью–Йорка, парочка залетных с Западного побережья и последние двое представляли Чикаго. Все они были не из первого десятка пишущей братии, но "подавали большие надежды". Не как журналисты, "работающие в поле", а по большей части как администраторы от журналистики: редакторы отделов, выпускающие и даже один — Главный редактор какого‑то специализированного обозрения из Сан–Франциско. Конечно, время от времени они и сами пописывали, но важнее было другое — они должны были стать чрезвычайно полезны, полезнее самого талантливого писаки, потому что решали, какая статья появится в их изданиях, а какая будет положена в стол. Во всяком случае, Бригли думал так, и Уилкокс его в этом поддерживал.

Переговорная комната на шестнадцатом этаже, свежеотремонтированная, еще пахнущая всякой строительной химией — вездесущий Снайл успевал всюду: и перестраивать здание и заниматься делами фонда и контролировать биржевые операции — уже заполнилась гостями. После того как Фрэнк, Тим Ландри, и Майцев–старший вошли в помещение, на этаже появились мы с Алексом и я прочитал фамилии на визитках съехавшихся шелкоперов. В самом деле, по большей части их имена были незнакомы. Пара мне встречалась в финансовых еженедельниках — в нескольких разных, еще трое были из Fortune и Forbеs, остальные, видать, и в самом деле были "подающими надежды". Кто они такие — знали только Фрэнк и Бенджи. Но в любом случае встреча оказалась небесполезной. И один из этих "темных лошадок" и объяснил мне кое‑что, чего я раньше не понимал.

Наверное, стоит сказать пару слов о Тиме. Бывший школьный учитель истории, он стал первым из тех людей, что были подобраны и рекомендованы Золлем. До того, как попасться на глаза кому‑то из наших неведомых предшественников в деле подрыва американской государственности, он лет пять старательно скрывал свои доходы от мелкой торговли наркотиками в своей школе. В случае, если бы эта история всплыла — по совокупности заслуг — наркоторговля, уклонение от уплаты налогов, подделка документов — он должен был получить лет десять–пятнадцать тюрьмы. А заключения он боялся больше, чем знаменитого Красного Карлика из Детройта. Кому‑то из авторитетной тамошней братии, из числа отбывающих пожизненный срок, он сильно задолжал — не в деньгах, а в обещаниях, которые не выполнил, когда это было нужно. И теперь Тим резонно считал, что даже сутки в кутузке будут для него смертельной опасностью. И мы всячески поддерживали такое его мнение. Бухгалер и охранник при нем, как и завещал Золль, были подобраны из числа полнейших антагонистов и сговориться с ними он мог бы разве что в следующей жизни.

В общем, Тим Ландри был как раз тем парнем, который нипочем бы не стал подводить своих благодетелей. Да и не знал он нас. Я был представлен ему как один из таких же "счастливчиков", а Захар и вовсе был в его глазах "всего лишь курьером". Он искренне уверился, что за нашими спинами — за его, моей, захаровой и еще десятка таких же "миллиардеров" стояли такие "большие люди", что даже думать о них было неоправданным риском. Алекс уверил меня, что мы крепко держим его balls в своих крепких, не очень мозолистых руках.

Он был тщательно проинструктирован Фрэнком о том, что ему стоит говорить, а что нет, и куда он может засунуть свои личные соображения и предпочтения.

Мы с Алексом направились не в переговорную, а в соседнее помещение — в маленькую комнатку с кофейным аппаратом. Вся ее обстановка состояла из пары удобных кресел, столика с чайным сервизом и односторонней прозрачности зеркала, выходящего отражающей стороной в тот зал, где проходила встреча. И еще на стенах висели колонки, исправно доносящие до нас все, что происходило в соседней комнате.

Первые минуты разговор был достаточно скованным. Журналисты почти ничего не слышали о First Global Trust — первой нашей конторе для налаживания инвестиций в Россию, и поначалу восприняли собрание как место, где им раздадут приглашение на участие в какой‑нибудь афере. Но Бригли показал себя замечательным оратором, и я в который раз порадовался своему выбору. За полчаса он сумел расположить к нам большую часть гостей, и когда выступил Тим со своей программной речью о поиске новых рынков и желании инвестировать в Россию и Китай, некоторые даже ему похлопали. В заключении своего спича Тим сказал, что если в серьезных изданиях появится некоторое количество статей, пропагандирующих перспективность вложений в эти страны, наш фонд не останется безучастным к их авторам. Потом объяснил, почему считает подобные вложения в чужую экономику невозможными для одной, даже очень богатой и влиятельной компании, какими бы капиталами она не распоряжалась — здесь уже не хлопали, а просто согласно кивали.