Господин Дик, или Десятая книга - Жан-Пьер Оль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мишель, я…
— Ха-ха-ха! Это колоссально, дорогой пиквикист! Колоссально! Монумент во славу пустоты! Смейся же, друг мой, смейся вместе со мной! Это все, что ты нам оставил! Это все, что нам остается!
— Мишель, я хотел бы представить тебе господина Дика.
XVI
Они были в комнате вместе с нами. Должно быть, они неслышно один за другим вошли в дверь, которую горничная оставила открытой. Я не видел их, но я ощущал их присутствие. Присутствие этой толпы сраженных жалостью, ошеломленных, осиротевших.
Клара Пегготи, служанка Копперфилдов, вытирала свои большие глаза батистовым платочком. Супруги Микобер печально склонили головы; Гримуиг уже не в первый раз объявлял, что он «готов съесть свою голову». Квилп, карлик из «Лавки древностей», чтобы лучше видеть, пробирался сквозь лес ног. Копперфилд и Пип, одетые в черное, стояли по левую и правую руку от Диккенса и казались двумя чудными сыновьями, спешно призванными к смертному одру их отца. Слышались вздохи, вполголоса произнесенные слова. И этот полушепот выражал не только скорбь, но и какое-то общее ощущение бессилия, едва ли не вины. Он вызвал их из небытия. И вот теперь он умирал. Это был скандал, парадокс, это было невыносимо. Они отдали бы всё, чтобы исправить эту несправедливость. Даже дико вращавший глазами убийца Билл Сайкс, даже негодяй Урия Хип, ломавший свои маленькие влажные пальцы и тихим голосом призывавший врача. Даже тупой и ко всему безразличный эгоцентрик Подснеп, хотя обычно своей «правой рукой он отмахивался от самых сложных мировых вопросов (и тем совершенно их устранял)», — даже он чувствовал себя неловко и вопрошал: «Нельзя ли что-нибудь сделать?»
И тогда, выражая общее чувство, добряк Пиквик опустился на колени подле Диккенса. Он был первенцем, рожденным в энтузиазме молодости, в ту героическую эпоху, когда не было еще сомнений и угрызений, когда страдание было лишь запятой, а смерть — точкой, и новая фраза очень быстро притупляла ее острие. Увы! Его талант и фантазия покинули этот мир. Никто уже не исправит его просчеты и провалы его вкуса.
Несмотря на свое брюхо, лорнет и лысый череп, Пиквик рыдал, как ребенок.
Он вытащил платок и попытался отереть лоб Диккенса. Но его рука проскользнула, как тень. Беспомощный, он взглянул на остальных. Их мир не был нашим миром. Они существовали лишь в наших головах, они жили там, крохотные и безграничные, эфемерные и неразрушимые. И до такой степени значительные, что старик из Бристоля, молодая девушка из Бостона и ребенок из Бордо непоколебимо верили в их существование. Но, несмотря на все это, такой смешной малости, как слово, было довольно, чтобы они исчезли.
— Возьмите.
Вырванный из грез, тщетно искал я вокруг себя Пиквика, Дэви, Пипа, господина Дика: их поглотили вечер и голос Джорджины.
Наконец я взял зеркало.
Легкий, незаметный поначалу налет затуманивал стекло, словно какая-то проказа, пожиравшая образ Диккенса.
— Месье Борель, — холодно сказала Джорджина, — оставьте меня с ним наедине. Пожалуйста.
«Дурак!» — так снова и снова аттестовал я себя, поднимаясь по лестнице, идя по коридору к гостевой комнате, где до меня останавливались Форстер, Лонгфелло, Коллинз и Андерсен, открывая дверь, созерцая оправленную постель, диван, кресло, на котором валялся последний выпуск «Друда».
Дурак! Я воображал себе какого-то дикаря с кинжалом и палашом, какого-то смуглолицего подозрительного типа с тюрбаном на голове, которого Ландлесы привезли в Англию в своем багаже! Теперь эта анаграмма бросалась мне в глаза со всей своей наивной очевидностью: разгадка Тайны содержала одиннадцать букв — десять и одну. Джон Джаспер и Сордж Педжах — это одно и то же лицо. В опиумном умоисступлении учитель пения слепо скопировал своего Автора, сотворив персонаж из ничего просто тем, что нарек ему имя. Он убил под псевдонимом. Смеха или восхищения заслуживает этот труд, доказывающий одновременно и прискорбную тщету, и невероятное могущество литературы? Она станет всем и она станет ничем — как ты сам захочешь.
Я открыл шкаф и начал укладывать свои вещи в старый саквояж отца. Я ощущал себя пустым и бесформенным. Мне казалось, что меня можно без труда сложить и сунуть в саквояж меж двух рубашек. Во мне не было никаких движущих сил — одна лишь эта проклятая режущая ностальгия. Ностальгия микроба, помнящего, что он был Богом, — или наоборот? Внизу умирал Диккенс, а наверху был почти мертв я.
Через минуту, покидая Гэдсхилл-плейс, я столкнулся на крыльце с Уэллером. Он был словно в каком-то оцепенении. У него как-то нелепо повисли голова и руки — как у марионетки. Он смотрел на меня не видя.
— Господи! — сказал он. — Что с нами будет?
Он сделал несколько шагов к конюшне, но затем, раздумав, бросился со всех ног бежать по направлению к Рочестеру.
Примечания
1
Цирюльник (um.).
2
Прощай, желтая птичка (англ.).
3
Персонаж «Оливера Твиста», жестокий, лишенный совести преступник; в финале он убивает свою подругу Нэнси, заподозрив ее в том, что она донесла на него в полицию.
4
Бог из машины (лат.).
5
Честная игра (англ.).
6
Потише (англ.).
7
Ваше здоровье! (англ.)
8
Туги — индийская секта религиозных убийц-душителей.
9
Применив насилие (лат.).
10
Дата радиообращения генерала де Голля к французам с призывом продолжать борьбу.
11
«Но что за блеск я вижу на балконе? Там брезжит свет. Джульетта, ты как день!» (англ., пер. Б.Пастернака).
12
«Оставь служить богине чистоты. Плат девственницы жалок и невзрачен. Он не к лицу тебе» (англ., пер. Б. Пастернака).
13
Цитата неточна, слова «dickens» (англ. разг.: «черт») у Шекспира нет.
14
Суточные гонки вокруг города Мана.
15
Третий том сочинений Рабле.
16
Лощины (англ.).
17
Мы наконец вдвоем, я как во сне.
И больше никого не нужно мне.
Как жаль, что раньше не встречались мы… (англ.)
18
Факты, сообщенные мисс Майнд, достоверны, однако крушение произошло не на линии Лондон — Рочестер. Одно из двух: либо старая дева слегка повредила голову, либо — и это наиболее вероятно — она существовала лишь в воображении Бореля. Вспомним, что мать Эвариста, Констанс Борель, — урожденная Констанс Глюк…
19
По всей видимости, речь идет об июньском выпуске «Тайны Эдвина Друда» — последнем, вышедшем при жизни Диккенса. В нем Джаспер, дядя героя-эпонима, посещает склеп клойстергэмского собора, находит пустую могилу и кучу извести, которая при случае может обеспечить исчезновение трупа. Сторонники виновности Джаспера, как правило, основывают свои теории на этой сцене. О многочисленных спорах вокруг предполагаемой развязки романа можно прочесть в работе: Мишель Манжматен. Сто лет друдианы. Издательство университета Бордо, 19**.
20
Сэм Уэллер — имя слуги Пиквика (см. выше). Это и тип стойкого, хитрого, склонного к сентенциям кокни, и в то же время одно из самых оригинальных созданий во вселенной Диккенса. Цветистые фразы и абсурдные метафоры этого персонажа иногда граничат с патологией. Его появление в середине романа спасло «Пиквика» от коммерческого провала и окончательно упрочило популярность Диккенса.
21
Родная деревня Флобера.
22
Фарс (англ.).
23
Да, это — деликатес (англ.).
24
Во французской школе принят обратный отсчет годов обучения.
25
Если солнце горячо (исп.).
26
Город кокса (англ.).
27
Прекрасно (англ.).
28
