Мир пауков. Маг и Страна Призраков - Колин Уилсон

— Да скажет мне хоть кто-нибудь, что здесь происходит?

— Я угробил его по дурости, вот что, — горько сказал Найл.

Симеон положил руку ему на плечо.

— В том не было твоей вины.

— В том-то и дело, что была. Мне надо было сначала снять кулон.

— Но кулон его даже не касался, он свешивался на стол.

— Какая разница. — Найл поглядел сверху вниз на желтозубого мертвеца. — Он может убивать на расстоянии.

— Кто? — спросил Фелим.

— Тот, кто его послал. Маг.

Фелим посмотрел на Найда с неподдельным изумлением.

— Да ну? Настоящий?

— Я все, когда надо, объясню, — торопливо вмешался Симеон.

— Но…

— Сейчас не время этим заниматься.

Фелима, по всей вероятности, одолевала тревога.

— Я бы все-таки хотел знать, что его убило.

— Если тебе нужна моя догадка, то пусть будет сердечный приступ. — Симеон протянул руку и опустил веки на выпученные глаза.

— А я думал…

Симеон оборвал его, бесцеремонно махнув рукой.

— Давайте прежде снимем остальную паутину. Я хочу видеть, есть там еще кулоны или нет.

Через десять минут шелковистая кисея была снята с остальных тел. Всего тел было четырнадцать, и, судя по одежде, Скорбо с дружками добывал съестное в городе пауков. Особенно заметно по лицам: черты у всех одновременно и броские, и вместе с тем какие-то вялые — породистость и тупость, полулюди-полускот. Трое были из сословия слуг. Четверо женщин, семеро юношей и девушек, из которых некоторые едва достигли подросткового возраста. У каждого (Фелим указал) на плече или на шее имеются следы клыков — свидетельство, что любители человечинки накидывались сверху.

Все это время Найлом владела гневливая досада, он по-прежнему клял себя за неосмотрительность. Когда было покончено с последним коконом, Фелим подытожил:

— Кулонов больше нет.

Симеон высказал вслух то, что было на уме у Найла:

— Значит, в живых у нас остается одна только девушка. Надо беречь ее как зеницу ока.

— А еще лучше сделать как-нибудь так, чтобы она очнулась.

— Как насчет гадючьей сыворотки? — поинтересовался Фелим.

Симеон подумал.

— Слушай, а ведь, может, и получится. Во всяком случае, стоит попробовать.

— Что еще за сыворотка? — переспросил Найл.

— Противоядие от яда рогатой болотной гадюки. Я ее создавал, вводя яд под кожу лошади, пока у той не выработался иммунитет. Это однажды спасло мою жену в Великой Дельте. Яд болотной гадюки действует примерно так же, как и паучий яд, от небольшой дозы наступает паралич, от большой — смерть.

— А мы ее тем самым не убьем?

— Да ну, что ты. Яд в сыворотке уже нейтрализован. Если на то пошло, мы могли бы ее вначале опробовать на одной из этих спящих красавиц. — Он повернулся к Фелиму, — Помоги-ка мне подыскать кого-нибудь с хорошим, стойким пульсом.

Фелим пощупал запястье девушки, лежащей по соседству.

— Может, эту?

Симеон взял другое ее запястье, деловито кивнул. Затем приподнял ей веко и тихонько коснулся кончиком пальца глазного яблока. Найлу показалось, что второй глаз под закрытым веком тоже слегка шевельнулся.

Из деревянного ящичка-аптечки Симеон вынул предмет, в котором Найл узнал шприц. Шприц он видел впервые, но урок истории в Белой башне открыл ему их существование. Симеон догадался, о чем он думает.

— Я тоже никогда ими не пользовался, — Он протянул шприц Найлу, чтобы тот получше рассмотрел. — Красота, правда? Всего один такой мог бы спасти моему отцу жизнь. А теперь их у нас под сотню штук.

— Двенадцать дюжин, — послышался голос.

В дверь вошел паренек лет четырнадцати. Волосы у него были коротко подстрижены, в остальном же — вылитый Фелим.

— Что, нашел еще? Молодчина. — Симеон положил руку пареньку на плечо. — Это мой племянник Бойд, юный гений механики, разбирается лучше всех в семье.

— А угадай, что я еще нашел? — живо спросил Бойд. — Электрический генератор! Здорово, правда?

Фелим смешливо фыркнул.

— Может, было бы здорово, если б нам от этого электричества имелась какая-то польза.

— Польза? — В голосе паренька чувствовалась уязвленность, — Что значит «польза»?

— Ну скажи, на кой он тут ляд, — усмехнулся Фелим.

— Ну, для начала осветил бы эту комнату, это уже кое-что. Генератор-то аварийный. У тебя что, в голове совсем уж темный лес?

Было видно, что братья при случае не прочь поддеть друг друга.

— Не обращай внимания, — сказал Симеон пареньку. — Я думаю, это прекрасная находка. А что там еще у тебя?

Бойд держал гибкую металлическую ленту бледно-золотистого цвета.

— Точно не знаю. Наверное, или бипартитный энцефалоскоп, или аппарат Галлстранда. Я думал, может, ты знаешь.

Фелим взял ленту у брата.

— По мне, так это просто надо напяливать на голову.

Действительно, лента была вроде той, которую носит Мерлью, чтобы держалась прическа. Вместе с тем было что-то чарующее в ее золотистом поблескивании и изяществе этой металлической полоски.

— Пошел бы да поискал название в Большой медицинской энциклопедии, — подал идею Симеон. — Ты уже закончил распаковывать?

— Куда там! Там еще целая груда.

— Тогда иди и доканчивай. Мы скоро подойдем.

— Ты не хочешь за компанию? — спросил Бойд, впервые поворачиваясь к Найлу.

— Нет, он остается с нами, — решительно сказал Симеон, — Иди заканчивай с разгрузкой.

Бойд, покосившись на Найла, скорчил кислую мину. Когда он уносился по коридору, Фелим с шутливой сокрушенностью сказал:

— Головушка у моего братика светлейшая, но докучать любит ужасно.

Паренек вообще-то сразу пришелся Найлу по душе, глаза у того светились разумом.

Симеон уже осматривал предплечье девушки.

— Давай гадючью сыворотку.

Фелим подал стеклянный флакончик, наполненный желтоватой жидкостью. А когда Симеон уже наполнил шприц, Найл вдруг испытал нехорошее предчувствие.

— Может, для начала попробуем дозу поменьше?

Симеон пожал плечами.

— Ничего страшного быть не должно. А в общем, ты прав, ни к чему понапрасну изводить сыворотку.

Он утопил плунжер, и часть жидкости стекла обратно во флакончик.

Найл посмотрел сверху на лицо спящей девушки. Хорошенькая, темноволосый подросток со смугловатой кожей и полными губами. Было что-то на редкость привлекательное в ее безмятежности. Почти сам того не сознавая, Найл своим разумом проник через лицо в ее спящий мозг. Это было равносильно погружению в море забвения, полное отсутствие бытия. Хотя через призму бесчувственности Найл продолжал сознавать свое собственное тело, стоящее сейчас у изголовья и смотрящее сверху вниз. Но свою сущность он сознавал не как всегда, а словно стал вдруг новорожденным, бездумно глазеющим на мир.