Дикое сердце - Симона Вилар

— Эти франки… — задыхаясь, рычал Ролло. — Эти христиане… Я ведь чувствовал, что что-то может случиться!

Франкону вдруг показалось, что язычник смотрит именно на него. И тогда с ним случилось то, чего не было со времен, когда еще юнцом он впервые попал к норманнам. Он обмарался. В животе его саднило, а по ногам текло. Диво, что остался стоять, даже не. выронил Гийома, Откуда-то возник старичок Таурин, взял у него плачущего мальчика. А Франкон, наконец-то сообразив, что Ролло до него и дела нет, достойно придерживая полы длинной: ризы, двинулся в сторону бревенчатых построек монастыря. Завидев, что Ролло со своими людьми ускакал из Эрве, он смог наконец-то заняться собой, причем держался столь достойно, словно случившееся с ним было делом самым заурядным.

Пожалуй, Франкону повезло в одном. Перепуганным людям было не до него. Паломники спешили покинуть это место, монахи только и говорили, не падет ли на них гнев и что ожидает передатчиков-христиан, за которыми помчался Ролло. Франкон тоже об этом призадумался. Ролло, конечно же, решил, что в исчезновении его жены повинны именно они.

«Пусть это останется на совести тех, кто поспешил с похищением Эммы», думал епископ, облачаясь в чистые одежды и отдавая загаженную сутану оторопевшему рабу. Теперь он мог спокойно подумать, что именно ему придется говорить в свое оправдание. Он ведь спас наследника Нормандии, все это смогут подтвердить. И если гнев конунга на кого-то и должен обрушиться, так это на охранников Эммы, особенно на Беренгара. Такой ход собственных мыслей несколько успокоил епископа, и, когда к нему прибежала взволнованная Сезинанда и стала просить за супруга, он достойно заметил, что ей сейчас следует усердно молиться за своих соотечественников-франков, кои находятся в полной власти Ру.

Ролло вернулся лишь на рассвете. Лодин и Бьерн, сопровождавшие конунга, были мрачны. От Ролло пахло паленым, одежда его была забрызгана кровью.

Епископу удалось отозвать скальда, и тот угрюмо поведал, что Ролло приказал страшной пыткой вырвать у христиан признание: повесил нескольких из них на сучьях деревьев и велел развести под их ногами костры.

— Вся их франкская охрана вместо того, чтобы заступиться за священнослужителей, попыталась скрыться, — рассказывал Бьерн, нервно теребя височную косицу. — Тщетно. Их нагнали и зарубили. Те же, под кем

горел огонь, орали не своими голосом и уверяли, что им ничего не известно об Эмме из Байе.

: Франкон истово перекрестился.

— Страшный грех взяли вы на душу, язычники, когда подняли руку на слуг Божьих…

Но Бьерн не слушал. Спросил вдруг:

— Кто такой Ги Анжуйский?

Франкон с трудом оставался невозмутимым.

— Это сын графа Фулька. Когда-то он был помолвлен с Эммой. Бьерн кивнул.

— Ну тогда все ясно. Дело в том, что один из пытаемых признался, что этот Ги был в свите священников, но отстал неизвестно когда. Клянусь Одином, на Ролло это произвело сильное впечатление. Какое-то время он стоял как завороженный, а потом спокойно велел обезглавить всех. И теперь их головы на шестах красуются вдоль дороги. Больше он не произнес ни слова.

Франкон с досадой подумал, какую оплошность допустили франки, прислав за Эммой Ги. Возможно, Роберт пытался подослать к племяннице преданного человека, да к тому же еще ее бывшего жениха, с надеждой, что это умиротворит Эмму. Однако он не подозревал, что Ролло начнет ревновать и что — упаси Боже! — решит, что Эмма сама сбежала с анжуйцем. Конечно, Ролло из соображений мести может кинуться искать ее, и тогда план герцога удастся. Но Эмма так долго испытывала терпение Ролло, что он может просто наплевать на нее, утешившись с кем-то иным… Но нет, не может! Он слишком любит ее. Даже невероятно, чтобы в сердце этого властного и жестокого человека нашлось столько места для подобной привязанности.

— О чем ты задумался, поп? — с подозрением спросил Бьерн.

— Уж не подозреваешь ли ты меня в чем? — едва ли не с искренним возмущением воскликнул епископ.

Скальд лишь ухмыльнулся.

— Тебе больше надо опасаться не меня, а Роллона, Франкон. Клянусь валькириями, он сейчас сам не свой и готов подозревать каждого. Хотя, может, тебе, повезет, раз благодаря тебе Гийом остался с Ролло.

— Тогда — и да поможет мне Бог — я постараюсь убедить Ролло, что Ги Анжуйский здесь ни при чем. Эмма давно равнодушна к нему, и это мне, как духовному отцу, известно из первых уст.

Бьерн сделал резкое движение, так что зазвенела его кольчуга.

— Поверь, мне известно это не хуже, чем тебе. Однако у Эммы столь непредсказуемый нрав, она так упряма и решительна, а главное, в своем гневе никогда не думает о последствиях… Так что ни тебе, ни мне пока не следует ни о чем говорить с Ролло. По крайней мере пока, ибо не назовешь мудрым того, который осмелится дразнить раненого льва.

Ролло действительно чувствовал себя преданным, получившим удар в спину. Он стоял посреди шатра, откуда, едва он вошел, испуганной стайкой выпорхнули женщины Эммы. Он их даже не заметил. Стоял, скомкав в кулаке тонкую шаль Эммы. Страшное подозрение закралось ему в душу. Поначалу он решил, что Эмму похитили его враги. Но после сообщения об этом проклятом Ги.

«Я спала с ним на древнем алтаре в ночь перед вашим набегом. И если бы не ты, мы бы прожили с ним счастливую жизнь». Как давно она ему это говорила!.. Но он запомнил все, слово в слово. И когда Ги в качестве посланника Роберта Нейстрийского прибыл в Руан, она сразу кинулась к нему, несмотря на запрет Ролло. А потом, как она просила за него, когда их схватили после неудачного побега!

— Нет, она не могла оставить меня! — глухо прорычал он. — Не верю, что ради этого анжуйца-выродка она забыла все, что было между нами, забыла собственного сына.

Но память как резала. Он словно слышал ее голос: «Клянусь, что уйду, если ты мне изменишь!»

Ролло становилось трудно дышать. Да как она смела! Как смела покинуть Руан, как смела бежать!..

На него вдруг словно нашло затмение. А когда он пришел в себя, то оказалось, что лежит на настиле в шатре, а Лодин и Беренгар, навалившись сверху, прижимают его к земле. Все вокруг было перевернуто: лежанки, стульчики разбросаны, ковры сорваны, сундучок Эммы изрублен. Даже железный светильник согнут пополам, а платья и плащи Эммы искромсаны в клочья.

— Тебе давно следовало бы найти другую женщину, Рольв — сказал Волчий Оскал, когда Ролло успокоился. Он старался говорить дружелюбно, но — помимо воли в его голосе сквозило злорадство. — Не такую, как эта вертихвостка.

— Закрой рот, — устало прервал его Ролло, — ибо, клянусь священными браслетами Одина, еще слово — и я разрежу твою пасть от уха до уха.