Закон Талиона (СИ) - Пригорский (Волков) Валентин Анатолькович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Товарищ Сухов аккуратно положил на краешек блюда последнюю обглоданную кос-точку и, сложив руки на животе, удовлетворённо откинулся на спинку стула, победно глядя на Полежаева. В этот момент он сильно походил на великого актёра Евстигнеева в роли профессора Плейшнера — добрый и беззащитный человек. Он играл, он лицедействовал, он примерял очередную бессчётную маску. Его лицедейство из профессиональной необходи-мости давно переросло в привычку, а привычки суммарно, с Пашиной кочки зрения, закре-пощают человека, делают его на капелюшечку объективно слабее. Хотя, кто из нас без при-вычек и слабостей, не шибко обременительных для окружающих? Поэтому Павел к измен-чивым личинам напарника относился с пониманием и даже с уважением, поскольку у това-рища Сухова была, среди прочих, ещё одна привычка или скорее свойство личности, кото-рое он сам характеризовал, как "неликвидность, граничащую с идиотизмом". Этот человек не то, чтобы не умел, он физически не мог покупаться и продаваться. "Клинический случай, — притворно вздыхал он, — но мой мозг и весь организм в целом способен функционировать лишь в рамках идеи, созвучной с моим пониманием справедливости". Витиевато, но, по су-ти, верно. "В рамках идеи" его мозг функционировал, дай боже, а в опасных ситуациях к работе подключался "весь организм в целом", да так, что от некоторых только клочки по закоулочкам. Некогда в Конторе умели учить многому.
Павел представил, как десять лет назад товарищ Сухов, защищая свою жизнь, бодался с сектантами в тайной войнушке и, несмотря на немалый боевой опыт, мысленно содрогнулся. Успевшие вовремя смыться, наверняка запомнили его лицо, возможно, и по сей день, оно грезится им по ночам в дурных сновидениях.
— Я тебя не утомил? — Съехидничал Фёдор.
Павел отмахнулся.
— Чего уж там. Что дальше?
— Дальше? Войну объявим. Беспощадную.
— Ага. С чего начнём?
Сухов не ответил, он задумчиво посмотрел на часы, сказал: "Пора", — и полез в карман за сигаретами. Табакокурение было ещё одной его слабостью или привычкой, как ни назы-вай. С ней он боролся, но победить не мог. Может, не хотел? Собственно, вся борьба своди-лась к курению по расписанию. За сутки он позволял себе употребить девять сигарет. С учё-том шестичасового сна, по штучке в два часа.
Напарник молчал вовсе не потому, что раздумывал, по его лицу было видно: план дей-ствий готов, но Фёдор, попыхивая сигаретой, оттягивался и с ответом не спешил.
Аккуратист Павел, собрав со стола тарелки, пошёл на кухню отмывать посуду в тазике — планы планами, а повинность повинностью. Он не торопил коллегу и не ломал голову по-пусту. Знакомы они с Фёдором уже лет шесть, и эта не первая их совместная командировка. Судьба в образе бати-комбата свела их перед тем, как неожиданно для командования Паша написал прошение об увольнении. Сослуживцы недоумевали, они со дня на день готовились обмыть в кружке с водкой Пашину майорскую звёздочку, а он, чудик….
Павел вернулся в гостиную, она же кабинет, она же спальня, как раз к процедуре ту-шения бычка — окурок, бережно зажатый между большим и средним пальцами, нежно при-жимался к присыпанному пеплом, жестяному донышку банки из-под шпротов. На лице кол-леги было написано искреннее сожаление. Никогда по жизни не куривший Павел, в который раз подумал о том, что трудно найти привычку глупее, чем вдыхание дыма от сгоревших растений.
Товарищ Сухов хитровато так, по-ленински глянул на Павла и, словно отвечая на его невысказанные мысли — телепат, блин — заговорил.
— Мне лично трудно представить себе причину, подвигнувшую к первой затяжке первого курильщика в истории человечества. Ведь был же первый? Но сначала нужно было выбрать из разнообразия трав именно эти мясистые и горькие листья, высушить их, свернуть в подобие сигары или даже изобрести что-то вроде курительной трубки и, запалив с одного конца, втянуть в себя едкий дым. Человек, дотоле никогда не куривший, не мог испытывать потребность в глотании дыма. Особого дурмана в табаке нету, привыкание к нему — процесс совсем не моментальный. Откуда, что? Некие жреческие мистерии? Гм, тоже версия, но не более достоверная, чем любая другая. В таком разе можно допустить, что действо сие изначально было продиктовано наитием свыше. И уж много позже свою роль сыграло инстинктивное стремление приматов к подражанию. Вот я, в силу юной бестолковости, впервые закурил из чистого обезьнства да, пожалуй, из желания казаться взрослее. То, пан, есть глупство. Много раз бросал, боролся с вредной привычкой, как видишь, безуспешно, а сейчас, разменяв полвека, не вижу смысла в этой борьбе. Пока. Так вот: пока, — Сухов своеобычно перепрыгнул с отвлечённой темы на текущую, — ничего особенного не предпринимаем, работаем тонко. Столь любимые тобой грубые методы забудь. Я покопаю вокруг фирмы, ты присмотришь за братом Васей и его адвокатом. Все дела. Завтра вечером обменяемся, если не случится чего-нибудь из ряда вон. А если всё же случится, воспользуемся кодом.
Паша кивнул. В их тандеме не первый год существовал способ кодированного экс-тренного вызова с помощью мобильного телефона. Конечно, чего проще: набрал номер и говори. Но бывают, особенно в их работе, обстоятельства, когда открытая беседа по мобиль-нику не желательна, скажем, если за тобой ведётся наблюдение, или рядом с тобой находит-ся человек, которому вовсе не обязательно, а то и вредно, слышать твой разговор, да мало ли… Вот для таких вот обстоятельств и встроены в их аппаратики особые приставочки, сами по себе никакой информации не передающие, лишь включающие зуммер в режиме вибрации. Коллеги носили свои телефоны, пристёгивая их ремешком чуть выше запястья левой руки. При желании можно и поговорить, а так: нажал кнопочку сбоку, к напарнику поступил неслышный сигнал. Сколько раз нажал, столько зуммеров прошло. Количеством и продолжительностью сигналов обозначалась заранее оговорённая информация. Ни один, даже сверхвнимательный топтун не насторожится, если преследуемый правой рукой коснётся запястья левой. Вот и вся хитрость.
Из ряда вон
Апрель, 2004 год.Капитан, уходя в плавание, свою "Мазду" непременно оставлял на стоянке Союза офицеров, а в довесок к автомобилю прикладывал стопку собственноручно заполненных бланков-доверенностей на право управления машиной. Бланки хранились в сейфе председа-теля, и он, пользуясь предоставленным правом, при необходимости вписывал в доверен-ность ФИО нужного водителя. Таким вот образом Павел полноправно оказался за рулём ав-то ныне покойного капитана — не подкопаться, катайся, сколько хочешь, поскольку данные о смерти владельца в ГИБДД не попадают.
Паше подумалось, что хоть и не уберёгся моряк от смерти, но, сам того не ведая, обес-печил им же самим приглашённых негласных следаков оптимальнейшим транспортом. Пре-имущества налицо. Первое — мобильность. Ну, это само собой. Второе: тачку можно не ща-дить, если того потребует дело. И главное: если в силу обстоятельств придётся переступить закон, то ни Сухова, ни Павла невозможно вычислить через этот теперь уже ничейный авто-мобиль. Дальновидный Сухов подсуетился и ещё в Москве организовал водительские права, естественно фальшивые, с фотографией Паши в гриме. Кроме того, этот город настолько переполнен японскими тачками, что "Мазда" цвета "мокрый асфальт" с тонированными стёклами, подобная из подобных, обычная из обычных, становится неприметной до невидимости.
В воздухе висела влага: и не дождь, и не туман — не поймёшь что. На ветровом стекле, миг за мигом, словно сами собой тут и там вскипали малюсенькие капельки воды. Через приоткрытую "боковушку в салон цедился, по-настоящему ощутимый только приезжими, запах моря-океана. Павел, выдерживая интервал и прячась за двумя-тремя попутными лег-ковушками, уже полдня таскался по городу в хвосте у серебристой "Мишубиси".
Чтобы не особенно мудрить, Павел с утра пораньше припарковался к обочине непода-лёку от входа в небольшую частную гостиницу, в которой, по данным Сухова, приютился адвокат, как отметил Паша — тот ещё сибарит. Устроился адвокат с комфортом, а вот затор-моженного и бессловесного Василия Петровича — брата покойного капитана, определил для проживания в хлипкой хижине на окраине города. Судя по всему, хозяин пригородного до-мика — пожилой то ли китаец, то ли кореец, был в курсе сектантских делишек, поскольку, не задавая лишних вопросов, жёстко ухватил Василия за руку и увёл в дом. Сам адвокат дальше калитки не пошёл, сказал пару слов на прощанье и уехал.