Без лица - Хари Кунзру

— Думаю, да.

— Без разницы, черт возьми! И я не постесняюсь сказать тебе, что мои яйца похожи на две спелые дыни. В поезде попытался было забросить ногу на маленькую медсестру-полукровку, но она отказалась. Пригрозила, что сорвет стоп-кран, фригидная сучка. На ее месте другой сказал бы спасибо, но некоторых из них прямо-таки не уговоришь. Ну а чего мне на самом деле хочется — так это большой бабы. Знаешь, такой, чтобы немного лишнего балласта спереди и сзади. Вот такие мне по нраву. Нет ничего хуже, чем костлявая девка, правда же?

Когда они сворачивают в лабиринт глухих переулков, отходящих от Фолкленд-роуд, Бобби нервно озирается. Он рискует, приведя сюда сегодня этого Бриджмена. Пока все вроде бы спокойно. Несколько человек смотрят, как они проходят мимо; Бобби пытается придать походке беспечность, Бриджмен неторопливо ставит одну ногу перед другой. Двое нахальных английских ребят вышли на прогулку.

За большими бабами стоит идти в «Дом Гоа». Мария Франческа не ожидала увидеть их и бросает нервный взгляд на Бобби, пока Бриджмен громыхает вверх по ступеням и проходит в двери. Кроме них, посетителей нет, так что все домашние сидят в гостиной, пьют чай и закусывают липкими кокосовыми сластями. Ряд улыбающихся жующих лиц. Бриджмен ликующе хлопает в ладоши при виде такого буфета пухлой обнаженной плоти и немедленно утягивает Терезу — бесспорно, самую большую бабу из всех пирующих — через занавеску с бусинами в одну из спален. Бобби расхаживает взад и вперед, задумчиво куря, и краем уха слушает историю Искорки о клиенте, который всегда приносит с собой манго.

— Ты с ума сошел? — спрашивает Мария у Бобби. — Зачем ты притащил его сюда? Люди на улице жаждут крови, ты же знаешь.

— Ничего не случится! — рявкает Бобби. — Потом я отведу его домой. Нам всем нужно что-нибудь кушать, — говорит он, насмешливо указывая на опустошенную тарелку со сладостями. — Что наша жизнь без риска?

Ему нравится, как звучит эта фраза, найденная в одном из романов миссис Макфарлэйн. В ней есть что-то мужественное, авантюрное. Мария иронически фыркает:

— Посмотри на себя, балда кокосовая! Ты не можешь отвязаться от англичан, даже под угрозой того, что тебе перережут глотку.

— Трахай свою мамашу.

— Я уже перетрахала всех остальных. Нет, беру свои слова обратно. Ты не кокосовая балда. Снаружи ты тоже белый.

Она говорит это с улыбкой, и Бобби проглатывает оскорбление. Из спальни доносится низкий, сиськосжимательный рев удовольствия, сопровождающийся профессионально звучащими трелями и прочими мелодическими украшениями Терезы. Спустя несколько минут с блаженным видом появляется Бриджмен.

— Как насчет выпить, старина? — спрашивает он у Бобби, отхлебывая из своей фляжки.

Девушки как будто впечатлены этим фамильярным тоном. Красавчик Бобби, такой обходительный, что даже фиранги обращаются к нему как к равному. Бобби отпивает немного, для приличия, чувствуя, как жидкость обжигает ему горло и проваливается глубже. Его осеняет неприятная мысль.

— Это… это ведь не?..

— О нет! — смеется Бриджмен. — «Старый солодовый чайски»? Нет, его уже давно не существует. Это мой рецепт.

От этого Бобби не легче. Бриджмен, как бы то ни было, в наилучшем настроении. Едва замечая, что, кроме него, никто не пьет, он осушает флягу и спрашивает Марию, оценивая ее ухарским взглядом, нет ли у нее какой-нибудь скидки для особых клиентов. Несмотря на то что его слова так неразборчивы, что она с трудом что-либо понимает, в конце концов выясняется, что он хочет «пойти еще», на этот раз с ней. За этим следует еще одна интерлюдия в спальне под аккомпанемент уникальных воплей Марии. Похоже, она играет на галерку, эффектные ноты с переменной высотой звука на ура принимаются в гостиной. Ого, говорит Тереза, ревет, как фабричный гудок. Через некоторое время наступает тишина. Не заботясь о том, чтобы одеться, Мария выходит и говорит Бобби, что его друг отрубился.

— Он не может оставаться здесь, — говорит она, вращая глазами и укоризненно грозя Терезе пальчиком.

Тереза отвечает тем же жестом, и все девушки валятся со смеху. Бобби посылает одну из них за водой.

Часом позже он и Бриджмен опять в пути. Бобби почти несет его, мясистая посткоитальная рука обнимает его за плечи, тяжелая и сырая, как лесное бревно.

— Понимаешь ли, — говорит ему Бриджмен, — старая добрая родина отличается от того, что есть тут.

Улица пустынна, но Бобби испытывает тревогу. В воздухе стоит запах гари, а вывалившись из «Дома Гоа», они споткнулись о ботинок, одиноко лежащий посреди дороги. Теперь, когда большая часть рупий этого пьяного идиота перекочевала в его собственный карман, Бобби хочет избавиться от него. Как только они окажутся вблизи больших отелей, он его отпустит.

Не суждено.

Бриджмен как раз гадает, похожи ли горы родины на местные горы, и предполагает, что те этим и в подметки не годятся. В этот момент одна из теней перед ними раздваивается, затем дробится на несколько меньших теней, и у каждой в руках палка, бутылка или нож. Бобби леденеет от ужаса. Семь, восемь человек? Даже на расстоянии они воняют дымом и тодди. У вожака вокруг головы обвязан лоскут, в руке — металлический прут, на щеке — пятно крови, будто он уже дрался этой ночью. Когда он выходит на свет, Бобби видит, что глаза его налиты кровью от гашиша.

— Фиранги, трахающие своих сестер, — сплевывает он.

Эгоизм глубоко укоренен во многих людях, а в Бобби — глубже, чем в большинстве других. Решение бросить полубессознательного Бриджмена приходит более или менее вовремя, чтобы соответствующие синаптические послания успели дойти от мозга к ногам.

Он пускается бежать.

И слышит за спиной вопли, удары, тошнотворные звуки.

И бежит еще быстрее.

Через некоторое время он осознает, что за ним никто не гонится, и останавливается. Он обнимает колени, дышит огромными рваными глотками. Придя в себя, он испытывает острое чувство вины. Нужно было остаться с Бриджменом. Нужно было стиснуть кулак, взмахнуть рапирой и порубить их всех. Всех восьмерых? Истекая потом, он снимает галстук и сворачивает пиджак под мышкой. Затем осторожно пускается в обратный путь.

Люди ушли. Это первое, в чем он удостоверяется. Бриджмена оттащили в проулок между высокими стенами арендованного дома и дворика каменщика. Он лежит на спине, руки вяло и как-то формально вытянуты вдоль боков. Он кажется умиротворенным — на расстоянии. Неподвижным.

Бобби выжидает и наблюдает еще несколько минут. Да, они ушли. Можно приблизиться.

Мертвый Бриджмен выглядит ничуть не лучше живого. Левая сторона лица — сплошной огромный ушиб, черный и распухший. Его челюсть перекошена, одна сторона вдавлена от удара. Неряшливая рубашка, когда-то украшенная пятнами от еды, теперь сверкает единообразным кроваво-красным. Бобби исследует его с чувством некоего отстраненного сожаления. Алкоголик, который должен был ехать в Англию. Последняя ночь развлечений. Странный штрих: несмотря на все это, он умудрился удержать в руке свою фляжку. Бобби наклоняется и вытягивает ее из мертвой руки. Перевернув фляжку, он различает инициалы «Дж. П. Б.», выгравированные на одной стороне, и это еще раз будит в нем чувство вины — на мгновение.

Пустой бумажник Бриджмена лежит неподалеку. Бобби уже собирается уходить, нервничая оттого, что его могут увидеть рядом с трупом, но что-то заставляет его остановиться. Возле его ноги лежит маленькая кожаная папка с документами. Б ней — билет на пароход в Англию, паспорт на имя Джонатана Пелчета Бриджмена и пустой лист бумаги для записей с отпечатанным клише «Спэвин и Маскетт: стряпчие и комиссары по приведению к присяге», Грэй-Инн-роуд, Лондон.

Он смотрит на фотографию в паспорте. Темноволосый молодой человек уставился в камеру, лицо так размыто, что практически отсутствует. Невелико сходство.

Им мог бы быть кто угодно.

Он кладет документы в карман и отправляется обратно в миссию. Прежде чем он достигает конца улицы, идея уже полностью сформировалась в его голове. Он знает, что будет делать.

В воздухе пахнет керосином. Бриджмен, реальный физический Джонатан Бриджмен, уже угасает. Некто, известный ему всего лишь несколько часов. Опустошенный и заселенный заново. Бобби ухмыляется. Как легко сбросить одну жизнь и подхватить другую! Легко, когда тебя ничто не держит. Он удивляется существованию людей, которые познают себя, встав на колени и зачерпнув пригоршню земли. Человек был создан из пыли, говорит преподобный. Но если мужчины и женщины были созданы из пыли, тогда он не из их числа. Если они чувствуют пульсацию босыми ногами и называют это место домом, если они смотрят на знакомый пейзаж и видят собственные отражения, он не из их числа. Человек из земли, говорит преподобный. Земля из человека, говорят Веды, подобно тому, как солнце, и луна, и все прочие создания родились из плоти прачеловека. Но он не чувствует в себе ничего от земли. Когда он движется по ней, его ступни не касаются поверхности. Значит, он произошел от чего-то еще, от другого элемента.