Одиссея самурая, Командир японского эсминца - Тамеичи Хара

Штурман лейтенант Ешио Укихара доложил мне, что расстояние до нашего переднего мателота "Кавакадзе" увеличилось до 1000 метров вместо положенных 500. Он предложил форсировать двигатели, чтобы сократить дистанцию, но я не разрешил. Будем держаться на дистанции 1000 метров.

С правого борта проплыла Коломбангара с нависающей над всей местностью вершиной вулкана, зловеще торчащей на фоне черных туч. Слева не было ничего, кроме кромешной тьмы, из которой в любой момент можно было ожидать чего угодно. Меня бил озноб.

Я дал приказ нацелить все орудия и торпедные аппараты на левый борт, установив прицелы на дистанцию 3000 метров, а торпеды - на углубление 2 метра с раствором 20 градусов. А также удвоить число сигнальщиков.

Следующие 10 минут я напряженно всматривался в темноту, надеясь, что какая-нибудь мелькнувшая тень выявит присутствие противника. Тишина была прервана криком сигнальщика Ямасита:

- Вижу буруны! Черные объекты! Несколько кораблей идут прямо на нас!

Положив руль право на борт, я приказал выпустить торпеды по целям, появившимся с левого борта. Их носовые буруны были уже ясно видны. С ужасом я взглянул на идущие впереди три эсминца нашего отряда. Они продолжали следовать прямым курсом, вслепую сближаясь с вражескими кораблями. Мой "Сигуре" теперь находился в 1500 метров от "Кавакадзе", резко поворачивая вправо и выпуская одну за другой торпеды. Было 21:45.

Мы готовились выпустить восьмую торпеду, когда я заметил всего в 800 метрах от эсминца зловещий черный след, идущий в нашем направлении.

Я снова скомандовал: "Право на борт!" - и в этот момент увидел, как столб огня поднялся прямо в середине эсминца "Араси", а через мгновение два огненных столба, вставших над "Кавакадзе". Нашего флагмана "Хагикадзе", который створился с "Араси", мне видно не было.

Взглянув на поверхность воды, я почувствовал, что у меня перехватывает дыхание: три торпеды шли прямо в носовую часть "Сигуре", которая мучительно медленно поворачивала вправо.

Я почувствовал слабость в коленях и вцепился в ограждение мостика. Первая торпеда прошла в 20 метрах у нас по носу, вторая - еще ближе. Что касается третьей, то казалось, что она непременно нас поразит.

К счастью, этого не произошло. Буквально содрав краску с нашего форштевня, торпеда прошла мимо благодаря резкому повороту, который совершал эсминец.

Не успели мы закончить разворот, как я увидел еще несколько торпед, идущих на мой эсминец. Я приказал положить руль лево на борт.

Когда эсминец мчится на 30 узлах, требуется почти полминуты, прежде чем он начнет подчиняться повороту штурвала. Я с тревогой огляделся. К счастью, больше торпед не было. Я снова взглянул на часы: 21:47. Эти две минуты были, пожалуй, самыми страшными в моей жизни.

В этот момент сигнальщик Ямасита ликуя объявил, что одна из наших торпед попала в корабль противника. Он сам видел взрыв среди американских эсминцев. Это известие явилось хорошей разрядкой для моих матросов, находившихся во время нашего отчаянного маневрирования в страшном напряжении ожидания взрыва собственного корабля. Однако радостные крики быстро умолкли, когда стало очевидно, что ни один из вражеских кораблей попадания не получил.

Позднее выяснилось, что взрыв торпеды, который наблюдал Ямасита, произошел от кильватерной струи американского эсминца. Наши кислородные торпеды были настолько чувствительными, что часто взрывались, попадая в струю от винтов.

Американские корабли не получили в этом бою никаких попаданий. Противник действовал превосходно, не допуская никаких ошибок. (Это была оперативная группа 31.2 ВМС США (капитан 2-го ранга Фредерик Мусбруджер), состоявшая из 12-го дивизиона эсминцев ("Данлэп", "Гревен" и "Маури") и 15-го дивизиона ("Ланг", "Стерет" и "Стек").)

Часть моих торпед должна была точно попасть в цель, но вражеские эсминцы вовремя совершили поворот в 90 градусов на восток и уклонились от них.

Я спросил у радистов, что слышно от остальных трех эсминцев.

Из радиорубки доложили, что "Араси" и "Кавакадзе" передали короткое сообщение о получении попаданий торпедами. От "Хагикадзе" не было ничего.

Быстрая оценка обстановки убедила меня в том, что противнику блестяще удалось заманить нас в засаду, и что "Сигуре" сейчас находится в наиболее невыгодном положении, какое только можно себе представить. Я вспомнил ночной бой у Гуадалканала, когда мой эсминец в одиночку атаковал колонну вражеских кораблей и потопил эсминец "Бартон". Теперь роли переменились. Противник атаковал меня, действуя совсем не в одиночку. Судя по количеству выпущенных торпед, на нас из темноты обрушилось несколько кораблей противника. Я никак не ожидал от американцев такой снайперской торпедной стрельбы в полной темноте. Видимо, опыт прошлых боев с нами их многому научил.

Я, конечно, не мог бросить своих товарищей в беде, но в то же самое время я мало что мог предпринять против настолько превосходящих сил противника. Но поскольку не было никаких сообщений с "Хагикадзе", можно было предположить, что флагманский эсминец еще цел. Тогда нужно попытаться установить с ним контакт.

Я приказал перезарядить торпедные аппараты и объявил, что мы возвращаемся к месту боя. Когда "Сигуре" закончил поворот на обратный курс, было 21:51.

Минутой позже прямо по курсу, примерно в трех милях впереди нас, ночную тьму прорезал огромный сноп пламени. Я отчаянно пытался связаться с нашими кораблями по радио. Никто не отвечал.

В этот момент в ночном небе повисла гирлянда осветительных ракет и засверкали трассы зажигательных снарядов. Противник добивал наши корабли артиллерией.

Еще когда мы разворачивались на обратный курс, я почувствовал, что "Сигуре" как-то неуверенно реагирует на перекладку руля. Еще в самом начале боя я почувствовал какой-то удар в корму, но не был в этом уверен. Только через четыре месяца, когда "Сигуре" был поставлен в док, мы обнаружили в пере руля отверстие диаметром почти в два фута. Американская торпеда прошла прямо через перо руля, но, к счастью, не взорвалась.

Вцепившись в ограждение мостика, я лихорадочно обдумывал свои дальнейшие действия. Палуба эсминца была завалена грузами, а весь корабль забит солдатами, которых было 250 человек. Эффективно сражаться в таких условиях с превосходящим противником было невозможно. У Гуадалканала я совершил три ошибки, и это стоило мне сорока трех человек экипажа. Во сколько обойдутся мне ошибки, которые я совершу сегодня?

"Сигуре" все еще двигался к месту боя, когда в 22:10 артиллерийский огонь неожиданно прекратился. Все снова погрузилось в кромешную тьму. Я был уверен, что три наших эсминца потоплены. Противник, видимо, прячется в темноте, выжидая момент, чтобы обрушиться на одинокий "Сигуре".