Сталин. От Фихте к Берия - Модест Алексеевич Колеров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Важно также, что текст трактата служил одновременно и хорошим риторическим образцом для нейтрализации возможных упрёков в самоизоляции как политике регресса. Он гласил, звуча на максимуме прогрессивной риторики:
«Правовое государство является замкнутою совокупностью множества людей, подчинённых одним и тем же законам и одной и той же высшей принудительной власти (…) если действительной задачей государства является помощь всем своим гражданам в овладевании тем, что им принадлежит, как соучастникам человечества, и, затем, сохранение за ними этого… чтобы это было возможно выполнить, должно быть отстранено неподдающееся упорядочению влияние иностранца, и государство разума является таким же замкнутым торговым государством, каким оно является замкнутым торговым государством законов и индивидов (…) государство должно прежде всего замкнуться от иностранной торговли и образовать с этого момента такой же обособленный торговый организм, какой оно уже образовало — обособленный юридический и политический организм»[370].
Как уже говорилось, именно Ф. Энгельс дал революционной традиции конца XIX — начала XX в. карт-бланш на изображение учения Маркса философским наследником немецкого идеализма[371] и тем самым санкционировал, при необходимости, избирательное использование наследия, в том числе Фихте. Энгельс писал: «мы, немецкие социалисты, гордимся тем, что ведём свое происхождение не только от Сен-Симона, Фурье и Оуэна, но также и от Канта, Фихте и Гегеля»[372], а Бердяев много лет спустя, уже глубоко изнутри эпохи сталинизма, особо повторял это как нечто важное: «Не нужно забывать, что Маркс вышел из недр немецкого идеализма начала XIX века, он проникнут был идеями Фихте и Гегеля»[373].
В немецкой экономической мысли несомненным и скорым публицистическим продолжением линии Фихте стал труд Тюнена «Изолированное государство в его отношении к сельскому хозяйству и национальной экономике» (Der Isolierte Staat in Beziehung auf Landwirtschaft und Nationaloekonomie). Общей предпосылкой своего исследования он взял условный образ замкнутой, суверенной и сбалансированной экономики «изолированного государства», доведённый до абсолюта[374]. Логично, что и этот труд был тогда же издан государственным издательством в СССР, специально сориентированный на его аграрную специфику, но в интересах её суверенного функционирования, а вовсе не в интересах описания её зависимости от мирового хозяйства в целом и экспорта в частности. Книге было предпослано предисловие видного советского экономиста-аграрника. В контексте общего советского увлечения подсчётом межотраслевого баланса и равновесия народного хозяйства как главной единицы экономических обобщений, то есть фундаментального признания факта и нормы суверенной экономической системы в контексте мирового хозяйства, он писал:
«За последние годы мы видим в русской экономической мысли большое оживление интереса к Тюнену. „Изолированное Государство“ стало одной из постоянных тем семинарских занятий почти всех высших сельскохозяйственных школ… „Изолированное Государство“ есть одна из интереснейших попыток построения рациональной системы народного хозяйства как в целом, так и в её конкретных выражениях на местах, в районах».
А главными читателями труда автору предисловия виделись: «Творцы современной сельскохозяйственной политики нашей республики, экономисты, агрономы, землеустроители, работники пути и другие лица, проникнутые задачами рационального районирования страны, ищущие лучших методов и форм организации крестьянского хозяйства, стремящиеся найти правильную экономическую оценку технически возможного и достигнутого, разрабатывающие и осуществляющие широкие землеустроительные и мелиоративные планы…»[375].
Значимым для общественной актуализации наследия Фихте в России рубежа XIX–XX вв. было и философское «расширение» исторического и экономического учений марксизма до пределов универсального (в СССР риторически реализованного «диалектическими материалистами»). В Германии названные части марксизма не ограничивались непременно именно материалистической философией, а соединялись и с позитивизмом, и с «критическим позитивизмом», с «критическим направлением в марксизме», то есть неокантианством. П. И. Новгородцев в своём исследовании социалистической практики конца XIX — начала XX века писал: «практические положения марксизма вытекают не из марксизма, а из теории правового государства, из принципов Руссо, Канта и Гегеля, проникших в немецкий социализм под влиянием Лассаля»[376]. Отстаивая совместимость идеализма с революционностью, Струве вычленял примеры соединений: «Фихте — идеалист и социалист, Кант — идеалист и либерал»[377].
Но после того как один из идейных вождей немецкой социал-демократии Эдуард Бернштейн (1850–1932), прямо соединил свой реформистский политический ревизионизм, отказ от революционной перспективы с этическим учением Канта («назад к Канту!»), перед марксистами встала опасность, во-первых, утраты собственного «этического лица» на фоне кантианских аргументов либерально-социалистического «естественного права» (главным проповедником которого в России был П. И. Новгородцев, тесно связанный с «критическими марксистами» Булгаковым и Струве), а во-вторых, утраты революционного идеала, с которой не могли согласиться и «критические марксисты». Здесь на идейную помощь марксистам-философам и было призвано учение Фихте, пользовавшегося репутацией не только революционного трибуна, но и революционного «преодолителя» Канта. Заимствуя философские аргументы перехода к Фихте у неокантианца Г. Риккерта, Струве, в частности, выступил с лозунгом «назад к Фихте!». Бремя объяснить прикладной смысл этого лозунга пало уже на других марксистов. Ученица Г. В. Плеханова, темпераментный марксистский философ и критик, нашедшая своё место и в Советской России, Л. И. Аксельрод (Ортодокс, 1868–1946), будучи уже марксистским авторитетом, отметила столетие смерти Фихте полновесной апологией, которая, учитывая время её публикации, вошла в подбор «образцовой» марксистской литературы для первого поколения правящих большевистских интеллектуалов. Апологию Фихте как общественного деятеля, «первого социалиста в Германии», «последовательного демократа и утопического социалиста», «крепко родственно связанного… с современным международным социалистическим движением»[378] Л. И. Аксельрод соединила с особым вниманием к книге Фихте о «замкнутом государстве», которое противопоставила капитализму, меркантилизму и фритредерству: «философ приходит к заключению, что личность имеет право на жизнь, на труд и на собственность. Цель и задача государства состоит поэтому в обеспечении этих, согласно нравственному закону, неотъемлемых прав за каждым гражданином… План создания такого государства будущего Фихте развил в философско-социальном проекте, носящем заглавие: „Der geschlossene Handelstaat“…»[379]
В этой интеллектуальной традиции и выступил немецкий экономист Фридрих Лист с продуманной философией национальной экономики и национального суверенитета:
«Между отдельным человеком и человечеством стоит нация с её особенным языком и литературой, с её собственным происхождением и историей, с её особенными нравами и
