Сегодня – позавчера - Виталий Храмов

— Нормальный ход. Если их там немного. А если много — нас удавят с двух сторон.

— Тоже верно. А сколько их там?

— Говорят — полк мотопехоты с танками. Но, ты знаешь — у страха глаза велики. «Их было семеро и оба в валенках». Так комбат и сказал. Вот, тебе и предоставлена честь — скакать впереди всех и пощупать немца за нежные места — первому.

— Польщён. Оказали мне медвежью услугу. А что разведвзвод?

— Медведю и услуги медвежьи. Разведвзвод обеспечивает боевое охранение. Когда выступаете?

— Сейчас Кадет и Мельник сухпай принесут и выходим.

— Давай, Витя, удачи.

— Давай, Саня, она нам понадобиться.

— А, самое главное чуть не забыл. Сейчас проводник подойдёт. Из разведбата дивизии. А по пути вас встретит разведвзвод одного из батальонов.

— Вот, уже лучше. Заблудиться, ладно, не заблудимся, а вот свои обстреляют — будет обидно.

— Кто капитан Степанов?

— Я — Степанов. Ты — наш Сусанин?

— Лейтенант Морозов, разведбат.

— Вот, Кузьмин, оцени момент — старшина, а будешь командовать тремя лейтенантами.

— Шило — старлей.

— Знакомьтесь, лейтенант, это старшина Кузьмин Виктор Иванович, командир вашей группы.

— Лейтенант Морозов Афанасий Ефремович.

— Рад знакомству, Афанасий. Пойдемте, группа готова, вас ждали. Не будем терять времени, по дороге обсудим дела наши скорбные. Семёнов! Поднимай людей.

Пошли. Километра три шли плотной группой по дороге, потом — дозором. Старший лейтенант Семёнов, он же Шило, со своими автоматчиками в костюмах «леший» — впереди, потом я с Морозовым, Мельником и Кадетом, сзади и флангов прикрывали снайпера Лешего. А вот что поведал наш проводник:

— Их там не так, чтобы и много. Нас мало. При переправе потеряли всё тяжелое вооружение. В артдивизионе одно орудие осталось. И три снаряда. Станковых пулемётов считай и нет. Вчера полустанок атаковали двумя батальонами. Без поддержки. В сумме — человек триста. Было. До атаки. Нарвались. Пулемёты, миномёты. Кровью умылись и отошли.

— Сколько могло за это время подойти им подкреплений?

— Днём особо крупных подкреплений не видели. Машины туда — сюда ездили.

— Значит, мост уже проходим для техники? Получается, что их может быть сколько угодно. За ночь они могли и пару танковых батальонов перекинуть, не говоря уже о пехоте. А наши пушки отстали.

— А у вас и орудия есть?

— Будут. Подойдут.

— А что вы за часть такая? И форма у вас странная. И пушки.

— Отдельный истребительно-противотанковый батальон НКВД. Говорит о чём-нибудь?

— Да уж. Чекисты.

— Не обязательно. Я вообще в органах не состою и не состоял. А комбат — пограничник. НКВД занималось формированием, оснащением, ну и курирует. Хотя, большинство личного состава как раз к НКВД имеют прямое отношение.

— Целый батальон особистов.

— Можно и так сказать. Не любишь ты особистов, как я погляжу. Ну, это твоё дело. Люди все разные, а работа у особистов особая — всех подозревать. Это, знаешь ли, на характере сказывается. И частенько не в лучшую сторону. А недругов у нашего народа хватает. И в наших рядах тоже. Кто-то умышленно гадит, в открытую или втихую, подленько, а кто и по недоумию. А кто и ошибается. Бывает же, что человек ошибается. Устал, например, не спал пару суток. А цена ошибки на войне — жизни. Когда одна — самого незадачника, а когда — сотни и тысячи. Вот возьмем пример одного маршала. Тухачевский фамилия его была. Я не знаю причин его ошибок — умысел или наоборот, недомыслие. Его, вроде, в связи с немцами уличили. Но, с другой стороны, сами немцы его называли «кремлёвским мечтателем», считай — недоумком. Главное, что он заказал промышленности двадцать тысяч танков. Все с противопульной бронёй. Самовары. И ни одного эвакуатора, ни одной подвижной реммастерской, нет кранов, способных идти с танками одной дорогой и скоростью и оперативно поменять башню или двигатель. И главное — нет радиосвязи, заправщиков, подвоза боеприпасов, бронетранспортёров для мотопехоты, тягачей для пушек. Все эти танки стали не инструментом победы, а обузой для наших генералов и трофеями для генералов врага. Они сотнями захватывали неповреждённые танки, у которых просто кончилось топливо, а заправить было нечем. А тысячи прекрасных орудий, гаубиц, что нечем было перевезти? Вот — цена ошибки. Народ десятилетие горбатился на воплощение мечтаний одного дурака. Нужны были не десять тысяч лёгких танков, а десять тысяч тягачей для гаубиц. Рассекретили этого «говоруна», расстреляли, делом занялись. Но… А если бы его до сих пор не выявили бы? Хоть четыре года, но было у наших конструкторов.

— Вить, не шуми.

— Извини, Шило. Увлёкся.

— Переходим в «молчание». Рассыпались. Далеко до твоих разведчиков, лейтенант?

— С километр ещё.

— Кто первым их увидит, от меня получит вознаграждение.

Дальше шли молча. Заморосил дождь. Не сильный, но холодный. Обычный октябрьский дождик, что может моросить сутками. Плащ-палатки мы не взяли — шуршат. А «леший» сразу промок, потяжелел. Все разведчики стали похожи на мокрых куриц. Стало ещё темнее. Стали держаться более плотно, чтобы не потеряться.

Идущий впереди Шило вскинул руку. Все замерли. Шило опустил руку на уровень плеча, вытянув в сторону. Все разбежались по укрытиям. Я сел за дерево, вытащил свою заточенную сапёрную лопатку.

— Стой, кто идёт?! — Раздался с земли тихий голос.

— Филин, — ответил Морозов.

— Плохое мясо.

— Лучше, чем никакого.

— Афанасий, ты?

— Я, Петро, выходи. Не дёргайся — чекисты народ нервный.

Вышел один. В мокрой плащ-палатке он выглядел двигающимся мокрым камнем.

— Ещё один, — шепнул Шило.

— Он мой человек.

Мы, с Морозовым, вышли навстречу. Поручкались, я представился, он представился сержантом Шоловым Петром, командир разведвзвода первого батальона. А весь его взвод стоял у дерева в лице одного бойца. Они с интересом нас разглядывали. Ребята Шила и Лешего обошли нас — охраняют периметр.

— Что там немец?

— Тихо сидят, как мыши. Тоже дождь не любят.

А потом мне объяснили, что дальше на лесной дороге стоит лесопилка, от неё дорога расходиться — на мосты, в посёлок, к полустанку — так пиломатериал и вывозили, и прямо на соседнее село, что в двенадцати километрах на север. А на лесопилке — пост немцев. Два мотоцикла, два пулемёта, человек пять-шесть немцев.

В тихую мы их сможем обойти, а вот роты — нет. А поднимется стрельба — вся операция — насмарку.

— Надо их в ножи брать. Что скажешь, Семёнов?

— Можно. Окружить, разом и взять. Нас больше, нас не ждут.