Свет. Испытание Добром? - Юлия Федотова

Замок же Перцау оказался на удивление невелик – вполовину меньше, чем старая резиденция фон Лерхе в Эрнау. И выстроен он был иначе: без внешних стен и внутренних построек. На высоченной скале, круто обрывающейся к морю, громоздилась единственная массивная, плосковерхая башня. И выше этой постройки лишь чайки летали да плыли к востоку розовые облака.

Запрокинув головы, смотрели путники на этакое величие, постепенно осознавали, что туда, наверх, им придется как-то лезть, и от этого становилось страшно.

– А не лучше ли нам переночевать внизу? – робко предложил Кальпурций Тиилл. – Наверняка в этом славном городе отыщется неплохой гостиный двор. Так зачем же беспокоить почтенных домочадцев господина махтлагенара столь поздним визитом?

– Затем, что, когда до «почтенных домочадцев» дойдет слух (а это случится неминуемо, семейство фон Раухов в городе знают), что я, проезжая через Перцау, пренебрег визитом в замок, прощения мне не будет. Не опасайся, друг мой, мы будем желанными гостями.

В укрепленном жилище дядюшки Сигебанда он бывал бессчетное множество раз, к размерам его давно привык и даже не догадывался об истинных причинах беспокойства силонийца. А с приближением к скале оно, беспокойство это, усилилось многократно.

Наверх, в замок, вело два пути. Первый – узкая и невероятно крутая дорога, чрезвычайно ненадежная на вид. Для тех же, кто почему-то не желал ею воспользоваться либо спешил, был предусмотрен путь второй, по мнению силонийца еще более жуткий. Откуда-то сверху, со специального мостка, далеко выступающего из стены, вдоль обрывистого склона скалы спускалась на канате деревянная клетка: заходи, гость дорогой, и поехали!

Ну конечно, Йорген выбрал именно второй путь!

– Мы недостаточно умело управляемся с конями, чтобы лезть в гору верхом, да еще в сумерках. Пешком же будем сто лет ползти. В клетке выйдет гораздо быстрее. Если, конечно, докричимся. На лебедке обычно стоит Каспар Шлох, а он большой любитель поспать.

Кальпурций Тиилл принялся мысленно молить Дев Небесных, чтобы ниспослали Каспару Шлоху особенно крепкий и безмятежный сон; но, к сожалению, Йорген фон Раух при желании умел очень громко и требовательно орать. Очень скоро окрестность огласилась истошным скрипом и лязгом, и маленькое темное пятнышко клетки пришло в движение, стало медленно увеличиваться – призыв был услышан.

Вблизи подъемное сооружение понравилось Кальпурцию еще меньше, чем издали. Сама клетка, размером около восьми эллей в поперечнике, собранная из плохо отесанных досок, была очень грубой и больше всего напоминала те безобразные конструкции на колесах, в которых сажали преступников и возили по городу для устрашения обывателей. Но преступникам было легче, подумалось силонийцу, их-то на высоту птичьего полета никто не поднимал. Да еще на таких ужасных канатах – размахренных, с потертостями…

– Веселенькое предстоит путешествие. – Кальпурций не удержался от нервного смешка.

Йорген его «веселье» расценил правильно.

– Не опасайся, Тиилл, это очень надежная конструкция. Говорят, ей уже триста лет, и она за этот срок еще ни разу не падала.

– Спасибо, друг, ты меня успокоил! – изрек силониец с чувством. – Надеюсь, за этот срок хозяева хотя бы раз меняли канаты?

– Вот этого я не знаю, – ответил Йорген честно. Право, лучше бы соврал!

Первые минуты подъема были ужасны. Клетка шла вверх неровно, толчками и скрипела так, будто была готова развалиться на части в любую секунду. Несчастные узники ее стояли молча, зажмурившись, вцепившись в прутья побелевшими пальцами, и лица у них были просто зеленые. Один только Йорген не вписывался в общую цветовую гамму, он-то проделывал этот путь не один десяток раз и ни малейшего волнения не испытывал. Хотя плачевное состояние спутников от его внимания не укрылось, он представлял, что они должны были чувствовать. Когда-то, во времена оны, Рюдигер фон Раух за шкирку тащил его к подъемному устройству замка Перцау, и визгу было столько, что в городе вообразили, будто у господ режут свиней. Правда, случилось это давно – лет пятнадцать назад, но первое впечатление от того путешествия еще живо было в памяти.

– Зря вы глаза закрываете, лучше смотрите вдаль, – принялся советовать он, – на город или на море. Только взгляните, какая красота! Там огоньки, там, наоборот, закат… А вон чайка, чайка полетела!

– Только чаек мне сейчас и не хватало! – обморочно простонал Легивар. Он с детства боялся высоты, страха своего стыдился, и ему стоило огромного труда сдерживать рвущиеся наружу эмоции.

А хейлиг Мельхиор и силониец совету вняли, осторожно приоткрыли глаза.

Действительно, стало легче. «Слишком прекрасны виды, открывающиеся нам с высоты, чтобы позволить страху испортить удовольствие от созерцания оных», – по-силонийски высокопарно сказал себе Кальпурций. Он смотрел на город, раскинувшийся вдоль побережья, на уютно и мирно светящиеся окошки домов, смотрел на свинцово-серое море и розовую полоску неба над ним и думал о том, как же будет досадно, если вся эта красота достанется чужим мертвецам – может, они и праведники, но вряд ли смогут оценить ее по достоинству… Потом нечаянно бросил взгляд вниз и сам чуть не умер на месте. Дух захватило от высоты: чайки уже где-то под ногами летали.

Но мужчина не должен позволять себе слабости. Вместо того чтобы отвернуться, Кальпурций заставил себя смотреть вниз до тех пор, пока животный ужас не отступил и не сменился восторгом полета. Когда еще человеку представится возможность почувствовать себя птицей, пусть медленно, но очень высоко парящей? Разве это не прекрасно?!

Хейлиг Мельхиор по сторонам не смотрел, он находил утешение в молитве. Он думал о том, что на сколько-то десятков эллей все-таки ближе стал к Девам Небесным. Один только Легивар страдал жестоко все время и больше самой высоты боялся, что спутники заметят, сколь велик его страх. Но и его мучениям скоро пришел конец.

Подъем закончился, с шатких досок клетки друзья ступили на прочный настил мостка. Тогда Кальпурций вновь взглянул вниз и понял, что на самом деле не такой уж чудовищной была высота, просто чайки любят летать низко над морем.

Еще никогда в жизни Кальпурций Тиилл не видел разом столько благородных вдов.

Замок Перцау оказался полон женщин, и молодых, и средних лет, но последних, похоже, было чуть не вдвое больше. И все они накинулись на Йоргена: обнимали, целовали, тормошили (в Силонии дамы ведут себя сдержаннее), а он не успевал их представлять друзьям: Гильда фон Аугенграсс, вдова лагенара Штранда, Дитлинда фон Ранц, вдова богентрегера Хорнвальда, Гудрун фон Клеттер, вдова мессертрегера фон Клеттера…

Их было не меньше двадцати. И все оказались вдовами. Кроме того, по замку носилось множество детей – сирот, надо полагать. Но дети были обычными, а женщины выглядели странно: почти на каждой была мужская одежда, и оружие имелось при них.

В родной Силонии Кальпурцию Тииллу доводилось встречать дев-воительниц, независимых, гордых и надменных, ни в какой малости не желающих уступать мужчинам. Они носили мужскую одежду, идеально пригнанную к их прекрасным фигурам, но она не делала их похожими на мужчин, напротив, словно бы подчеркивала женскую красоту. Они вели себя нарочито резко, порой до грубости, и это тоже им шло. А как они умели двигаться! За их отточенными движениями можно было наблюдать часами, и оружие в их руках казалось неотъемлемой частью, естественным продолжением их самих…

Женщины замка Перцау не имели с гордыми южанками ничего общего. Фигурами они похвастаться не могли, все как на подбор были широкоплечи и мешковаты, мужская одежда, явно с чужого плеча, только усиливала это впечатление. Они носили ее без малейшего кокетства, просто потому, что так им было удобнее в данную минуту. Ну вот, допустим, захотела благородная дама развлечения ради поработать в любимом садике – облачилась в старое, затрапезное платье. А собралась куда-то на ночь глядя с оружием – надела штаны и куртку покойного супруга, что вещам даром лежать? И кроме этой одежды, ничего больше нарочито мужского в их поведении не было, они вовсе не играли в мужчин и никому ничего не стремились доказать. Возьмем медведицу, к примеру. Она, когда дерет охотника, вовсе не демонстрирует окружающим, что ничем не хуже мужа-медведя, просто дерет, и все, по звериной природе своей. Хотя может быть добродушной и сонной, если ее не злить… Почему-то вдовы замка Перцау очень напомнили Кальпурцию медведиц.

А друг Йорген внешним видом дам, похоже, удивлен не был. Только спросил весело:

– Куда это вы среди ночи наладились, дамы?

– Вервольфы у Гремучих скал объявились, кнехты жалуются. Надо бы загнать, – небрежно, будто о прополке моркови шла речь, ответила вдова богентрегера Хорнвальда, маленькая, круглолицая, с милыми ямочками на щеках.