Дети сумерек - Виталий Сертаков

Ощущение родного дома, точнее не скажешь. Гризли внезапно стало зябко при одной мысли, что придётся покидать эту маленькую крепость.

Виола шустро распределила куски омлета и паровые котлетки. Учителю налили потрясающего пахучего чая с плавающими на поверхности кусочками лесных ягод. Дети сдержанно кушали, никто не гремел вилками, не кашлял, не болтал. Иногда Римма шёпотом просила что-то у отца или у брата, а Кит изъяснялся жестами.

— Вы верующие? — спросил Гризли.

— Да, — светло улыбнулась Виола.

Ник быстро жевал, запивал, поглядывая на часы. Дома из грубоватого шофёра он превратился совсем в другого человека — тёплого, округлого, улыбчивого. Закинув в рот последний кусок, он встал, поцеловал детей, жену и побежал одеваться.

Гризли хотел выйти вместе с ним, но Виола его удержала.

— Сидите, сидите. Он сейчас отгонит машину и вернётся. До его парка отсюда пять минут.

— Одному там небезопасно.

— С Ники всё будет в порядке.

— Он вам говорил, что случилось по дороге?

— Да. Это… это неприятно. Не будем сейчас об этом, — Виола даже не сморгнула.

— Вы не боитесь, что Никоса могут задержать? В машине наверняка могли остаться следы.

— Не будем сейчас, — она показала глазами на детей. — Я верю, что всё обойдётся.

Гризли посмотрел на неё внимательно и внезапно увидел то, что видела она. Действительно, всё обойдется. По крайней мере, сегодня и сейчас. Обойдётся, потому что Виола помолилась за мужа.

— У вас дома так… — Леонид не мог подобрать слов. — Так уютно, так почти сказочно.

— Ну что вы, — Виола довольно рассмеялась, прикрывая рот ладошкой. На её розовых щеках появились смешные ямочки, от глаз побежали добрые морщинки. Гризли никак не мог определить возраст хозяйки. Ей в равной степени можно было дать тридцать пять и пятьдесят лет, и он легко представлял, как Виола будет выглядеть, и вести себя в семьдесят пять. Точно так же приветливо, доброжелательно и ровно.

Как будто внутри неё скрыт стальной каркас, позволяющий не гнуться ни при каких ветрах.

У физика случился очередной приступ изумления, когда дети доели и попросили разрешения выйти из-за стола. Виола заставила Кита допить чай, а Римме позволила взять с собой только одну конфету. Но на этом ритуал принятия пищи не завершился. Кит повязал себе и сестре фартучки и принялся носить грязную посуду в раковину, а маленькая Римма подтащила табурет и пустила горячую воду. Виола поставила перед учителем вазочку с печеньем, варенье, мёд и подлила ещё чаю. Гризли видел, что хозяйке необходимо отлучиться, помочь детям, кроме того, в ванной закончила стирать машина, но Виола так его и не покинула, чтобы он не смущался, в одиночестве поглощая пищу. Леониду внезапно стало стыдно того, как много он съел, как сильно проголодался и какой бардак царит у него дома по сравнению с прибранной квартирой его спасителей. Виола затеяла с ним разговор об образовании, о его прежней школе, ни словом не упомянув о ночном происшествии. Гризли невпопад отвечал, раздумывая, как он появится в гимназии с разбитым ртом и забинтованной головой. Только когда речь зашла о Ките, он из вежливости спросил, учится ли Римма в той же школе.

— Нет, мы забрали ребят оттуда, — покачала головой Виола. — Ребята посещают школу при храме. Там лучше.

— Однако Никос сказал, что там… — закончить фразу про убийство учителей Гризли не дали. Хозяйка на короткое мгновение нахмурилась и незаметно провела рукой поперёк рта, давая понять, что при детях тему лучше не поднимать.

В прихожей послышался скрип двери, бренчание ключей, дети побежали встречать отца. Физик в третий раз удивился, когда хозяйка извинилась и вышла поцеловать мужа. Казалось бы, он только что приезжал и совсем недавно все перецеловались в прихожей! Гризли спросил себя, стала бы Рокси целовать его всякий раз, когда он возвращается или уходит?

— Ребята, идите к себе, — негромко приказал отец, возвращаясь к столу.

Дети послушались. Гризли уже настолько привык к их молчаливому послушанию, что удивился бы скорее взрыву смеха или шумному недовольству. Ведь ребят прогнали в комнату как раз тогда, когда между взрослыми затевалась беседа!

— Вы не слишком строго с ними? — спросил Гризли, когда Никос плотно прикрыл за детьми дверь.

— Строго? — удивился отец. — Нет, что вы. Они очень избалованы, особенно бабушкой. Мы позволяем им практически всё, они присутствуют на семейных… — он засмеялся, погладил руку жены. — Да, на семейных советах. Но у нас каждый знает своё место.

У Гризли снова возникло ощущение назидательного религиозного кинофильма.

— Вы зря считаете, что мы принуждаем детей к служению или держим их в углу на коленях, — словно поймала его мысли Виола. — Такие мысли приходят в голову не только вам. Уверяю вас, принуждения в нашей семье нет и в помине. Всё очень просто. У взрослых есть право на свою жизнь, у ребят — на свою. И никто не вправе нарушать границы Мы вместе с ними установили правила и стараемся их соблюдать.

Гризли невольно заёрзал.

— Правила по Библии? — Супруги с улыбкой переглянулись.

— Дорогой Леонид, не надо воспринимать всё столь прямолинейно. Если мы верующие, это ещё не значит, что наши ребята не получат светского образования. Ребята раньше сверстников узнали о том, откуда берутся дети, что означают похабные слова и почему не стоит пробовать марихуану.

— И вы… — Гризли поёрзал на табуретке. — Вы уверены, что удастся их спасти от улицы?

— Не уверены. Поэтому уезжаем.

— Уезжаете? — до физика не сразу дошло. — В смысле? Переезжаете в другой район? А мне всегда казалось, что здесь наиболее тихие кварталы.

— Нет, нет, вы не поняли. Мы вообще уезжаем из города, — Никос приоткрыл дверь в прихожую, отодвинул занавеску. За занавеской в нише громоздились чемоданы. — Один наш хороший друг недавно получил приход в пригороде, в Новой Реке. Там очень красивая церковь, вы должны знать, потому что…

— Я знаю, — кивнул Гризли. — Потому что я возил туда первый класс на экскурсию. Там, кажется, собирались строить монастырь?

— Раньше собирались, до войны, — Виола поставила кофейные чашечки. — Ещё в шестидесятые годы планировали открытие новой мужской обители, но не нашли достаточно средств. Наши друзья…

— Извините, если мой вопрос покажется вам хамством. Кажется, я теперь припоминаю насчёт этого монастыря. Ведь это не официальная церковь? Вы принадлежите к секте?

— Позвольте вас спросить, а кто уполномочил смертного человека определять, что есть вера истинная, а что есть ересь? — спокойно перебила Виола. — Наши друзья верят в Иисуса и любят Иисуса. Разве этого недостаточно, чтобы разделить с нами кров?