Первая книга. Перед рассветом - Олег Башкатов

– Но я же сразу сказал, что я не для властителей родился.

– А им-то что? Они ― это спрут, пожирающий все идеи. С ними не справиться просто так. Что ты им дал, всем им?! Веру?! А что это такое? Куда её прилепить? Как жить ты им не говорил, что делать, когда тебя обманывают ― ты не говорил. Ты ничего не говорил, а потом пришли те, которые перестали тебя бояться и всё твоё перестроили под себя.

– Но это же было без меня.

– Да, без тебя, но с твоим именем. С твоим именем, понимаешь! С твоим именем они жгли города, топили младенцев, обзывали всех язычниками. И оно и понятно. На черта́ ты этот крест придумал вообще?! ― начинал горячиться Коротковолосый. ― Крест же символ отрицания. Хотели всё перечеркнуть, запретить, отменить? Что ты хотел отменить? А потом пришли идиоты, переписали твои десять заповедей в свои книги, и это всё стало называться революцией и властью угнетённых. А потом миллионы невинных жертв?!

– Но я крест и не придумывал.

– А какая разница? За тебя придумали. Ну а потом, ― он ходил кругами по уже весьма вытоптанному и утрамбованному снегу, ― все эти фокусы, все эти чудеса дешёвые, зачем они?

– Ну а как было с ними? Все же не грамотные, бестолковые по сути. Их тема была еда, здоровье и мистика. Вот и пришлось немного поднажать с иллюзиями, ― Длинноволосый старался держаться спокойно, хотя иногда было видно, что он немного нервничает.

– Ну и что? У дураков всегда эти темы главные. Но ты же Бог. Понимаешь, Бог, который родился для них, родился, чтобы каждому последнему дебилоиду предоставить способ спасения. Разве можно было опускаться до их уровня?! И ты сам выбрал это место…

– Но…

– Да. Я знаю, что других вариантов не было… ― намного тише добавил Коротковолосый. ― Просто, потом стало ещё хуже.

– А почему тебе не нравится моё воскресение?

– А мало ли святых не могли утопить, зарезать или просто убить? Они просто оставались живы. И это было уже чудо. Само по себе. Что, нельзя было объявиться где-нибудь потом? Все эти мальчишеские фокусы на народы слишком сильно повлияли.

– Но я хотел подать это по-другому. Это же надежда для каждого.

– Надежда, вера… Знаю я этот язык. А вот эти молитвы бесконечные? Это что? Вместо того, чтобы думать и трудиться, все молились и ползали на коленках. Это прославление неизвестно чего и неизвестно за что. Зачем это? Зачем эта феерия слабости и бессилия?

– Но я же увидел целый мир, что он намного больше и интереснее того, что все видели.

– Ну и что? Ну понял ты, что вселенная ― это единый организм, ну почувствовал ты её в себе. Но это же не значит, что надо забыть о мелочах. Этого нельзя было делать. Эти мелочи всегда накапливаются до тех пор, пока не свалят основное. И все это знали. И дьявол это знал. Нельзя ничего размазывать, замазывать или прикрывать великим. Все хотели делать лучше, не знали как, поэтому только и делали, что хуже, убивали, деградировали, жгли книги, учились покорности и слабости, лишь бы только никто никого не трогал. И так до бесконечности. Ад уже не стал таким безобидным как раньше. Он стал опасным!

– Да, но что было делать? Ведь пустота была сплошная. Куда твои все попропадали? ― спросил Длинноволосый.

– Никуда они и не пропадали. Можно было и гонцов к ним послать. Лет тысячу они ещё ходили по земле, не по твоей конечно, а потом всё. И я бы в эту грязную эру не пожелал бы родиться. Дерьмо и грязь сплошная. Ложь и тщеславие, ложь и тщеславие. Как будто помешались все на этом! Учиться надо было, а не вселенной восхищаться!

– Не волнуйся ты так. Ты же знаешь, что отрицаемое и запрещаемое всегда сильнее всего вылезает наружу.

– Ну да, ну да. Природу, науку, секс и язык уж твои бандиты запретить постарались как следует. Но сегодня-то всё опять перекошено в этих делах. Оно, это дело, вылезло, правда с перекошенной рожей, но даже и эту рожу снова хотят запрещать.

– Но это теперь уже твоя головная боль, ― сказал Длинноволосый, ― теперь твоё время.

– Моё, моё, только разгребать замучаешься. Почему ты к нищим-то полез? Они же не только ленивые и угнетаемые, они же ещё и тупые. Да, верить проще всего тупым, обвести вокруг пальца проще всего идиотов, и дать счастье проще таким товарищам. Вот только они же соврут рано или поздно. Не по злобе может быть даже, а вообще. Природа у них такая. Много они тебе пользы дали? Много прощённых душ в итоге поняли свои ошибки?

– Нет. Не много. А разве надо было к богатым приходить?

– А при чём здесь бедный-богатый. Ты не только к бедным, ты и к богатым пришёл. Верить, молится, соглашаться… Главное ― это всем оставаться на своих местах. Ведь римляне не зря взяли твои идеи. Потому что всем хорошо. Каждый остался при своих условиях. Всем оставалось только верить в то, что не видел и не понимаешь и надеяться на то, во что не веришь, но очень хочется. Грех и святость, бедность и богатство, вера и мудрость ― вот твои оппозиции. К чему они привели, мы знаем.

– К чему?

– Напомнить? Хорошо. Власть воров и лицедеев, я могу назвать единицы правителей, которые хоть как-то могут оправдать свои действия не личной выгодой, а общим духовным смыслом. Большинство царей и королей ― убийцы и негодяи, но все восхваляют их и кланяются им. Все трясутся, чтобы каждому из этой черни первому похвалить своего новоиспечённого придолбанного вождя. Что ещё? Абсолютное отсутствие памяти народов. Истории ― так и вовсе нет. История убита. Все книги сожжены, одно словоблудие и обман. Ни один народ не знает своего прошлого дальше двух веков. Позор и унижение. Все забыли или не знают, где центр мира, где колыбель разума, откуда всё пришло и почему. Никто не знает зачем жить, и только молятся, молятся, молятся, молятся! Зачем они молятся? Этим идиотам разве не говорили, что и земная жизнь пригодна для творения, земная жизнь есть часть мироздания и не надо ничего ждать, чтобы подниматься вверх, к свету и разуму. Эти балбесы думают, что надо чего-то дождаться, а потом наступит рай на земле. Чего они ждут? Чего ты там им наобещал? Смерти ради спасения? Для чего это всё? Ты что не знал, что главное ― это творить и развиваться?

– Знал, ― сказал Иисус.

– Ты же провозгласил себя́ творцом, говорил правильные слова про образ и подобие,