Желанная и вероломная - Грэм Хизер

Сражение продолжалось в течение третьего и четвертого мая.

В конце концов Седуик и Хукер вынуждены были отступить, и армия Потомака отошла на прежние позиции. Победу одержали южане, но досталась она слишком дорогой ценой.

Десятого мая генерал Томас Джексон Каменная Стена умер от пневмонии, которая началась у него после хирургической операции. Он умер на руках у своей обожаемой жены, в полной гармонии с Господом Богом, в которого он так глубоко веровал. Но умер солдатом, который по-прежнему был очень нужен на поле боя.

Его оплакивал весь Юг, погрузившись в глубокую скорбь, а больше всех оплакивал генерал Роберт Ли. Дэниел уже не раз видел горечь и печаль в серо-голубых глазах генерала Ли при сообщении о смерти любого солдата. Но никогда еще этот галантный джентльмен не выглядел таким подавленным.

А война тем временем продолжалась.

Ли снова принял решение перенести боевые действия на Север. На то имелись веские причины, главная из которых заключалась в грабежах мирного населения. Так пусть уж лучше армия южан обирает территорию Союза.

К тому же многих северян затянувшаяся война слегка утомила. Маклеллан — Маленький Мак, — которого Линкольн освободил от командования армией, теперь вел против него политическую кампанию. И даже намеревался выставить свою кандидатуру на пост президента Соединенных Штатов. Маклеллан требовал мира. Если бы Ли удалось дать северянам почувствовать все ужасы и тяготы войны на собственном опыте, то, возможно, северяне стали бы поддерживать Маклеллана и ратовать за переговоры о мире. После этого Конфедерация пошла бы своим особым путем.

На западном направлении войска Союза предприняли наступление на Виксберг, штат Миссисипи, потому что река Миссисипи была жизненно важной артерией Конфедерации.

Мятежникам надо было, чтобы война закончилась.

«Скоро мы снова пройдем по Мэриленду», — подумал Дэниел, и горячая волна прокатилась по всему его телу. Красотка обещал ему предоставить отпуск. Неизвестно, правда, когда, но главное — чтобы побыстрее.

«Только бы она меня не забыла, — твердил он. — Только бы помнила, что я вернусь…» И, как всегда, при мысли об этом сердце его словно сжало тисками.

Забыть его Келли не могла.

И уж конечно, не могла забыть прекрасное утро двадцать пятого мая.

Для нее этот день начался так же, как и все остальные: она проснулась очень рано, оделась и заторопилась к скотине. Первые схватки она почувствовала, когда отмеряла зерно и сено, потом они повторились, когда она кормила кур. Сначала она не обратила внимания на схватки, но чуть позже почувствовала дурноту. Рожать ей, наверное, еще рано. Она ждала его — или ее — появления не раньше июня. В начале июня миссис Майклсон планировала перебраться в город, чтобы быть поближе к доктору Джеммисону. Он, конечно, не одобрял ее поступка, но был порядочным и добрым человеком и не допустил бы, чтобы с ней или с невинным младенцем что-нибудь случилось.

Ей еще очень многое предстояло сделать. На огороде уже созревали овощи, пора было делать заготовки. Малышу требовались теплые зимние пеленки, а на днях она еще начала весеннюю генеральную уборку.

Но уборка может подождать, заготовки — тоже. По правде говоря, когда схватки возобновились и острая боль пронзила поясницу и живот, уже ничто не имело значения.

Келли находилась в птичнике, на заднем дворе, и постаралась справиться с болью, ухватившись за изгородь. На какое-то мгновение она испугалась, потом до нее медленно дошло, что она, наверное, рожает.

Боль отступила, прошла бесследно, так что Келли даже удивилась: уж не почудилось ли ей?

Наверное, почудилось. Она направилась к колодцу и, зачерпнув воды, выпила полный ковш. Похоже, самочувствие прекрасное.

И все же, может быть, ей ненадолго прилечь? Она одна, и кому какое дело до ее хозяйства? Из города теперь к ней редко кто приезжал. Беременность скрыть невозможно, и когда она изредка ездила в город за покупками, старые друзья демонстративно отворачивались от нее. «Ерунда!» — уговаривала она себя, едва сдерживая слезы. Когда закончится война и возвратятся ее братья, она заберет ребенка и уедет отсюда. Например, в Нью-Йорк или Вашингтон.

Но сначала ей надо увидеться с Дэниелом.

Зачем? Чтобы извиниться за то, что спровадила его в тюрьму?

Он сам вернется к ней, чтобы посчитаться. Он ее предупредил.

Сердце Келли сжалось, и она постаралась отогнать мысли о нем, попыталась забыть и радостное возбуждение, и любовь, и страх. И цвет его глаз, и чувственную протяжность речи.

— Перестань! — вслух приказала она себе.

Но разве можно перестать думать о нем в ее нынешнем состоянии, когда люди от нее отвернулись, когда она так отяжелела, что едва волочит ноги? И когда в ней чувствуется биение новой жизни?

Пропади они все пропадом! Она любит этого ребенка, любит всем сердцем. Крошечное создание, которое будет нуждаться в ней, будет любить и верить ей и никогда не осудит.

Келли двинулась к дому. Почему-то кружилась голова. Наверное, ей все-таки следует прилечь.

И вдруг она почувствовала, как из нее хлынули воды, платье, нижняя юбка и панталоны моментально промокли. Она никогда не видела, как рождаются дети, однако, прожив всю свою жизнь на ферме, хорошо знала, что теперь ребенок скоро должен либо появиться на свет, либо погибнуть.

— Только не это! — простонала женщина.

Никогда еще она так остро не ощущала свое одиночество и не испытывала такой паники, иногда ведь родами умирают, причем довольно часто. Ее не страшила сама смерть — она уже похоронила немало людей, которых любила всем сердцем.

Ее страшила мысль о том, что некому будет позаботиться о ребеночке.

Она промокла насквозь и здорово продрогла, так как утро было прохладное. Может, попытаться самой добраться до города? Насколько ей было известно, роды могут затянуться на несколько часов, так что у нее, возможно, еще есть время.

Но не успела она сделать и шагу, как ее снова пронзила боль. Боль была такой невыносимой, что Келли невольно вскрикнула и согнулась пополам.

Неужели такие муки будут продолжаться часами?

Она стиснула зубы и несколько раз глубоко вздохнула.

Нет, поехать она никуда не сможет. Ей надо поторапливаться. Во-первых, стерилизовать нож, чтобы перерезать пуповину, во-вторых, приготовить бечевку, чтобы перевязать ее. Нужны также простыни…

А больше всего ей нужно, чтобы кто-нибудь оказался рядом!

Напрасно она не подумала, что ребенок может родиться чуть раньше высчитанного ею срока. В воображении Келли проносились картины — одна страшнее другой. А вдруг родить у нее не хватит сил? А вдруг она истечет кровью и умрет? Умрет — и некому будет позаботиться о ее ребенке, которого она уже горячо любила?

«Пошевеливайся!» — приказала она себе. И несмотря на то что боль ее еще не отпустила, она поспешила на кухню за ножом. Она приготовила также чистые простыни и салфетки, а также крошечные детские одежки для новорожденного.

Держась за стены и дрожа, как сухой листочек на зимнем» ветру, Келли двинулась по коридору. И тут ей вдруг ясно привиделся Дэниел, стоявший в дверном проеме и с улыбочкой наблюдавший за ней. Какая прекрасная улыбка и какие добрые глаза! Она помнила все до мельчайших подробностей. Его широкие плечи, бронзовый загар… И его торс — горячий, упругий, мощный. Она помнила, как сильно хотела его. Хотела так, что готова была душу заложить за одно его прикосновение.

Но она помнила и его гнев, и непрощающий ледяной взгляд.

Неожиданно ей стало смешно.

«О Дэниел! Если ты хотел мне отомстить, то что может быть лучше?! Сейчас нет на земле человека, который испытывал бы такой же ужас, как я!»

Доктор Джеммисон на консультации смотрел на нее из-под очков неодобрительным взглядом, однако предупредил, что схватки могут порой продолжаться целый день. А когда они будут следовать одна за другой почти без перерыва, это значит, что роды вот-вот начнутся. Первые роды почти всегда бывают затяжными.